сегодняшнего дня. Книга большая, как бы мне ее прочитать? Можно только радоваться, что эту книгу будут читать студенты. Вот только ясна, понятна и умна она для людей среднего и сташего возраста. Но, впрочем, у каждого возраста свое понимание жизни, законов и поучительного, что несет история. Вот как римляне раздавали почести военным и платили им за службу. Генералы были, как и солдаты, только боевые.
Возможно, эпилог в романе вырастет в новую главу. Боре Тихоненко мой новый роман не нравится. Ты обвинял Владимира Новикова в том, что он пишет филологические романы, а сам написал такой же. Боря ошибается, я написал замечательный роман.
В «Независимой газете» небольшая статья Сережи Шаргунова. Как за последнее время Сережа вырос, как отчаянно он пропагандирует свое поколение! «
Горько, но точно.
Сегодня исполняется сорок дней со дня смерти Виктора Сергеевича Розова, и я решил отметить сороковины именно в нашем институте, в кафе. Сороковины — Ник. Иванович Рыжков очень тактично назвал это поминальным обедом — начинались в 2 часа дня. В десять я сел в машину и поехал в Москву. Надо было еще дома переодеться.
Литинститут В. С. окончил, в нем же до самой смерти преподавал. В той самой столовой будем проводить поминки, в которой он обедал, когда был студентом, много раз. Инициаторами этих сороковин и организаторами стал, конечно, Клуб Н. И. Рыжкова и сам Н. И., человек он очень русский, а поэтому всегда считающий, что он кому-то должен, обязан. Он, кстати, вместе с женою Людмилой Сергеевной и был, и сказал свое слово, не укатил на дачу.
Народу было не очень много. Хирург Бокерия, видимо, лечащий врач В. С. или, может быть, он много раз его консультировал, священник отец Владимир, говоривший с такой непримиримостью и тотальной верой, в первую очередь, в свою непогрешимость, что стало страшновато. Не из бывших ли он секретарей райкома? Но вообще-то это тоже русский фанатический тип. Тем не менее я после его речи очень сильно задумался и о своей невоцерковленности. Но я-то уверен, что Господь милостив ко всем своим чадам. Я абсолютно уверен, что учение о рае и аде он придумал в назидание человечеству, как я грожу своим студентам, что выгоню их из института, а на самом деле только их стращаю. Господь возьмет к себе всех, но там все будут другими. Может быть, только каждый помучается перед этим душою, осознавая свою грешную и порочную жизнь.
С самого начала отец Владимир взял происходящее в свои властные руки: пропоем молитву «Отче наш», которую должен знать каждый христианин, потом пропоем «Вечную память». Потом произнес долгую нравоучительную и решительную речь о грехе и праведности. Но перед этим Ник. Иванович сказал несколько слов о том, что в полной мере покойного Виктора Сергеевича власть не оценила. Интересная и глубокая деталь: Ник. Иванович, хотя, я думаю, человек он верующий, не крестился прилюдно, так же как и Вишневская, но у нее, может быть, другие резоны. Он, я полагаю, думал так: негоже ему, как Ельцину, публично туда-сюда перебегать. Возможно. это было достойное поведение убежденных атеистов.
На этих поминках было несколько — я об этом позаботился — наших институтских сотрудников: Инна Люциановна Вишневская, Екатерина Яковлевна Веселовская, Светлана Михайловна Молчанова. Все они тепло вспоминали Виктора Сергеевича, они проработали с ним по многу лет. Интереснее всех, сдержаннее и целеустремленнее говорила Екатерина Яковлевна. Умные эскапады Вишневской, по стилю на грани дозволенного, приперченные специфическим юмором, начали приедаться, а подчас производят разрушительное впечатление. Говорили о терпении, о его детской и невинной вере в лучшее в людях, о его умении положить предел даже собственным желаниям. Сильный, цельный и счастливый в семье и искусстве человек. Говорили также сын Сергей и дочь Татьяна.
Теперь о ремейке собственного рассказа. Как у меня построен предыдущий рассказ? Писатель, преподаватель Литинститута — дело происходит в самом начале перестройки — едет к себе на дачу, везет ящики с рассадой и по дороге подсаживает в машину попутчика или даже по очереди несколько попутчиков, не помню. Рассказ этого попутчика и одновременно мысли о том, как из этого материала можно сделать рассказ, теоретические размышления о творчестве — все это и составляет канву, фабулу и тему рассказа. Вот теперь, через двенадцать-пятнадцать лет, появляется материал к новому рассказу. Теперь уже на машине едет ректор.
Говорили с Максимом о его службе, о ребятах, которые приходят в армию. Каждую неделю какой- нибудь папа приезжает на джипе с просьбой отпустить в увольнение. О душевных разговорах: почему надо служить, а мне это по фигу, Родину пусть офицеры защищают. Сам Максим из семьи потомственных военных. Три месяца воевал в Чечне. Хочет поступить в Академию. Ему в армии нравится.
На въезде в Москву огромные пробки. Потом, когда после шести я уезжал из города, пробка была за Окружным мостом, гигантская очередь машин выстроилась, чтобы подъехать к полю супермаркетов: здесь расположены «Ашан», «Ikea» и какие-то другие огромные магазины. Ехал за покупками народ или на самое любимое свое развлечение — поглазеть «на вещи», на витрины.
На обратном пути льет дождь, на остановке возле Ватутинок стоит с протянутой рукой, голосует пацан.
