— О да, конечно, — ответил граф так беззаботно, как будто его просили угостить сигарой. — Но, — добавил он, — нет ли какого-нибудь способа избежать этой дуэли?
Этот вопрос ни в коей мере не был проявлением малодушия. Даже беглого взгляда на графа Розенвельда было достаточно, чтобы исключить подобное.
Сорока лет или более, с усами и бакенбардами, в которых только-только начала появляться седина, с настоящей военной выправкой — он с первого взгляда производил впечатление человека, имевшего в своей жизни богатую практику участия в самых жестоких дуэлях. И то же время он не производил впечатления хулигана или задиры. Напротив, в его характере можно было обнаружить мягкость и доброту — но, когда было необходимо, он изменял им, проявляя твердость и бескомпромиссность.
Именно такая перемена произошла с ним сейчас, когда Майнард решительно ответил:
— Нет.
— Проклятье! — прошипел он по-французски. — Я возмущен! Подумать только, такое важное дело, как свобода всей Европы, должно пострадать от этой глупости! Правильно говорят, что женщина — проклятие человечества!
— Есть у тебя какие-либо соображения, — продолжил он после этой невежливой тирады, — когда этот господин пришлет своих секундантов?
— Это невозможно предсказать. В течение этого дня, я полагаю. Не должно быть никакой причины для отсрочки, насколько я понимаю. Небесам было угодно, чтобы мы с ним, хорошо знакомые друг с другом, оказались рядом в одной гостинице.
— Вызов пришлют через некоторое время, в течение дня. Стреляться или драться как-то по-другому вы будете, возможно, завтра утром. Отсюда нет железной дороги, а пароход отходит только раз в день, в семь часов вечера. Таким образом, мы потеряем целых двадцать четыре часа! Про-кля-тье-е-е!
Граф Розенвельд произвел эти подсчеты вслух, теребя свои огромные усы и уставясь в одну точку под ногами.
Майнард молчал.
Граф продолжил свои несвязные речи, время от времени произнося громкие восклицания вперемежку на французском, английском, испанском и немецком языках.
— О, небеса, я знаю, что делать! — вдруг воскликнул он, вскочив с места. — Я знаю, Майнард, я знаю!
— Что тобой, мой дорогой граф?
— Я знаю, как сэкономить время! Мы вернемся в Нью-Йорк на пароходе ближайшим вечером!
— Но не избежав дуэли! Я полагаю, что ты учел это в твоих расчетах?
— Конечно, учел! Мы будем участвовать в дуэли и все равно успеем вовремя.
Если бы Майнард не был тонким деликатным человеком, он сразу бы выразил свое сомнение. Но он просто попросил друга разъяснить ему подробности.
— Все очень просто, — ответил граф. — Ты был пострадавшим, и, таким образом, ты имеешь право выбрать время дуэли и вид оружия. Оружие сейчас неважно. Главное — время, которое нам так нужно сейчас.
— Ты хотел бы, чтобы я дрался сегодня?
— Хотел бы, и так оно и будет.
— А что, если вызов будет сделан слишком поздно — скажем, вечером?
— Carrambo! — произнес граф распространенное мексиканское ругательство. — Я меньше всего думаю об этом. Вызов должен прибыть достаточно рано, если твой соперник — джентльмен. Я знаю, как вынудить его сделать это вовремя.
— Как именно?
— Ты напишешь ему, — то есть я напишу, что ты вынужден покинуть Ньюпорт сегодня вечером; очень важное дело внезапно заставляет тебя уехать отсюда далеко. Обратись к нему, чтобы он как человек чести прислал свой вызов немедленно, так, чтобы ты с ним успел сразиться. Если он откажется, то ты в соответствии со всеми законами чести будешь считаться свободным и сможешь уехать в любое время, когда пожелаешь.
— Это будет означать, что я сам вызвал его на дуэль. Будет ли это корректно?
— Конечно, будет! Я отвечаю за это. Все будет полностью соответствовать нормам — строго согласно кодексу.
— Что ж, тогда я согласен.
— Довольно! Я должен приступить к составлению письма. Это дело не совсем обычное, поэтому надо хорошенько подумать. Где у тебя ручка и чернила?
Майнард указал на стол, где были все необходимые письменные принадлежности.
Придвинув стул, Розенвельд сел за стол.
И вот, взяв ручку и быстро начертав на листе положенные этикетом начальные приветственные фразы, он продолжил далее сочинять письмо-вызов, как человек, сильно заинтересованный в том, чтобы письмо возымело действие. Думая о революции в Бадене, он изо всех сил стремился поскорее устроить своему другу предстоящую дуэль или освободить его от нее, чтобы они вместе смогли принять участие в борьбе за свободу на своей любимой родине.
Послание вскоре было написано, аккуратно скопировано, и копия вложена в конверт. При этом Майнарду даже не было позволено прочитать письмо до конца!
Письмо было адресовано мистеру Ричарду Свинтону и передано ему служащим гостиницы в тот момент, когда в коридорах «Океанхауза» послышался громкий удар гонга, оповещающий гостей о начале завтрака.
Глава XIV. Просьба ускорить дуэль
Первый же удар гонга прервал сон мистера Свинтона. Спрыгнув со своей кушетки, он принялся расхаживать по комнате большими шагами, слегка пошатываясь. На нем было то же платье, что и на вчерашнем балу, кроме перчаток цвета соломы.
Но он не думал ни о платье, ни о туалете. Он был слишком сосредоточен на другом предмете, чтобы отвлекаться на собственный вид. Несмотря на то, что голова его сильно кружилась от вчерашней выпивки, он достаточно ясно помнил события прошедшей ночи. Да, он очень хорошо помнил все, что произошло.
Мысли его были самыми разнообразными. Майнард знал его давно, и, возможно, ему была известна неприятная и постыдная история, произошедшая со Свинтоном. Если бы его соперник предал эту историю огласке, великолепная идея Свинтона была бы загублена на корню.
Но это было ничто по сравнению с мыслями об его позоре — пятно на его лице от пощечины могло быть стерто лишь с риском для жизни.
Эта мысль приводила его в дрожь, и он продолжал ходить в тревоге по комнате. Его волнение было слишком заметно, чтобы он мог утаить это от жены. В его тревожном взгляде она видела, что произошло нечто ужасное.
— Что с тобой, Дик? — спросила она, положив руку на его плечо. — У тебя неприятности? Расскажи мне о них.
Сказано это было с нежностью и любовью. Все же сердце «симпатичной наездницы» еще сохранило частицу божественного дара, присущего женщине.
— Ты все еще думаешь о ссоре с Майнардом? — продолжила она. — Я права?
— Да! — ответил муж хриплым голосом. — Эта ссора зашла слишком далеко!
— Как все случилось?
В своем не совсем связном рассказе — после вчерашнего опьянения был бы странно, если бы Свинтон изъяснялся связно — он поведал жене все подробности, ничего не скрывая, даже собственного недостойного поведения в этой истории.
Было время, когда Ричард Свинтон не позволял себе так опускаться в глазах Франциски Вилдер.
