Я держалась. Я не слишком много кричала. Пока. Я крепко цеплялась за борта маленькой спасательной шлюпки оптимизма в море страданий. Я говорила себе, что все будет хорошо, пусть Мэллис и отобрал мой браслет, но он никогда не выкинет артефакт, который может каким-то образом ему пригодится, особенно такой древний и дорогой. Я уверяла себя, что он засунул его куда-нибудь в пещере рядом, и что Бэрронс найдет его, и меня. И не будет больше боли, и я не умру здесь. Моя жизнь не кончится. Тут Мэллис кинул бомбу.
С гнилой улыбкой, его лицо было так близко ко мне, что вонючий смрад гниющей плоти чуть было не задушил меня, он потопил мою спасательную лодку, отослал ее прямиком на дно. Он сказал мне забыть о Бэрронсе, если я не него и надеюсь, если только это удерживает меня от безумной паники, потому что Бэрронс никогда не придет за мной. Мэллис сам постарался содрать «маленький хитрый браслет-локатор» в переулке, где настиг меня, там же он кинул сумку и одежду. Он все оставил там, в мусоре с разбитыми бутылками.
Сюда нас отнесли Охотники, так что мы не оставили следов на земле. Мэллис заплатил им больше чем Гроссмейстер и наемники временно работали на него. Никаких шансов, что Иерихон Бэрронс или кто-то еще найдет и спасет меня. Я забыта и потеряна для мира. Только он и я, одни, в чреве земли, до самого конца.
Фраза «в чреве земли» меня добила. Мысль о том, что мой браслет валяется там, в переулке, бесполезный, добила меня еще больше. Я была далеко от Дублина, под тоннами камня.
Мэллис был прав, без браслета, меня никто никогда не найдет, ни живую ни мертвую. Мама и папа получили хотя бы тело Алины. Моего тела они даже не увидят. Что с ними станет, когда они бесследно потеряют и вторую дочь? Я даже подумать об этом не могла.
Бэрронс не поможет. На В’лэйна рассчитывать не приходиться. Если бы он был рядом, он бы уже остановил все это. Он не позволил бы Мэллису творить такое со мной, значит он где-то далеко, возможно исполняет какие-то поручения королевы, и в человеческом мире пройдут месяцы прежде чем он вернется. Остается только Ровена и группа подвластных ей ши-видящих, а она обрисовала свою позицию четко: «Я никогда не стану рисковать десятью, для спасения одной».
Мэллис был прав. Никто за мной не придет.
Я умру здесь, в этой жалкой, темной адской дыре с гниющим чудовищем. Я никогда больше не увижу солнца. Никогда не почувствую траву и песок под ногами. Никогда не послушаю музыку, никогда не вдохну наполненный запахами цветов воздух Джорджии, никогда больше не попробую мамину курицу с пеканом и ее персикового пирога.
Он сказал, что медленно, но верно превратит меня в паралитика. Те страдания, который он собирался причинить моим останкам были слишком ужасны, чтобы мой мозг понял или уши услышали их. Я просто отключила слух. Я ничего больше не слышала.
Надежда — это наше все. Без нее мы ничто. Надежда дает силу. Сила воли это наш мир. Может надежды мне и не хватает, но у меня осталось кое-что: сила воли, чрезвычайное отчаяние, и один шанс.
Сверкающий золотом и серебром, украшенный сапфирами и ониксами, шанс.
Сегодня я поела, меня еще не слишком избили, и одна рука еще двигалась. Кто знает, что будет со мной завтра? Или послезавтра? В этом месте о будущем лучше не задумываться. Может быть я никогда больше не буду иметь столько сил, сколько у меня есть сегодня. Неужели он и правда начнет мучить меня психотропными наркотиками, как обещал? Мысль о том, что разум не сможет контролировать тело, была ужаснее мысли о боли. У меня не будет даже слабой возможности сопротивляться. Такого я позволить не могу.
Сейчас или никогда. Мне нужно было знать: герой я или нет? И может быть другой возможности узнать у меня не будет. В следующий раз он может меня приковать. Или даже хуже.
Он все говорил и говорил, ему было наплевать, что я заставила себя не слышать его и больше не вздрагивала от его слова. Это было выступление, ради которого он жил. Его нездоровые желтые глаза горели маниакальным усердием.
Когда он прикоснулся ко мне снова, я кинулась к нему, будто стремясь обнять его. Он опешил. Я сунула здоровую руку под одежду, нащупала амулет и вцепилась в него. Казалось, что я рукой прикоснулась к сухому льду. Метал был обжигающе холоден, мне показалось что он прожег плоть до кости. Я не обращала внимания на боль. Какой-то миг ничего не происходило. Затем темный огонь, сине-черного цвета стал пульсировать из складок его одежды и из под моих пальцев.
Вот мой ответ: у МакКайла Лэйн есть потенциал на величие!
Мне хватило бы немного суперсилы и карты чтобы выбраться отсюда. Я дернула, но цепь была прочной и крепкой. Я не смогла содрать ее. Я вспомнила, что голова у того старика была почти оторвана. Цепь можно разомкнуть только магией?
Я сосредоточила свою волю, попыталась сорвать цепь с его гнилой шеи.
Прозрачный камень в амулете сверкнул, осветив пещеру темным сиянием.
— Ах, ты сука! — Вампир не мог поверить в случившееся.
Я была права. Он не мог заставить амулет заработать. Я ухмыльнулась:
— Похоже, чего-то тебе не хватает.
— Не может быть! Ты никто! Ничтожество!
— Это ничтожество собирается надрать тебе жопу, вампирчик.
Блеф, блеф, блеф. Молю, чтобы хотя-бы чуточку в этом было правды. Когда цепь резко оборвалась, я отскочила назад к стене, сжимая амулет.
Мгновение он тупо смотрел на меня, рука в перчатке ощупывала шею и я знала он не понимал, как мне легко удалось сорвать его, а ему пришлось чуть не оторвать голову бывшему владельцу. Потом его лицо перекосилось от ярости. Он накинулся на мне, обнажил клыки, и попытался отобрать амулет прежде, чем я смогу воспользоваться им.
Я свернулась в клубочек, вцепилась в артефакт, и сосредоточилась на нем.
Ничего не произошло.
Я сосредоточила горячее место в мозгу и попыталась направленно воздействовать волей на амулет. «Уничтожь его!» — мысленно приказывала я. — «Разорви его. Убей его. Спаси меня. Пусть он умрет. Пусть я живу. Заставь его прекратить меня мучить. Останови его. Останови его!»
Удары продолжали сыпаться на меня. Я не капельки не изменила реальности.
Амулет в моих руках был холоднее смерти, он прожигал руку. Он светился темным светом, предлагал мне свою холодную мощь. В нем заключалась какая-то теневая жизнь, в этой арктической штучке в моей руке. Я чувствовала ее пульсацию, удары нетерпеливого темного сердца. Я чувствовала, оно хотело, чтобы я использовала его. Оно изголодалось по цели, но было тут нечто, чего я не понимала, мне нужно было каким-то образом сделать его своим. Тут я поняла, это не я сломала цепь, амулет сам пришел ко мне, он почувствовал, что я могу использовать его.
Но тут я остановилась. Мне нужно было понять, как заставить его работать.
Что мне нужно было сделать?
Мэллис зубами рвал мне шею. Его плотно обтянутые перчатками кулаки били меня по бокам словно пудовые ядра, он пытался заставить меня разогнуться и отнять у меня амулет. Боль стала нестерпимой.
Темная реликвия оказалась бесполезной.
Возможно, если бы у меня было время узнать, как ее использовать, у меня был бы шанс.
А так, я просто разозлила Мэллиса, оказалось, что я герой, а он — нет.
Он продолжал меня избивать, и я внезапно поняла его натуру. Поняла его сущность. Под чудовищной жестокостью, вампир был эгоистичный, испорченный мальчишка. Вовсе не социопат, а просто пацан, которому все оказалось доступно. Капризный ребенок, который терпеть не может любого у кого игрушки лучше чем у него, больше денег, или больше сил, кто, в любом случае, важнее чем он. Если он не мог отобрать, сделать, или стать таким, он уничтожит это.
Я вспомнила тела в доме уэльского богача. И то, как ужасно они были убиты.
Никто не придет за мной. Я не смогла заставить амулет работать. Хоть Мэллис и подгнил изрядно, физически, я никогда не стану сильнее его. Выхода не было. Такова суровая правда.
