Отец Гольнар продавал кебаб из печени. Однажды он вернулся и рассказал, что продал последний кебаб мастеру-седельщику и его сыну. Торговец похвастался, что его дочь — замечательная труженица, никогда ей не станет плохо из-за едких испарений дубящейся кожи. Вскоре мастер вместе с семьей посетил дом торговца. Гольнар не понравился сын мастера: его плечи и руки были тощими, а глаза похожи на козьи.
Семьи выпили чаю, побеседовали, после этого родители уговорили Голънар показать юноше свой сад. Она неохотно вывела его туда. Юноша похвалил ее овощи, фрукты и травы, а розовый куст поразил его своей красотой. Смягчившись, она попросила юношу принять цветы в подарок семье и срезала несколько больших стеблей. Когда они вдвоем вернулись в дом, руки их были полны роз, и родители заулыбались, представив их в день свадьбы.
Вечером, когда гости уставшей и сразу легла спать, даже не взглянув перед этим на свои розы. На следующее утро тревога разбудила ее, и девушка выбежала на улицу. Под утренним солнцем куст поник, а на белых лепестках появились грязные пятна. В саду было тихо, все соловьи улетели. Гольнар аккуратно срезала самые тяжелые цветы, но, когда она отвела руки от куста, по ним стекала кровь.
Устыдившись, девушка поклялась, что отныне будет лучше ухаживать за кустом. Она полила землю вокруг него водой, в которой мыла ножи для кебаба, и покрыла ее слоем удобрения, сделанного из крошечных крупинок печени.
Днем от семьи юноши прибыл посланец с предложением брака. Отец сказал, что лучшего юноши ей не найти, а матушка робко прошептала ей о том, что у них появятся дети. Но Голънар расплакалась и отказалась принять предложение. Родители не могли понять, в чем дело, очень рассердились и, хотя они пообещали девушке послать письмо с отказом, тайком послали записку, где просили дать немного времени на раздумья.
На следующий день ранним утром Голънар вновь услышала сладкую песнь соловьев и увидела, что розы вновь стали крупными и горделивыми. Вскормленные соком потрохов, бутоны раскрылись, и цветы сияли теперь, как звезды на предутреннем небе.
Она осторожно срезала несколько цветков, а растение в ответ погладило кончики ее пальцев, испуская такой аромат, словно желало прикосновения девушки.
В день празднования Нового года у Гольнар было столько забот, что ей не удалось полить свой куст. Она помогла матери приготовить и упаковать еду, а затем вся семья пошла к своему любимому месту у реки. Там они встретили мастера с семьей. Отец девушки пригласил их выпить чаю и попробовать засахаренных фруктов. Юноша передавал Голънар лучшее печенье, и его любезность поразила девушку (ведь она думала, что отказала ему). Родители уговорили их прогуляться вместе у реки. Когда они остались наедине, юноша поцеловал кончик ее указательного пальца, но Голънар повернулась и убежала.
Когда девушка вернулась домой, уже стемнело. Гольнар решила пойти в сад, чтобы напоить томившийся жаждой куст. Когда она подошла к нему с ведром колодезной воды, внезапно подул ветер и ее волосы запутались в ветвях; куст обнял Гольнар и сжал ее в своих длинных тонких руках. Чем больше она сопротивлялась, тем прочней шипы удерживали ее, царапая лицо. Крича, она вырвалась и, ослепленная кровью, поползла в дом.
Завидев Гольнар в дверях, родители закричали так, будто увидели злого джинна. Поначалу девушка не разрешала прикасаться к ней. Отец схватил ее руки и держал, чтобы матушка смогла промыть раны. К своему ужасу, отец и матушка увидели, что в ее указательном пальце крепко, будто ноготь, торчит крупный черный шип. Когда матушка вытащила его, кровь из пальца начала бить фонтаном.
Отец девушки в ярости выбежал из дома. Через мгновение раздались звуки топора, разрубающего куст до сердцевины. С каждым ударом Гольнар дрожала все больше и в горестной ярости рвала на себе волосы. Матушка уложила ее в постель, где девушка пролежала несколько дней, рыдая в бреду и горячке.
По настоянию родителей через две недели она вышла замуж за юношу с козьими глазами. Молодожены поселились в одной из комнат дома мужниной семьи, и когда муж по вечерам возвращался домой, от него пахло кровью и дубильными смесями. Когда он приходил к Гольнар, она отворачивалась, вздрагивая от каждого его прикосновения. Вскоре она забеременела, родила ему сына, а за ним двух дочерей. Каждое утро она поднималась затемно, одевалась в старую одежду, одевала своих детей в поношенное платье, еще более истрепанное, чем ее. И не было у нее больше времени выращивать цветы, а проходя мимо сада, в котором цвел розовый куст, Гольнар закрывала глаза и вспоминала аромат роз, сладкий, как сама надежда.
Когда моя матушка окончила рассказ, я начала вертеться, чтобы лечь удобней и избавиться от колючей соломы, но это мне никак не удавалось. Было так неуютно, словно в ухо мне залетела пчела.
Матушка прикоснулась к моим щекам и спросила:
— В чем дело, доченька? Ты больна? Тебе грустно?
С моих губ слетел печальный стон, и я притворилась, что засыпаю.
— Я не знаю, зачем рассказала тебе эту историю. Она вылилась из меня до того, как я вспомнила, к чему она, — сказала матушка, будто размышляя вслух.
Я помнила сказки, которые рассказывала матушка в нашей деревне. Они никогда не беспокоили меня. Они всегда предсказывали мужа, который выстелит мою дорогу лепестками роз, а не того, что будет пахнуть гнилой воловьей кожей. Я никогда и не подумала бы, что повторю судьбу Гольнар, но сейчас, во мраке этой странной комнаты, этого странного города, сказка матери звучала как пророчество. Отец больше не мог защитить нас, и не было рядом человека, который стал бы нам опорой. Моя матушка была слишком стара, чтобы кто-нибудь захотел взять ее замуж, а у меня не было приданого. С первым появлением кометы все мои надежды на счастье были разрушены.
Мои глаза были открыты; в комнату пробирались лучи бледного света, и я увидела, что матушка смотрит на меня. Она выглядела напуганной, и я опечалилась за нее больше, чем за себя. Сделав глубокий вдох, я постаралась казаться спокойной.
— Мне было нехорошо, но теперь я почувствовала себя лучше, — сказала я.
В глазах ее появилось столько облегчения, что я поблагодарила Аллаха за силу, которую он дал мне, чтобы сказать сказанное.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Мы проснулись следующим утром, когда путешественники навьючивали своих мулов, чтобы отправиться в путь. Я не меняла свои черные шаровары и рубаху больше недели, и они стали жесткими от пыли и пота. На последние деньги мы сходили в хаммам неподалеку, где оттирали грязь и мыли волосы до тех пор, пока они не начали скрипеть. Затем мы совершили Великое Очищение, окунувшись в бассейн, в котором поместилось бы еще двадцать женщин. Мойщица терла мне ноги и спину, пока я не почувствовала, что усталость от долгого путешествия растворилась. Пока она работала, я разглядывала свои тощие бока, впалый живот, пальцы в мозолях, жилистые руки и ноги. В мечтах я представляла себя изнеженной, с округлыми, будто дыни, бедрами и грудью. Но это были просто мечты: моя фигура не изменилась, разве что лицо и руки, к моему ужасу, сильно потемнели после стольких дней пути.
После купания мы надели чистую черную одежду и шали и отправились искать Гостахама на площади Лик Мира, которую построил шах Аббас, объявив Исфахан своей новой столицей. Мы вошли через узкие ворота, за которыми, казалось, не должно быть ничего огромного и величественного. Но, ступив на площадь, мы застыли в изумлении.
— Вся наша деревня… — начала я.
…могла бы дважды поместиться на этой площади. Не зря люди называют Исфахан «половиной
