Я пожал мокрую липкую ладонь и, дождавшись, пока он повернется ко мне спиной, вытер руку о брюки. Хлопнула дверца, тихо взрокотал мотор, машина исчезла за будкой, шелест ее начал удаляться.
Спецназовцы стягивали с распаренных лиц черные маски.
– Пойдемте, – тронул меня за локоть штатский и быстро зашагал вдоль овражка к верхней дороге.
Мы вышли из-за будки с другой стороны и стали подниматься вверх по дороге. Очень хотелось оглянуться – боковым зрением я видел людей, подметавших асфальт вокруг машин. Штатский на ходу сбросил куртку и сейчас расстегивал бронежилет.
Наверху за деревьями на обочине стояли два автобуса и «рафик» с темными стеклами. У «рафика» – еще два спецназовца. Один полулежал на откосе, второй сидел на ступеньке открытой двери автобуса. При нашем появлении они встали.
– Идите в машину, – сказал мне штатский, и я полез в распаренное нутро рафика.
Дверь за мной тут же захлопнулась.
– Пассажир должен сидеть у дальнего окна, не имея обзора на дорогу, ясно?
– Так точно, – ответил спецназовец.
Через минуту дверь снова открылась.
– Вылезай, батя, а то сваришься. Вылезай, не слушай его, он любит попиздеть.
Я соступил в блаженную прохладу.
– Нет закурить?
– Не курю. Эй, – окликнул он второго, – Серега, дай закурить человеку.
Спецназовец, большеглазый, горбоносый, молоденький, глянул на меня.
– Не обоссался, пока ехал с ними?
Снизу зарокотали машины.
– Давай быстро назад.
Я запрыгнул в «рафик». В переднее окно было видно, как снизу поднимаются все три машины. Впереди наша «Волга», сзади «вольво» и «жигули». У «Волги» было вынуто ветровое стекло, за рулем сидел спецназовец без маски, рядом еще один. Сзади них – тесно и темно. Машины поднимались медленно. За ними растянулись идущие по дороге спецназовцы. Я всматривался в темноту за плечами водителя первой машины. И когда машины поравнялись с рафиком, я увидел сквозь боковые стекла, а потом через задние стекла запрокинутые головы спящих вповалку людей.
Солнце закатывалось за гору.
Спецназовцы шли мимо рафика к автобусу.
У меня уже не было сил держать глаза открытыми. Я прекратил усилие, и глаза закрылись. Перед глазами вспыхивали и гасли белоглазые маски, полуголые стройбатовцы, Ромкина ободранная, намокающая сукровицей щека, по широкому асфальту дороги скатывался мальчик на роликовых коньках.
– …Да нет! Он просто спит.
Меня трясли за плечо. Я разлепил глаза. Тесно, душно, темно. На меня смотрел незнакомый человек.
– Сейчас поедем. Сейчас, – голос знакомый. Ну да, ангел-хранитель.
Я сижу в «рафике». Мотор уже работает.
За окнами густые сумерки, с трудом различаются кусты. Рафик стоит все на том же месте. Впереди светятся окна автобуса. В «рафике», кроме штатского, усатый офицер и еще два спецназовца. Остро пахнет потом и сапожной кожей. Болит затекшая во время сна шея.
– Как вы себя чувствуете?
Я слышу свой голос:
– Нормально.
Спецназовцы смотрят на меня. Обычные лица – скулы, лбы, глазницы, мокрые прилипшие волосы, у одного тонкие усики и светлые выпуклые глаза.
Впереди дрогнули и поплыли окна автобуса, мы трогаемся за ними.
Проехав метров сто, тормозим. Слева из темного провала поднимается дым, подсвеченный снизу редкими сполохами багрового огня. У обочины спецназовцы. Шофер открывает дверцу, и, протянувшись через шофера, майор спрашивает тех, кто снаружи:
– Ну что там? Долго еще?
– Все. Уже заливают.
В дыме, который доносится через открытую дверь, запах горелой резины и еще какой-то смрад.
Мы объезжаем остановившиеся автобусы. Шофер прибавляет скорость. Фары высвечивают впереди асфальт, траву, мелкий кустарник по краям. Дальше – чернота.
Потом огни на шоссе. Утомительно плоская темная земля за окном. Опять накатывает ощущение слабости, я закрываю глаза и проваливаюсь. Сквозь сон ощущаю сбой в работе мотора и открываю глаза.
Мы куда-то приехали. «Рафик» тормозит. Фары высвечивают железные ворота с металлической звездой. Ворота отворяются.
Рафик въезжает в широкий двор и останавливается у двухэтажного здания казарменной архитектуры.
– Приехали, – оглядывается ко мне штатский.
Мы поднимаемся по лестнице на второй этаж. Под ногами вытертый вздутый линолеум. В конце коридора часовой. В кабинете, куда мы вошли, на стуле моя сумка.
– Проверьте, все ли вещи целы.
В кабинете двое офицеров. Они молча кивают штатскому и внимательно наблюдают за мной, им как будто интересно, все ли вещи на месте. Да, всё на месте – паспорт, деньги, ключи, блокнот и т. д. Я вытаскиваю джинсы и свитер.
– Где тут можно переодеться?
– На первом этаже. Вас проводят.
Меня ведут в умывальню – гулкое длинное помещение, вдоль стены краны над жестяным желобом. Я раздеваюсь до пояса. Тут же ополаскиваются майор и те два спецназовца, что ехали в «рафике».
В дверь заглядывает солдат:
– Где заложник? Хохол уже икру мечет.
– Здесь я.
Я иду за солдатом по коридору, сворачивая разорванную на спине рубаху и изгвазданные чем-то маслянистым пляжные штаны. Солдат стучит в дверь. После небольшой паузы голос:
– Войдите.
В пустой комнате за столом сидит мой штатский. Перед ним бумаги.
– Присаживайтесь, – кивает он. – Вот ваши проездные документы. Распишитесь вот здесь – за оказание, так сказать, услуг по консультированию. И вот здесь, и здесь… Должен сказать, что ваше участие в операции обеспечило ее успешное проведение. От имени руководства выражаю благодарность.
Я киваю.
– Регистрация на ваш рейс начнется через час двадцать. Пойдемте, я посажу вас в машину.
Мы выходим из комнаты и спускаемся по лестнице. Навстречу черной толпой с грохотом поднимаются спецназовцы.
– Эй, хохол, куда мужика увозишь? Мы же с ним еще не выпили.
– Вам, похоже, и так достаточно.
– А вот это уж не твое дело.
– Ну так что, киевский, отпустишь мужика с нами?
– Исключено. Нет времени.
– Во, бля, деловые!
Перед крыльцом стоит военный газик с включенным мотором. Шофер изнутри открывает мне дверцу.
– Ну, – говорит штатский, – еще раз спасибо! И счастливого пути.
