так не нуждался в своём ТелО’Хране.
Значимус Исключительный Герой натянул браслет на свою собственную левую руку.
Он запрыгнул на спину своего Белого Дракона, обнажая меч и крича:
– Вперёд, Ветроход! Мы нужны Иккингу! Это – Наша битва! К ВУЛКАНУ!
– О, б-б-братишка, – застонал Беззубик, распростёртый на палубе, – мы же не собираемся снова наверх, а?
Ветроход проглотил возникший в горле комок, взял Беззубика в рот и взлетел к Вулкану за Значимусом Исключительным.
16. ЕЩЁ ОДИН БОЙ
– НАКОНЕЦ-ТО! – злорадствовал Элвин Вероломный, улыбаясь остолбеневшему Иккингу.
– Ну, посмотри, к чему привёл тебя твой драгоценный Героизм. МЁРТВЫЙ, даже прежде чем пробился первый волосок на твоей груди. Где Огне-Камень? Отвечай!
Иккинг смотрел прямо в кровожадное, со шрамами лицо Элвина Вероломного.
Теперь, когда он знал, что вот-вот умрёт, Иккинг совсем не боялся, и он не собирался доставлять удовольствие Элвину, уверенному, что он напуган.
Иккинг начал петь.
И почему-то первой песней, пришедшей ему в голову, была та смешная песня, одна из любимых песен Стоика, которая оказалась колыбельной, которую мама Иккинга Валгалларама обычно пела ему ребёнком, когда она укачивала его, прижимая к своему бронированному нагруднику.
Это была песня, которую, как говорили, сочинил сам Великий Лохматозад, много-много столетий тому назад, когда он обосновался на Архипелаге.
– Я не хотел приплывать сюда…
И я не хотел оставаться…
Сюда ветер морской принёс меня
В один слу-чайный день…
Элвин чуть не отпустил Иккинга, настолько он ошалел.
Элвин ожидал, что человек перед лицом смерти будет просить, плакать, умолять о пощаде.
Он не ожидал, что они начнут петь песни, как будто непринуждённо сидят вокруг походного костра.
– … Я был на пути к Америке,
Но я повернул налево к Полюсу
И я потерял башмак в дождливой мешанине,
Там, где моё сердце застряло в долине, окружённой горами.
Над ними нависали грозовые тучи, и были они тёмными до синевы, и молния потрескивала между ними. Под ними Вулкан зловеще грохотал в ответ. А голос маленького мальчика как будто пытался успокоить бурю вверху и внизу.
– Что ты делаешь? – прошипел ошарашенный Элвин, сбитый с толку и разъярённый, его рука со Штормосаблей замерла в нерешительности над головой. – О чём ты там лепечешь? Ты сейчас УМРЁШЬ здесь, а ты дурака валяешь…
За спиной Элвина Камикадза и Рыбьеног, удерживаемые когтями Истребителя, подхватили песню:
– … Я слышал, что небо в Америке
Синее, чему ты не поверишь,
Но мой корабль налетел на скалу на этих болотистых берегах,
И теперь я ни-ког-да не покину…
Элвин, взбешённый тем, что Иккинг умрёт охотно и счастливый, распевая песни и веселясь от души, а не в страхе и одиночестве, замахнулся, и когда его рука, несущая гибельно острую Штормосаблю качнулась вниз…
…ДЗЗЗЗЗЗИНЬ!!!!!!
… из вздымающегося горчично-жёлтого дыма, изрыгаемого Вулканом, позади Элвина возникла, напевая, стрела с белыми перьями, прямая и неумолимая, несущаяся к плечу Элвина. Стрела с белыми перьями воткнулась в его бицепс, и он уронил Иккинга на землю, завопив от боли.
Чистый, ясный звук пения юных Викингов взлетел вверх и заглушил гром.
А затем добавился ещё один голос.
Гораздо более глубокий, точнее слишком уж ГРОМКИЙ голос, ДИКО фальшивый, с пением йодлем и скачками вверх и вниз по гамме, как будто гигантскую ворону хватил удар.
“О боже, – обомлел Иккинг, – о да, что-то ужасное произошло с голосом Значимуса, когда он был в Кузницах-Тюрьмах Лава-Мужланов…”
Это звучало ужасно!
Сквозь дым Вулкана возник Значимус Исключительный Герой.
Он сидел прямой и высокий на спине Белого Дракона, уже убрав лук и обнажив мечи.
На его левой руке, извиваясь, ярко блестел браслет Элвина.
