10
Никакого сомнения, катрен а-ля Нострадамус намекал, что по Светлане плачет кладбище. Туда она прямиком и отправилась — на Красненькое, где ждал ее Николай Гладышев.
Он действительно ее ждал (ноги на ширине плеч, руки заложены за спину — классическая поза английского копа), но не возле самих кладбищенских ворот, а ближе к часовенке, через раскрытую дверь которой взгляд свободно проникал внутрь, в полумрак и сразу натыкался на неподвижное пламя свечей.
Увидев Свету, Николай обрадовался так, как ребенок радуется новой игрушке, о которой долго мечтал. Конечно, прыгать на месте и хлопать в ладоши он не стал, но было видно, что с трудом сдерживается.
Гладышев, все так же с руками, заложенными за спину, похожий теперь на провинившегося школьника, начал с того, что принес извинения за место, выбранное для свидания.
Простая история. Оказалось, что его машина с утра вдруг закапризничала. Пришлось договариваться со знакомым механиком, которому только и доверял Николай. А знакомый механик обитал в одном из боксов кооперативного гаража, территория которого прилепилась прямо к кладбищенской стене, больше похожей на крепостную. Время, устроившее Светлану, совпало со временем, устроившим механика. Вот и все.
— Я чувствую себя первооткрывателем, — сказал Гладышев. — До меня, наверное, никто не назначал свидание на кладбище.
— У входа, — уточнила Светлана. — Ближе к часовне.
— Рад, что вы все правильно поняли, что пришли… это вам.
Гладышев неожиданно сделал быстрое движение рукой, и Света увидела перед глазами роскошный букет алых роз, который можно было спрятать только за его широкой спиной.
Сердце ее мгновенно растаяло.
— Семнадцать? — вспомнила она слова Николая.
— Меньше я не дарю. У меня есть предложение. Сегодня… — он посмотрел на часы, — уже опоздали, но не беда… у моего друга вернисаж. Почему бы нам не отметиться?
Ключевым словом в этой маленькой речи было слово «друг». Сразу из глубины сознания всплыло имя: Шурик Родишевский. Он ведь похоронен именно на Красненьком кладбище. Не то чтобы она забыла об этом. Просто мысль все время соскальзывала на что-то другое. И вот теперь…
Она посмотрела на часовню, откуда в этот момент выходили две громко разговаривающие женщины в пестрых платках.
— У меня к вам странная просьба, — сказала Светлана. — Вы неожиданно мне напомнили… Поставьте, пожалуйста, свечку за упокой души одного хорошего человека, — кивок в сторону часовни. — Я без платка. Не хочется вламываться. И поедем к вашему другу.
— Он похоронен здесь? Как его звали? — посерьезнев, спросил Гладышев.
— Как Блока, — ответила она. — Александр… Родишевский. Но я его звала Шуриком.
Через пять минут на машине Светланы они уже ехали в центр города, в район станции метро «Маяковская». Букет возлежал на заднем сиденье. Полдороги Николай молчал, но все же не удержался и спросил:
— Этот Шурик… У вас с ним что-то было?
— Просто хороший человек, — повторила Света и, чтобы успокоить Гладышева, очень коротко рассказала о Родишевском. Балашова она упомянула тоже, но так, будто они едва знакомы.
История Шурика неожиданно заинтересовала Николая… как психолога, — так он пояснил свой интерес. Пошли вопросы, на которые Светлана с неохотой, а потом все больше увлекаясь, отвечала. Так, обсуждая жизнь и смерть Александра Родишевского, они доехали до галереи «Арктур», где и проходил вернисаж друга Гладышева.
Им оказался бородатый улыбчивый великан по имени Игнат, в джинсах, в рубахе навыпуск, минуты разговора с которым было достаточно, чтобы ощутить себя своим в его компании.
Увидев новых гостей, Игнат отделился от кучки, наверное, таких же, как он, художников (бородатые, возбужденные) и подошел к Николаю и Светлане. Состоялся обряд знакомства, в конце которого великан неожиданно заявил:
— Попомните мое слово. Осенью будем гулять на вашей свадьбе!
Свету словно нахлестали по щекам, так вдруг они запылали. Гладышев уронил голову на грудь. Игнат просто не мог не заметить такой реакции на свои слова.
— Ну, может, не осенью, — поправился он, — может, зимой.
Почувствовав, что опять сказал что-то не то, великан попытался быстренько поменять тему.
— Как вообще дела-то? — спросил он. — Как там…
— Да, совсем забыл! — перебил Гладышев своего друга. — У меня для тебя есть пара слов! Извините, Светлана, всего на одну минуточку.
Николай взял Игната за руку и отвел в сторону. О чем они там говорили, Света не слышала. Но сразу поняла, что Гладышев не просто так оборвал друга на полуслове. Испугался, что тот ляпнет что-нибудь лишнее. А сейчас наверняка выдавались инструкции, каких тем касаться, а каких нет. Ей очень хотелось послушать, но…
Чтобы отвлечься, Светлана стала смотреть по сторонам.
Еще только войдя в зал, с которого начиналась выставка (всего их было три), она сразу поняла, что друг Гладышева занимается инсталляцией. Не понять этого было сложновато: голые, выкрашенные в приглушенный голубой цвет стены и нагромождение причудливых конструкций по всему пространству.
Свету заинтересовала композиция, центром которой был унитаз. Она подошла поближе и, покручивая по привычке колечко на пальце, стала разглядывать творение Игната. Завязанные узлом водопроводные трубы (как ему это удалось?!). В коконе из колючей проволоки подвешенная прямо над унитазом кукла. Рядом вращающиеся вокруг своей оси, тоже подвешенные, но на разной высоте, обернутые в разноцветную фольгу стульчаки и вантусы.
Все вместе производило странное впечатление. Об этом как раз и говорили двое мужчин, рядом с которыми она остановилась.
— Производит? — допытывался первый.
— Еще как производит, — отвечал второй.
— А раз производит, значит, это искусство. А раз есть искусство, значит, есть творчество. А если есть творчеством, значит, есть художник. Игнат — художник, что и требовалось доказать.
— А я тебе твоими же логическими цепочками сейчас докажу обратное…
Самого доказательства Света так и не услышала. Подошли Николай и Игнат — дискуссия тут же прекратилась.
Игнат вызвался было провести их по своей выставке, но тут в зале появились новые лица. Извинившись, великан предоставил друга и его знакомую самим себе.
— Производит впечатление? — спросил Николай, кивнув на унитаз.
Света с удовольствием повторила логическую цепочку, только что услышанную, доказывающую, что друг Гладышева — художник.
— Даром, что красавица, вы еще и умница, — расщедрился Николай на комплимент. — Повторите это потом для Игната.
Они обошли все залы, не оставив без внимания ни одно творение инсталлятора. Говорили сами и прислушивались к разговорам разношерстной публики, которая странным образом воспринималась как часть экспозиции. Заглянули в бесплатный буфет, где остались только бутерброды с сыром и минеральная вода, подкрепились и после этого, по взаимному согласию, решили покинуть выставку.
У самого выхода Светлана остановилась.
— Кажется, — сказала она, — мне нужно заглянуть в одно место. Вы подождите меня на улице, Коля.
Гладышеву ничего не оставалось, как подчиниться.