Понемногу я стал понимать Лолию. Мне нравилось, что у нас появлялось всё больше новых тем для разговоров.
– Помнишь ту женщину, которая играла небольшую роль старой горничной? – спросила Лолия.
Пока я пытался вспомнить, Лолия продолжила.
– Её настоящее имя Наталья и во время спектакля голова её была занята совершенно другими проблемами. Её муж, один из режиссеров этого театра, недавно увлекся молодой актрисой. Теперь Наталья только и думает о том, где проводит время её благоверный во время спектакля. Её движения на сцене хорошо отточены многими репетициями и повторяющимися из вечера в вечер спектаклями, её немногочисленные реплики выучены до автоматизма. Она играет хорошо выученную роль, а внутри неё кипит совершенно другая жизнь. На самом деле её мысли в гримерке, там, где сейчас, как ей кажется, её муж проводит время со своей юной любовницей. Когда-то Наталья играла только главные роли, теперь же рада и тому, что ей просто позволяют находиться на сцене. Ревность и недоверие к мужу сжигают её, не давая возможность работать в полную силу.
– Она волнуется и ревнует, продолжая при этом играть на сцене? – удивился я.
– Она не волнуется, – сказала Лолия. – Она просто думает об этом. К тому же я с трудом определяю эмоции человека. Это ведь не мысли, это нечто особенное. Так же, как обычные люди судят об эмоциях по их внешним проявлениям – интонации, жестам, мимике, так же и я могу всего лишь догадываться по ходу размышлений о том, что испытывает сейчас человек…
Неожиданно Лолия обернулась назад, потом остановилась и потянула меня за руку, увлекая в темноту проёма между двумя домами. Она ласково обняла меня и стала целовать. Я был удивлен этим волнующим приступом нежности, который отвлек меня от круживших в голове вопросов. Эмоции – то, что невозможно передать и уловить считывателем, отлично передавались совершенно другими способами. Волшебство прикосновений, гамма интонаций, азбука жестов иногда были красноречивее сухих мыслей. Мы целовались, как подростки, и когда я, потеряв голову, уже был готов подхватить Лолию и понести быстрее обратно к машине, она резко остановилась и потянула меня опять на освещенную улицу. Мы быстрым шагом продолжили путь. Из-за позднего часа, вокруг было пустынно, только одинокая худенькая девушка, закутавшись в широкий вязаный шарф, шла впереди. Я удивился тому, что она не побоялась в такой поздний час идти одна по этой плохо освещенной улице. Мы следовали за ней, а когда она вошла в подъезд, остановились.
– Ну вот, теперь можно идти домой, – улыбнувшись, сказала Лолия.
– У меня сложилось впечатление, что мы преследовали эту девушку, – шутливо продолжил я.
– Не преследовали, а провожали, – поправила Лолия.
– Так мы действительно специально шли за ней? – удивился я.
– Да. На неё хотели напасть, – спокойно ответила Лолия.
– Кто?
– Там, между домами, где мы целовались, стоял мужчина. Он спрятался в темноте.
– Он был рядом с нами?
– Да.
– И когда ты об этом узнала?
– Ещё до того, как повлекла тебя в темноту дворов.
Лолия посмотрела на меня, и, наверно, уловив моё невероятное удивление, стала объяснять.
– Когда мы шли по улице и разговаривали, я уловила на нас чужой взгляд человека на секунду высунувшегося из-за угла дома. Той секунды, на которую я увидела его лицо, было достаточно, чтобы я поняла его мысли. Он ждал объект для нападения. Мы ему не подходили, потому что по его оценке могли бы при случае вдвоём справиться с ним, ты крупнее его, я – могу закричать, к тому же сзади нас уже появилась более подходящая жертва. Было бы правильнее поймать преступника в тот момент, когда он нападёт на девушку, чтобы потом, имея так сказать состав преступления, сдать полиции. Но, в этот раз я решила поступить по-другому…
Моё удивление возрастало с каждым сказанным Лолией словом.
– Она шла так поздно вечером не с пьяной вечеринки и не в поисках приключений, – отвечала на мой немой вопрос Лолия, – она возвращалась из больницы, где после тяжелой операции лежала её мать… Теперь ты понимаешь, что я не могла допустить того, чтобы преступник напал на неё. Сидя возле кровати своей матери до позднего вчера, ожидая момента, когда та очнется от действия наркоза, эта хрупкая девушка заслужила более спокойного вечера, чем нападение преступника и дача показаний в полицейском участке.
– Но как??? Как ты всё это узнала?
– Пары секунд, на которые я обернулась и посмотрела на неё, было вполне достаточно, – невозмутимо ответила Лолия. – А потом мы с тобой погрузились в темноту проёма между домами.
– Но ты ведь подвергла наши жизни опасности, – воскликнул я. – Ведь пока мы были рядом с преступником, он мог напасть на нас из темноты.
– Он этого не сделал бы. Я позаботилась об этом.
– Как? Мы же просто мило целовались в этот момент.
– Я потом расскажу тебе, как действую в таких ситуациях. Главное, что девушка безопасно дошла до дома, – ответила Лолия.
Она посмотрела на загоревшееся приглушенным светом окно дома на третьем этаже и задумчиво продолжила.
– Знаешь, а ведь она даже не смогла бы позвать кого-нибудь на помощь. Эта девушка с рождения нема…
Скоро я понял, что Лолия всё время находилась на работе. Её считыватель постоянно сканировал головы тысячей попадающихся на её пути людей, заполняя её мозг миллионами чужих мыслей. По вечерам я всё чаще замечал, как она, сделав какие-то записи на компьютере, в бессилии опускалась на диван.
Как-то меня разобрало любопытство, и пока она отдыхала, я открыл крышку ноутбука, оставленного ею на столе. Пароля не было, и я сразу увидел только что отредактированный файл. Раньше я считал, что Лолия записывает по вечерам наброски своих статей, но увидев сделанные ею записи, я понял, что это совершенно иное. Передо мной зарябили столбики фамилий, адресов, телефонов и…
– Это база данных подозреваемых, – услышал я за спиной голос Лолии.
Я не заметил, когда она подошла, её шаги всегда были бесшумны. Её рука потянулась, чтобы закрыть ноутбук.
– Это единая база данных подозреваемых в возможном совершении преступления, которая ведется считывающими. Стоит человеку только подумать о совершении чего-либо, противоречащего закону, как мы это обнаруживаем и заносим сюда. Каждый день здесь появляются новые записи о тех, кто может отважиться на преступление.
– И что происходит дальше? – спросил я, судорожно начиная думать о том, мог ли я оказаться в этой базе.
– Сюда заносят только тех, кто действительно всерьез задумывается над совершением преступления… Не волнуйся, тебя здесь нет. Все твои прегрешения настолько невинны, что тебе не о чем беспокоиться. К тому же, неужели ты думаешь, что у меня когда-нибудь поднялась бы рука записать в этот список своего любимого человека, – попыталась успокоить меня Лолия и продолжила. – Соответствующие службы рассматривают все полученные за день отчеты и принимают решение о том, как поступить с этими людьми.
– А как с ними можно поступить? Ведь они ещё ничего не совершили? – удивленно спросил я.
– Когда совершат, поздно будет, – улыбнулась Лолия. Потом посмотрела, и, видимо заметив в моих глазах испуг, добавила, – не волнуйся, эти люди попадают всего лишь под пристальное наблюдение с дальнейшим привлечением различных служб, мешающих им нарушить закон. Каждый день в этой базе появляются новый записи, сформированные из наших дневных отчетов. Кроме того в эту базу нами заносятся также случаи, в которых промедление было невозможно и считывающий сам принял решение о том, как поступить с возможным преступником.
Я не понял, о каких случаях говорит сейчас Лолия, но почему-то мне вспомнилась ситуация в супермаркете, которая произошла несколькими днями раньше.
