- Мор-ам, - произнесла Ишад, не поворачивая головы. - Запомни это. - А потом более спокойно: - Унесите его. У меня здесь еще есть дела. - Ночной кошмар продолжался. Вокруг разлилось немое молчание. Вся улица, по обеим сторонам которой разливалось палаточное море, замерла. Мрадхон был почти уверен, что вовсе не взгляд ее глаз поверг улицу в такую тишину. Нет, скорее всего, это было какое-то изощренное колдовство. Или страх. Возможно, они уже знали ее. Возможно, что здесь, в Подветренной, люди даже лучше знали ее, чем там, за рекой. Знали, кем она была, и что означал ее визит.
- Пошли, - сказал Мрадхон. Он забросил себе на плечо тяжелую безвольную руку. - Черт возьми, - проговорил он, обращаясь к Мории, пошевеливайся. - Мор-ам уже почти бегом двинулся по проходу между палатками и кучами хлама, прочь от этого места, в темноту.
Это будет продолжаться ровно столько, думал он, сколько этого захочет Ишад, столько, сколько ей понадобится, чтобы выяснить отношения с Морутом, который наверняка был где-то в комнате. Чем же отличается король нищих от остальных, спрашивал он себя, пробираясь через эти трущобы, каким-то образом ухитряясь тащить истекающий кровью полутруп через ящики, соломенные подстилки и кучи отбросов при дворе короля нищих. Мрадхону хотелось увидеть его лицо, но он не мог восстановить картину увиденного в комнате - он не успел сосредоточиться ни на одном из лиц, так же, как не рассмотрел лица человека, которого сейчас тащил. Нет, на сегодня кошмаров с него достаточно; один из них он даже забрал с собой и уже дотащил до конца улицы, завернув за угол. Мрадхон, повернув шею, посмотрел на человека.
- Мория, маленькая дурочка, - произнес он, часто и тяжело дыша, ступай вперед, не отставай.
- Где мой брат? - спросила она дрожащим от страха голосом. Она держала в руках нож. Он увидел его тусклый блеск. - Куда он подевался?
- Вернемся на улицу, - предложил Хаут, переводя дыхание, и они устремились назад, волоча невероятно тяжелое тело, туда, откуда пришли. Никакого следа Мор-ама. Ничего.
- Мост, - произнес Мрадхон, задыхаясь. Они с Хаутом бежали так быстро, насколько позволяла им тяжесть тела, что они несли. - Пасынки хотят заполучить этого ублюдка, и хотя держатся подальше от этих мест, я уверен, они не стерегут богом покинутый мост.
Потом был длинный путь по улицам, долгий, долгий бег, сопровождаемый шумом их шагов, их тяжелым дыханием. Можно было подумать, что перемещается целая армия. Мория бежала впереди, проверяя все углы улицы.
Вдруг в какой-то момент она пропала из вида. Хаут ускорил шаги. Мрадхон сопротивлялся.
Но вот девушка появилась вновь, выглянув из-за угла и помахав рукой. Рядом с ней появилась неуклюжая тень - это вернулся Мор-ам.
- Л-л-лодка, - заикаясь, проговорил он. Его дыхание было редким и тяжелым. - 0-о-она сказала - в этом месте. О б-б-боги, и-идемте.
- Вода в реке поднялась, - прошипел Мрадхон, сгибаясь под тяжестью тела, перекинутого через плечи, чувствуя погоню за собой. - Поднялась до самого моста, слышишь? Никто не справится с таким течением.
- 0-о-она велела. Пойдемте.
Мор-ам пошел, шатаясь, подволакивая одну ногу. Девушка осталась стоять, прислонясь к стене. 'Нет', говорил слабый голос в душе Мрадхона Виса. Он ощущал покалывание там, куда дотронулся близнец Мории. Но другой голос внутри него произнес: 'Река'. Ишад.
- Идем, - принял он решение. Хаут в ответ лишь пожал плечами, и они поспешили вслед за Мор-амом.
Мория послала им проклятия, но все же пошла за ними, трясясь от страха, в темноту под карнизы домов, с которых капала вода. Обогнала их и вновь двинулась впереди, служа им глазами на длинной, как кишка, ветреной улице.
Вдруг они услышали голоса, много голосов.
- Сзади, - задыхаясь, произнес Хаут. Мрадхон из последних сил кинулся бежать, взвалив на себя большую часть ноши, видя, что Хаут начал спотыкаться. Мория опять исчезла из вида в поворотах улиц.
Они достигли последней улицы, ведущей к Белой Лошади, пробираясь через потоки грязной воды, бегущие из Низовья мимо низкой стены к реке. - Сюда, сказала Мория, материализовавшись из кромешной тьмы. Голос ее тонул в шуме реки, несущей внизу свои воды. Мрадхон старался шагать равномерно, чтобы облегчить ношу для Хаута. Из безжизненного тела вытекал целый поток крови, и привкус ее напоминал вкус меди, Мрадхон ощущал его у себя во рту, легкие его горели, пот заливал глаза, он ничего не видел, а только слушал, что говорила ему Мория, словами указывая путь к реке, к бушующему наводнению, к бурлящим водам, которые могли сделать роковым любой неверный шаг. Он поднял голову, сделал глоток воздуха, покачиваясь на неровном каменистом берегу, и опустился на колени на скользкий от дождя камень.
Да, там была лодка. Он видел Мор-ама, сидящего в ней, и Морию, бегущую к ее черному корпусу, лежащему среди кустов, в котором очень трудно было распознать челнок, не зная, что это именно он. Рядом был грязный спускной желоб, по которому спускались на воду лодки в хорошую погоду - отсюда, с Подветренной, когда река была спокойна.
А эта уже была спущена, и спокойно покачивалась на воде вблизи берега, будто бы не было течения, ударяющего в нее, будто она и река подчинялись двум совершенно разным законам физики.
- Давайте его сюда, - сказал Мор-ам, подходя к берегу. Мрадхон взял на руки безжизненное тело и вошел по колено в воду - к самой лодке, которая стала сильно качаться, когда он опустил в нее свою ношу. Он схватился руками за борт и стоял так некоторое время, пытаясь остановить качку. Однако все его усилия ни к чему не привели.
Хаут лежал на грязном берегу, уткнув голову в землю. Дыхание его было судорожным.
- Она сказала 'ждите', - произнес Мор-ам. Мрадхон стоял, все еще держать за борт, ноги его окоченели, а пот струйками стекал на лицо, заливая глаза. Выйти сейчас из этой игры наперекор приказам - нет. Он увидел, как вздрагивает Мория, опустив голову и руки между коленями, освещенная светом звезд, появившихся на начавшем проясняться небе. Он увидел Мор-ама с надвинутым на глаза капюшоном, стоящего чуть в отдалении с канатом в руках. Глянув за реку, он увидел огни Санктуария, совсем немного в этот поздний час, и мост - весьма искусное сооружение.
А человек, которого они пронесли весь этот долгий путь, не издал ни единого звука, не сделал ни одного движения. Видимо, мертв, решил Вис. Они всего лишь забрали у Морута труп, и в результате все оказались ограбленными.
Где-то в отдалении, в кустарнике, послышался шорох. Все разом подняли головы. Это была она, спускающаяся к реке, плавно скользя по камням, словно сгусток живой тьмы, издавая лишь случайные звуки. - Ну, - сказала Ишад, подойдя. Рукой она коснулась Мор-ама. - Ты выкупил себя.
Он ничего не сказал в ответ и спустился к воде; Хаут и Мория были уже на ногах.
- Садитесь, - сказала Ишад. - Лодка выдержит нас всех.
Мрадхон забрался в челнок, перешагнул через тело, которое вдруг начало подавать признаки жизни. Человек застонал, показав, что еще жив, и пошевелился. Чувствуя это шевеление у себя под ногами, Мрадхон подумал, что было бы милосерднее воспользоваться мечом: он уже видел раньше, как умирают от таких ран, которые получил этот пасынок, когда те начинают гноиться. Лодка тем временем опять стала сильно раскачиваться, принимая на борт остальных. Вис перегнулся за борт и, зачерпнув рукой воды, поднес ее к губам пасынка, заметив, что его губы приоткрылись.
Ишад коснулась его своим платьем, когда садилась в лодку. Она встала на колени - в лодке было слишком тесно, чтобы можно было удобно расположиться, - низко наклонила голову, положив руки на израненное лицо. Внезапно человек закричал, дергая конечностями... - Боги милостивые! воскликнул Мрадхон, чувствуя, как к горлу подступила тошнота, и бросился к колдунье, оттолкнул ее и застыл, увидев ее лицо - выражение, с которым этот василиск уставился на него.
- Боль - это жизнь, - сказала она. Медленно, как во сне, лодка начала двигаться. Вокруг них свистел ветер, внизу рокотала вода. Его товарищи были смутно видны в темноте ночи рядом с Ишад. Раненый ворочался и стонал, раскачивая перегруженную лодку. Словно его продолжали бить. Мрадхон наклонился и осторожно погладил его по голове. Колдунья в свою очередь тоже дотронулась до человека, от чего он заметался еще сильнее, не пытаясь сдерживаться. Стоны были очень жалобными.
