очередь шумным водоворотом толпы на Флит-стрит. В конце концов они свернули еще раз - в сторону Бишопсгейта и Ист-Энда. Джина еще не привыкла к долгой ходьбе, но честно старалась не отставать. Они пересекли оживленную Коммершл-стрит и оказались в самом сердце Уайтчепла, затем свернули на юг по Брик-лейн, мимо пивоварен, из которых несся запах пролитого пива, мимо кирпичных фабрик, где светились адским, багровым светом гигантские печи для обжига кирпичей. Все дальше, по Флауэр-энд-Дин-стрит, где расхаживали по мостовой женщины - большинство поодиночке, но некоторые - парами или небольшими группками. В страхе и отчаянии поджидали они неряшливо одетых мужчин, вываливающихся из кабаков и игорных домов в поисках развлечений иного рода.
С Флауэр-энд-Дин-стрит Лахли повел их в узкий переулок между ветхими ночлежками. Здесь стоял почти осязаемый запах мочи. Джина крепче стиснула рукоять револьвера, спрятанного в кармане плаща. Подошвы их башмаков хлюпали по грязи и еще чему-то, бог знает чему. Джине, во всяком случае, знать этого не хотелось. По дороге Лахли спугнул уличную шлюху с клиентом. К счастью, Джина успела увидеть только мелькнувшие из-под задранных юбок белые бедра женщины, сыпавшей ругательствами вслед Лахли.
- А ну смотри, куда прешь, пьянь подзаборная, пока висюльки не пооборвала!
- Пшла вон, шалава грязная! - отозвался Лахли, не оборачиваясь.
К счастью, рассерженная проститутка была занята своим делом - равно как и ее клиент. Поэтому они не причинили вреда и Ноа со спутниками, когда те проносились мимо. Лахли продолжал направляться на юг, в направлении не видимой еще отсюда реки, мимо швейных мануфактур, где газовые лампы освещали ряды швейных машин. Швеи и закройщики трудились на таких фабриках по двенадцать или даже шестнадцать часов в сутки, шесть дней в неделю, обеспечивая готовым платьем всю Империю. Джине оставалось только благодарить Господа за то, что им не пришлось зарабатывать себе на жизнь таким образом.
И что это, интересно, такой почтенный доктор, как Джон Лахли, делает в Ист-Энде? Если только... Джина вдруг даже зажмурилась от страшной догадки. Если только он не Джек-Потрошитель! О Боже, все ведь сходится! Бедная Йанира! Жива ли она еще?
Они протолкались через толпу мужчин, собравшихся на углу. Громкими, не совсем трезвыми голосами те обсуждали, что можно поделать с безумцем, преследующим на этих улицах женщин. Ноа даже пришлось извиниться, сняв шляпу, в ответ на громкие протесты окружающих.
- Простите, мы ищем пропавшую даму...
- Эй, блин, поосторожнее, - злобно бросил им вслед один из мужчин. Пока по мордасам не схлопотал!
Джина съежилась за спиной Ноа, но кто-то из мужчин уже утихомиривал обиженного:
- Остынь, Альберт, да хватит с тебя джина, ты и так пьян как полено. Разуй зенки, у них и правда беда. Господь их храни, если это обратно чертов Потрошитель...
Кварталом дальше пел под дождем на перекрестке квартет Армии Спасения, единственными слушателями которого были неряшливо одетая женщина и трое спрятавшихся в ее юбках детишек. Мелодия напоминала слегка облагороженную кабацкую песню 'Ну что поделать с пьяным морячком?', хотя припев звучал совершенно по-другому: 'Ну кто похож на грязного Иуду?' Еще дальше между двумя очень пьяными матросами и их плохо одетыми спутницами разразилась шумная ссора. Одна из девушек, которой никак не могло быть больше тринадцати лет, тянула джин из горлышка. Джина старалась не смотреть на эти картины, но за время жизни в Ист-Энде ей приходилось видеть вещи и хуже, и она подозревала, что и это не предел, и что самое страшное она увидит еще до исхода этой ночи.
Когда они сворачивали уже за угол, за спиной послышался целый хор злобных голосов. Джина оглянулась и успела увидеть, как из боковой улочки вывалилась целая толпа разъяренных мужчин, поглотившая и пьяных матросов, и их девиц, и квартет Армии Спасения. Все они кричали что-то насчет Потрошителя и извергали такие угрозы и проклятая, что Джина испытала огромное облегчение от того, что они успели миновать перекресток раньше. Она повернулась и поспешила вдогонку Ноа. Так и не замечая преследования, Лахли вел их дальше, в Уоппинг. По дороге им встретились двое прилично одетых, благовоспитанного вида молодых людей с отчетливым американским произношением. Американцы разговаривали с группой женщин и оборванных детей.
- Нет, леди, золотые заповеди Моронаев не отменяют Библии, ни в коем случае. Просто это откровения Христа в Новом Свете, переведенные пророком Джозефом Смитом. Вот, позвольте, я зачитаю вам его послание, это объяснит вам...
Они миновали мормонов и продолжали двигаться на юг, до самой Пеннингтон-стрит, где с обеих сторон улицы высились огромные кирпичные склады. Здесь до Джины уже доносилась речная вонь. Прямо за складами начинались большие Лондонские доки, так что огромная Западная гавань находилась совсем рядом. Самая старая и небольшая по размерам портовая зона - доки Св. Катерины - располагались прямо на запад от них, глубоко врезаясь в зловонную землю Уоппинга, так что улицы обрывались прямо у воды, и огромные суда стояли, ошвартованные у мостовой, словно автомобили. Не обращая внимания на порт, Лахли повел их на запад, в глубь Уоппинга. Может, подумала Джина, он держит ее на борту корабля? Но зачем? Если только он не покидает Британию? И снова страх на мгновение охватил ее.
Они свернули с Пеннингтон-стрит, миновав еще три квартала, и углубились в лабиринт грязных, людных переулков севернее складов. По улицам шатались матросы, переходившие из кабака в кабак или игорный дом, горланившие песни на доброй полудюжине языков прямо посереди улицы. Дети с ввалившимися щеками, погасшими взглядами сидели на тротуарах, выклянчивая монетку-другую. А Лахли продолжал вести их дальше в этот лабиринт. Какие-то оборванцы зловещего вида оценивающе косились на них, но не трогали.
И наконец, перед одним из ветхих домишек с выбитыми окнами на улице, где газовых фонарей было не больше, чем полицейских констеблей, Лахли остановился. Он отпер дверь и исчез в темноте; свет в окнах так и не загорелся. Дом оставался темным, безлюдным на вид. Джина покосилась на Ноа, потом на Маркуса.
- Что дальше?
Детектив задумчиво покосился на дверь.
- Если мы выдадим свое присутствие, это может спровоцировать его на панические, жестокие действия. Я не хочу давать ему времени на это.
Дверь не поддалась Ноа и распахнулась только от удара ногой. Джина достала револьвер и следом за Ноа ворвалась в дом, Маркус вошел за ней. В первой комнате не оказалось ничего, кроме грязи и мусора. Беглый осмотр дома выявил только одного обитателя: огромного темного пса, прикованного в задней комнате. Судя по запаху, собака была мертва не меньше двух дней. Рядом с трупом лежал сдвинутый ковер, под которым угадывались очертания люка.
- Ага! - Лицо Ноа на мгновение осветилось улыбкой. Маркус помог Ноа откинуть крышку; Джина, борясь с тошнотой, заглянула в щель. Каменные ступени, темные кирпичные стены, вонь, плеск воды... Где-то вдалеке затихали шаги Лахли, и Джина разглядела отблески света, почти сразу же исчезнувшие. Она встретилась взглядом с Ноа. Пистолет в руке детектива казался частью тела, такой же органичной, как волоски на тыльной стороне кисти или аккуратно подстриженные ногти на коротких, толстых пальцах.
- Мне будет спокойнее, если ты, Джина, останешься здесь.
- Я не сопля какая, - буркнула она. Фразу эту она подслушала у девчонки, которая каждое утро приносила им молоко; та заявила это Джине, когда она предложила той поднять одно из тяжелых ведер, подвешенных к деревянному коромыслу. - И коли ты мне скажешь остаться, уж лучше цепью приковывай...
- Ты здорово усваиваешь местный сленг, да? - Лицо Ноа оставалось хмурым. - Но против такой твари, как Лахли, это все равно мало чем поможет. Этот гад слишком опасен. Держись за мной.
- Нет возражений, - пробормотала она. Возле кровати стоял помятый жестяной подсвечник с огрызком свечи и лежал коробок спичек, на котором крупными буквами было написано название: 'Люцифер'. Маркус зажег свечу и передал ее вниз, Ноа. Джина спускалась второй, оставив Маркуса замыкать шествие. Вонь от гнили и грязной воды ударила ей в ноздри еще до того, как нога ее ступила на сырой каменный пол. Это оказался вовсе не подвал, как ожидала Джина. Они стояли в каменном туннеле, сводчатый потолок которого сплошь покрывали клочья паутины и зловещие пятна плесени. Где-то в стороне журчала и капала вода.
