толпе. Сумка не вызовет подозрения, рядом вокзал. Сажусь с сумками на своей станции, на девятой в толкотне оставляю одну из них в поезде, выхожу на следующей остановке. Сразу же поднимаюсь наверх. Чтобы дойти до следующей станции поезду потребуется минут пять, бомба взорвется через три. Завтра еду к Хазифу за бомбой»
– Во вторую нашу встречу самой ценной оказалась информация о провожатых Хазифа. Я знала время встречи и станцию, где он должен был встретиться с этими людьми. Это было следующее звено в цепочке моих поисков… Их было двое. В тот день я нарочно оделась ярко и смогла несколько раз на несколько секунд привлечь к себе взгляд одного из них. Этого было достаточно, чтобы точно узнать адрес Хазифа. На следующий день ими уже занимались специальные службы. Читай дальше…
«25 июня. Спал плохо, снились кошмары, встал рано. Бомба у меня. Заводится по таймеру. Сегодня вычислил, сколько времени потребуется, чтобы пройти путь от моего жилища, до девятой станции. Прошел этот путь раз пять. Вечером в час-пик ещё раз проверил время, таймер нужно выставлять на двадцать четыре минуты. Потом ещё гулял до темноты, обдумывая завтрашний день».
– В этот день в десять часов я поджидала этого человека на его станции.
– Почему в десять?
– Потому что я уже начала применять на нём запись. Он должен был плохо спать, и утром у него в голове сразу же должна была всплыть мысль, что в десять он должен быть уже в метро. В его голове был уже четко сформировавшийся план теракта. Он хотел выйти из дома в час-пик с двумя сумками, в одной из которых была бы бомба с уже заведенным таймером, дальше он спускается в метро, садится в поезд, идущий к вокзалу. На девятой станции, где всегда в поезд набивается много людей, он незаметно оставляет сумку с бомбой в поезде, а сам выходит наверх, садится в автобус и добирается домой. Бомба должна была взорваться между станциями через три минуты, после того, как поезд отойдет от девятой станции.
– Это ужасно! – воскликнул я. – И что никто не смог бы остановить этого человека?
– Обычными методами, нет, – ответила Лолия. – Ни у кого не вызовет подозрения человек отправившийся из района, где никто толком не знает друг друга, на вокзал. На участке от своего дома до девятой станции вряд ли кто мог бы его остановить, а то, что было бы с ним потом его, поверь мне, совершенно не волновало. У этих людей совершенно другие ценности и понятия, и взорвись эта бомба в поезде прямо у него в руках, он бы всё равно был бы счастлив и считал свою задачу выполненной. Таким людям бесполезно записывать мысли о наказании или возмездии за содеянное. Я записывала ему совсем другое.
– Ты записывала?
– Да, немного. Читай…
Следующий день был написан неразборчиво. Он был последним, после него записей не было.
«26 июня. Это ужасно… Всю ночь снились кошмары, море крови, мои соотечественники, они все погибли… из-за меня… Я совершаю ошибку, все из-за меня погибнут… весь наш род… Всё не так… Умереть должен я…
Дверь не открывается, это плохой знак…»
На этом записи оканчивались.
– Что с ним произошло? – спросил я.
– Повесился, так и не вышел с бомбой из дома.
– Что? Как это получилось?
– Моя работа, всё было сделано чисто и быстро. Мне пришлось расстроить его психику и довести до самоубийства. Другого выхода не было. Он принадлежал к восточному террористическому течению. Психология, поступки и мотивы их совершения у этих людей в корне отличаются от наших. Эти фанатики боязненно-религиозны и преданы своему народу. Муки людей других рас и массовые смерти людей других национальностей таких не пугают. Его убила мысль о том, что он стал причиной бедствий своего рода, навлек на них божью кару и стал виновником их полного уничтожения. Ему снились кошмары, море крови из-за взорванной бомбы, только погибали не те, кого он хотел уничтожить, а его соотечественники. Плюс ещё мысли о возмездии, проклятии, гневе господнем и прочее…
– Это всё ты записала ему в голову?
– Да. Во время нашей последней встречи я специально постаралась попасть в поле его зрения. Ещё раньше я заметила, что этот человек всегда смотрит прямо перед собой, когда едет в вагоне поезда. Пока мы ездили от станции к станции, мне удалось стать прямо перед ним, пару минут он смотрел сквозь меня своим немигающим взглядом. Этого было достаточно.
– Но почему нельзя было просто сообщить о нём в полицию, те могли обнаружить у него бомбу и арестовать за это.
– Терроризм не подчиняется никаким законам. Это тайная война, которая ведется уже много лет, – сказала Лолия, подчеркнув интонацией слово «тайная». – В терроризме замешаны все страны, и любые возникающие вопросы вызывают излишнюю возню и препирательства. Лишняя волокита никому не нужна, у нас приказ истреблять физически таких людей, как этот. Устранять их тихо, без всяких подозрений.
– Ты записываешь таким мысли о самоубийстве?
– Да, – ответила Лолия. – И слежу за их исполнением. Этот человек даже физически не смог бы выйти из квартиры, я заперла его снаружи.
– Ты не побоялась отправиться к нему в какой-то глухой район?
– Бояться нечего, когда ты можешь стирать мысли. Любая дурная мысль по отношению ко мне, возникшая у любого встретившегося мне человека, тут же будет стёрта мною.
Я поразился тому хладнокровию, с которым Лолия рассказывала мне всё это.
– А тетрадь? – поинтересовался я. – Как она к тебе попала?
– Я забрала её себе, когда всё было закончено. Я решила, что вещь, пусть и косвенно, но обнажающая мою работу, будет ни к чему.
Я посмотрел на Лолию, и от её ледяного взгляда мне стало страшно.
– Почему? Почему о вас никто ничего не знает? У вас, наверно, есть специальная служба, которая уничтожает всех простых людей, которые знают о считывании.
Лолия нахмурила брови.
– Ты мыслишь традиционно. Пойми, у нас на вооружении такое мощное средство, которое отметает любую необходимость прямого физического уничтожения людей. Мы можем проникать в мысли и менять их.
– Значит, нет никаких органов, следящих за сохранением вашей секретности? Значит, любой человек может узнать о вас?
– Мы работаем, как единая информационная сеть. Это огромный добротно сколоченный механизм, который работает по собственным правилам.
Никаких органов надзора нет, есть только наше внутреннее руководство, которое следит за выполнением установленных для нас инструкций. Нам дано распоряжение, стирать из голов людей, узнавших о нас, все мысли о считывании. Каждый из нас сканирует сотни голов в день и, заметив, что кому- то стало известно о считывании, удаляет эти мысли, не взирая ни на что. Поэтому я тебя предупреждала, чтобы ты старался избегать встречи со считывающими, ты слишком много знаешь.
По моей спине пробежал холодок. Только сейчас и ещё не в полной мере я осознал, насколько большую власть имеют считывающие над простыми людьми. Это было нечто новое, воздействующее не физическим принуждением, а проникающее в глубины сознания и меняющее… всех нас.
– А может быть, они уже обрабатывали меня? – испуганно спросил я.
– Нет, не волнуйся. Я слежу за твоими мыслями, если бы в них кто-нибудь вторгся, я бы сразу узнала об этом. В этом случае я могла бы восстановить их, не допустив нарушения в твоей психике. К тому же, пока я рядом, я охраняю тебя от считывающих. Я могу безошибочно определять их в толпе и контролировать их, не допуская вторжения в твой мозг. Я стираю их мысли раньше, чем они успевают что-либо сделать тебе. Я очень дорожу тобой, я люблю тебя, – сказала Лолия очень нежно, взяв меня за руку и опустив глаза.
Почему-то я ей верил.
Они обрабатывали других… Как-то я застал Лолию за изучением довольно толстой папки с текстом и фотографиями. Лолия была так сосредоточена, что, похоже, совершенно не замечала моего присутствия. Она напряженно вчитывалась в буквы, и, изредка откидываясь на спинку стула, как будто повторяла про
