в удивлении:
- Что стряслось? Ты что, удивлена?
- А ты? - парировала Марго. Она никак не могла разобраться, что смущает и беспокоит ее больше - то, что она видела, или те странные, дразнящие ощущения, которые она почувствовала в своем теле. 'О нет, Марго. Возьми себя в руки. От этого всегда будет только хуже. Вот почему то пресвитерианское богослужение, на которое каждое воскресенье ходили Смиты, всегда...' Совсем неожиданно для самой себя она захихикала.
- Ты что? - спросил Малькольм, придвинувшись к ней совсем близко, чтобы быть услышанным сквозь уличный шум.
- Я просто представила себе, что бы сказал преподобный отец Вильяме, побывав здесь!
Малькольм непонимающе посмотрел на нее и расхохотался:
- Наверное, что-нибудь насчет серы и пламени геенны. А вот для римлян Гиларии - празднество священное. И интимные встречи незнакомых мужчин и женщин прямо предусмотрены программой этого действа. Зато все остальные дни в году от женщин требуется соблюдать скромность и целомудрие, не менее, чем в наше время. И совершенно невозможно представить себе такую сцену, чтобы какая-нибудь уважающая себя матрона была в обычный день застигнута здесь развлекающейся вовсю.
Мимо них прогарцевал некто в устрашающей звериной маске, размахивая кувшином с вином и распевая. Марго не понимала слов песни, но могла дать голову на отсечение, что они никак не подойдут для школьной хрестоматии.
- Держу пари, что и любовники, и братья этих дам тоже время не теряют!
Малькольм засмеялся и купил у уличного продавца целый бурдюк с вином и пару чашек.
- Ты попала в точку. Римские джентльмены тоже знают, как поразвлечься. - Он поднял бурдюк. - Пошли поищем что-нибудь поесть.
Довольно неожиданно для себя Марго осознала, что ей сейчас очень хорошо. Она наконец расслабилась. Может, и правда ей будет на пользу немного развлечься? Ведь сколько времени она только и знает, что тяжело трудится. Что же, она не заслужила отдыха? И если ей придется вскоре расстаться с этим мужчиной, то почему бы не воспользоваться им сейчас, пока он рядом?
Марго ела колбаски, поджаренные в глубоких чанах с оливковым маслом. Пробовала еще горячий свежевыпеченный хлеб Наслаждалась малюсенькими пирожками с кунжутным семенем и медом. И запивала все сладким красным вином, которое кружило ей голову.
Совсем осмелев, она пустилась в пляс вместе с толпой, не обращая внимания на то, что люди вокруг смеялись и называли ее провинциалис и рустикус (вроде бы, думала она, это значит: провинциалка и деревенщина) и другими словами, возможно, еще менее лестными. Малькольм сначала только заливался хохотом, потом присоединился к танцующей шеренге, заняв место прямо за ней. Его руки легли на ее бедра, заставив девушку покраснеть с головы до пят. И так, держась вместе, дико размахивая ногами и выкрикивая что-то бессмысленное, они вместе с шеренгой танцующих скользили длинной змейкой среди уличной толпы, пока не уперлись прямо в высокий мраморный храм посреди улицы. Шеренга распалась, а Марго без сил свалилась в объятия Малькольму. Он подхватил ее, покраснев, и поставил на ноги.
- Где мы? - спросила девушка, задыхаясь от танца и непонятного волнения. Вдали виднелись стены Цирка, еще дальше была река, но она совсем не знала, что за храм перед ними.
- Это храм Цереры, Либера и Либеры. - Его голос почему-то звучал странно осипшим. Глаза горели лихорадочным блеском.
- А кто они?
- Церера - богиня земледелия и зерна. Либер и Либера - древние италийские бог и богиня. Существует праздник их священного соединения.
Тут и Марго почувствовала нелады со своим голосом.
- Правда?
- Этот праздник называется Игры Цереры. Он состоится через двадцать два дня.
Весь город, отражающийся в блестящих глазах Малькольма, завертелся у нее в голове.
- А что, римляне занимаются еще чем-нибудь, кроме как любовью?
- Занимаются, но только не весной! - Он был совсем близко от нее. Его улыбка и этот коварный ответ совсем вскружили голову девушке. И еще... То, как приподнялись уголки его рта. То, как волосы упали на лоб неровной прядью. То, как серьезно он отвечал на ее вопросы, хотя в глазах играли смешинки. То, как от него пахло...
Сейчас все в Малькольме Муре ей нравилось, будоражило ей кровь. 'Да пропади пропадом все мои планы, пропади пропадом эта разведка, пропади все пропадом... Боже, только бы он меня поцеловал...'
И как будто услышав ее молчаливую молитву, Малькольм склонился к ней. Апрельское солнце придало его темным волосам блеск воронова крыла. Потом его губы коснулись ее губ, тепло, нежно и требовательно одновременно. Голова у нее пошла кругом, она судорожно уцепилась за его тунику. Марго никогда еще не целовали так, как будто ее рот был бесценным сокровищем, привыкшим к изысканно-нежному обращению. Затем его рука соскользнула с ее лица и легла на грудь...
Поцелуй сменился безумным объятием, вдавившим их друг в друга. После этого Марго уже плохо помнила, как они брели по римским улицам, его рука у нее на талии. Не заметила, как нырнули в шуршащую листвой рощу молодых деревьев и нашли там тихий и укромный уголок. Только краем глаза заметила малюсенькую лощинку, скрытую свисающими до земли ветвями. С одной стороны лощинки была невысокая скала, и из нее журча бежал веселый родник.
И тут она снова оказалась в его объятиях, его руки ласкали ее обнаженное тело. И единственное, что она слышала, опускаясь с ним на сладко пахнущую землю, был безумный стук его сердца.
* * *
Только потом Марго начала осознавать всю бездонную глубину происшедшего. Она лежала в объятиях Малькольма. Его теплое тело было крепко прижато к ней, его дыхание шевелило волоски у нее за ухом. Глубоко в ней еще трепетали огненные отголоски их соединения.
И вдруг, как ушат ледяной воды:
'Я с ним переспала. Боже правый, я с ним переспала'.
Паника обрушилась на нее с такой силой, что это почувствовал и Малькольм. Он открыл глаза и встревожено спросил:
- Марго? Что-то не так?
Она не могла ему ответить. Не могла облечь в слова навалившиеся и раздиравшие ее на части внезапные страхи. 'Папа был прав. Я всего-навсего грошовая проститутка. Я никогда никем не стану, ничего не добьюсь, я ведь не могу сказать 'нет', даже когда знаю, что так поступать нельзя. Я могу забеременеть...'
О Боже!
Она сейчас разрушила все, что с таким трудом пыталась создать. Она уже никогда не сможет взглянуть в лицо этому ублюдку, убившему ее мать. Никогда не сможет осудить его...
А Кит Карсон...
Поверит ли он теперь, что она не станет спать с любым мужчиной, сопровождающим ее в другое время?..
Она принялась всхлипывать. А когда плотину прорвало, уже трудно было сдержать наводнение - девушка рыдала. Малькольм нежно тронул ее за плечо:
- Марго, ну пожалуйста, скажи мне, в чем дело? Она отпрянула, чувствуя себя такой несчастной, что лучше было бы умереть.
Сочувствие Малькольма только усугубило ощущение глубины ее безрассудства. Ясно, что он рассчитывал на удалую и веселую возню на травке с женщиной, умеющей ценить радости жизни. Женщиной, которой, как он думал, только что исполнилось девятнадцать. А все, что она сумела ему дать, десятиминутный блиц с испуганным ребенком. Хуже того, это испуганное дитя оказалось с прошлым... Но в ее молодой жизни самое сильное, самое глубокое переживание произошло с ней впервые здесь и с ним...
Она спрятала лицо в сладко пахнущую траву и плакала, плакала до тех пор, пока хватило сил.
