персидские войны имели такой же смысл, какой имели б войны русско-антарктические, а между тем в результате одной из них Александра Грибоедова растерзали — гениального писателя и напрочь гражданского человека. То есть нету занятия глупее и гнуснее войны, тем не менее: «Все цари, кроме китайского императора, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся… на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много людей (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга», — это из Льва Толстого.
Но самой отъявленной бойней в истории нашей родины следует считать гражданскую войну между силами, так сказать, красной и белой розы, тем более нелепую и несовместимую даже с примитивным понятием о культуре, что по обе стороны линии фронта борцы не знали точно, чего хотят. Вернее, большевикам было желательно наладить некое отстраненное государственное устройство, о котором сами вожди РКП(б) имели довольно смутное представление и только подозревали, что оно должно держаться на принципе распределения сельскохозяйственного и промышленного продукта, что богатство в таком обществе нетерпимо и университетский профессор будет беден, как золотарь. В свою очередь консерваторы, от социал-революционеров до монархистов, объединенные горячей неприязнью к большевикам, кто желал видеть на русском престоле одного из немецких принцев, кто стремился довести страну до Учредительного собрания, кто вожделел войны против Центральных держав до победного конца, кто напирал на радикальную земельную реформу, кто просто ненавидел Ленина с Троцким, за то что они отменили «конфетки, бараночки, словно лебеди саночки», шустовский коньяк, загородные рестораны и заграничные паспорта, и потому был готов воевать против красных до последнего дыхания. И кто бы мог подумать, что сразу по окончании красно-белой междоусобицы Россия вернется на круги своя, к товарному рынку, социальному неравенству, абсолютной монархии да цензуре и, таким образом, обидно напрасными окажутся жертвы, перенесенные во имя «Единой и Неделимой»; кто бы мог подумать, что всего через семьдесят лет над Кремлем опять будет развеваться российский трехцветный флаг и, таким образом, обидно напрасными окажутся жертвы, понесенные во имя учения Карла Маркса. Интересная особенность есть у войн: они крайне редко приводят к новому качеству отношений и словно нарочно заводятся для того, чтобы вернуть тот или иной народ в первобытное состояние, например, Гитлер подмял под себя германскую демократическую республику и развязал целую серию вооруженных конфликтов, имея в виду расширение жизненного пространства, но в действительности целью этих конфликтов оказалось восстановление германской демократической республики, что обошлось человечеству в десятки миллионов загубленных жизней и разорение всей Европы.
Гражданской войне под стать разве только война грибов и столкновение на почве национальных недоразумений, которое в действительности представляет собой столкновение на почве тяжелого умственного расстройства. Если разбойник, выдающий себя за поборника справедливости, встает на ту политическую платформу, что его соотечественник во всех отношениях лучше бегемота — это куда ни шло, но если разбойничья платформа состоит в том, что соотечественник во всех отношениях лучше татарина либо баска, то это уже не платформа, не задетое национальное чувство, не патриотизм, а просто-напросто червячок в голове завелся. Почему? Да потому что среди даже не самых доскональных идиотов полагается допустимым калечить и умерщвлять сравнительно мирное население только под тем предлогом, что у соседей молятся превратно, по своеобычному образцу, что в муромском диалекте очень много синонимов существительному «беда». Или вот пресловутое «самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства» — сколько крови пролито, сколько разорено деревень и порушено городов, какая пропасть пажитей и заводов приведена в запустение того ради, чтобы какой-нибудь балбес из бывших инструкторов райкомовского звена, которому отлично известно, на какие именно гадости падок дурак, преступник и так называемое общественное мнение, науськал три зловредные эти силы на предмет «самоопределения вплоть до отделения», хотя бы речь шла об уголке неприметном и вовсе не самобытном, и, основав опереточное государство, таким образом вписал в историю свое имя. И ладно если бы этот бывший инструктор райкомовского звена обольстил общественность следующей перспективой: за «самоопределением вплоть до отделения» грядет счастье, то есть когда в доме тепло, дети здоровы и жена не изменяет с заезжими шоферами, — а то ведь тысячи людей готовы по его призыву сунуться в воду, не зная броду, поскольку за «самоопределением вплоть до отделения» грядет счастье, то есть когда не Москва вольничает, а свои грабят и обижают, когда государственным языком объявляется муромский диалект и в обращение пускаются речные ракушки вместо каверзного рубля. Между тем всякому очевидно, за исключением сумасшедших: главное, чтобы человеку было хорошо, а хорошо ему может быть и в пределах Московии, и в рамках СССР, и вообще человеческое счастье гораздо меньше зависит от форм геополитического устройства, чем обычно представляется харизматическому вождю, и уж во всяком случае несущественно, какой язык в государстве называется государственным, существенно то, чтобы человека поняли в отделении милиции и не облапошили у продовольственного ларька. Ан нет, видимо, настолько токсична, так сказать, общественная бацилла, что толпы единоверцев, вполне здравомыслящих по отдельности, способны пойти на смерть, только бы речная ракушка заняла место каверзного рубля. Такое замечание: курды — добрые и сердечные люди, но решительно непонятно, зачем они десятилетиями борются за свою курдскую государственность; Россия вон с лишком тысячу лет имеет свою русскую государственность, однако сомнительно, чтобы русский был намного счастливей курда.
Одним словом, общественное бытие только тогда войдет в гармонию с личностным, когда человечеству станет ясно: нет такого мирового вопроса, решение которого в ту или иную сторону стоило бы отрезанного мизинца. Есть основания полагать, что эта гармонизация во всяком случае вероятна, поскольку многие культурные народы еще решают для себя, что лучше — умереть стоя или жить на коленях, поскольку монтажник Петров и кондуктор Мюллер даже по военному времени могут с глазу на глаз приятельски покурить, обменяться впечатлениями насчет проделок своих вождей и в конечном итоге сойтись во мнении, что человек, способный изуродовать другого человека, — больное животное, которого даже наказать нельзя, потому что бессмысленно, а надо его изолировать и лечить.
Но удивительное дело: стоит им сойтись в составе боевого подразделения, как они друг другу запросто горло перегрызут. Между прочим, из этого вытекает, причем вытекает точно и определенно, что любое объединение людей с какой бы то ни было целью, выходящей за рамки интересов здоровой личности, противоречит идее Бога. Впрочем, если человек — зверь, дурно воспитанный процессами общения и труда, то военное положение, в условиях которого он существует четыре тысячелетия, — это норма, равно как в порядке вещей уголовная преступность и классовая борьба, равно как естественна латентная гражданская война между умными и дураками, либералами и консерваторами, большевиками и демократами, даром что ни первые, ни вторые путем не знают, чего хотят. Но если человек действительно чадо Божие, то ему следует всячески сторониться так называемой общественной деятельности, чтобы сохранить в себе светоч происхождения, поскольку ему суждено налаживать мирное сосуществование и ратоборствовать только с самим собой. Несомненно, что гадости творятся не обязательно сообща, но и в одиночку, несомненно также, что добрые дела делаются не обязательно в одиночку, но и сообща, однако всего несомненней то, что душевно здоровая личность отнюдь не способна на такие возмутительные деяния, на какие способен стрелковый полк, хотя бы он на 100 процентов состоял из душевно здоровых людей, сознательно или бессознательно покорных идее Бога. Стало быть, людские объединения, особенно цеховые, зачастую несут в себе заразу, смертельно опасную для человека в человеке, и несмотря на то что это явление остается для нас загадочным, хорошо было бы заядлого коллективиста и общественника-русака наставить на политику «самоопределения вплоть до отделения и образования самостоятельного государства», но только в масштабе отдельного существа. Ведь недаром в тех краях, где страдают пресловутым индивидуализмом, наблюдается благосостояние и порядок, а в России, с Гостомысла страдающей коллективизмом, — все больше нестроение да беда; недаром в английском государстве, где «все для блага человека, все во имя человека», не знали потрясений со времен Кромвеля, а у нас в российском государстве, где общество — все, человек — ничто, попеременно то демократ бесчинствует, то большевик. И главное, идет хроническая война onmia contra omnes, то есть всех против всех, включая сюда водителей, пешеходов, покупателей, продавцов, и если понадобилось бы как-то сформулировать нашу Русь, то следовало бы сказать, что Русь — это такая держава, где идет хроническая война. Нет, главное все же то, что люди у нас гибнут регулярно, как бы между прочим и ни за грош; у кого в животе хирург ножницы позабудет, кого нелегкая подведет под
