в Нью-Йорке он предупредил: мы его гости и — ни-ни, Марк похлопал себя по карману — платит за все он. После посещения центра Марк устроил еще один аттракцион. После посещения павильона со знаменитым «Колоколом свободы» (трещина в колоколе кажется мне символичной) мы увидели здание, в котором, собственно, и проходило подписание Декларации, памятник Вашингтону перед ним и тут же, сбоку, у тротуара, несколько прогулочных колясок, запряженных лошадьми. Поехали! Нашего коня звали Мерлин. По жаре, привычно реагируя на движение транспорта и светофоры, Мерлин потащил нас вокруг ухоженных исторических кварталов. Кирпичные домики с белыми наличниками, уютные газоны. На козлах молодая девушка четко, на ясном английском, вела рассказ о достопримечательностях. Я мало что из этого образцового английского понимаю. С.П. глубокомысленно погружен в свои мысли, впрочем, иногда из новых сведений что-нибудь подбрасывал и мне.
Осталось только описать меню и вылощенный до блеска дом, где хозяйничает Соня. Прекрасная, как в кино, гостиная, замечательные гостевые спальни на втором этаже, модерновая посуда. Вся закуска была из «русского магазина», вкусно и сытно. В Филадельфии сейчас живет около 50 тысяч русских. Какая после закуски солянка, какой замечательный десерт! За столом разговоры о жизни и об Америке. Соня: «Я люблю эту страну». Соня ясно и трезво на всё смотрит. Говорили в том числе и о людях, которые здесь умирают от голода. Все есть и в Америке.
Я хорошо помню, что одиннадцатого у Барбары состоялась операция. Но никто нас не предупредил, в Америке отказали все наши телефоны. Здесь, в Филадельфии, у Марка, выйдя наконец на интернетовскую связь, мы сразу же послали запрос Вилли. Как там? Молчание.
Утром же обошли всю округу. Мир построен одинаково, всё находится во взаимной связи, за всё надо платить. Газон за домом, и хозяин должен обрабатывать его сам, но за невидимой чертой в 12–15 метров уже земля, которую косит муниципалитет. С соседями можно не контактировать, но кивнуть обязательно. Всё можно делать по-своему, но если ты делаешь что-то не так, тебе укажут, и жестко. Внутри любого демократического сообщества жесткий демократический фашизм. Марка заставили убрать плющ на стенах его дома — ни у кого больше в округе такого плюща не было.
После завтрака — остатки вчерашнего роскошного ужина — поехали обратно в Нью-Йорк. Соня интересно говорила о своей любви к Америке. Она натура активная и деятельная и здесь смогла получить то, чего в нашей стране по праву её энергии, силы и деловитости ей бы не дали. Стоит ли так осуждать эмиграцию, в частности еврейскую? У нас, у русских, слишком сильно представление о государстве как о защитнике и помощнике. Но наше государство сейчас — это Нарусова и Греф.
На обратном пути, как мы ни торопились, Марк завез нас в Принстон. Я восхищаюсь его императиву, весьма, кстати, справедливому: так надо! Роскошный, стилизованный под XVII век студенческий городок. Театр, в котором, по рассказу Марка, он смотрел «Три сестры», поставленные Товстоноговым. Строительство и идея этого самого дорогого и престижного в Америке университета принадлежали еще, кажется, Англии. Империя всегда по-настоящему начинается не с идеи ограбить, а с идеи сделать территорию своею, с ощущения всеобщей родины. Такова была первоначальная идея и Советского Союза, недаром, чтобы поднять окраины, грабили и притесняли центр.
Простились с Марком в Нью-Йорке, перед домом, где живет Рената Григорьевна. Я так в полной мере и не смог осознать и понять феномен этого человека. Он человек империи, её культуры и истории. Его еврейские корни будоражат его, заставляют метаться, раздваиваться, но мощная культура империи ласкает и убаюкивает. О, если б навеки так было! Попросил меня достать ему «Как закалялась сталь», которую не может купить здесь! Как вообще труден и непонятен человек, как сложно привести его к какому-нибудь единому интегралу, как трудно поймать сложное явление в сети слов!
За время нашего маленького путешествия нас переселили из очень удобной гостиницы домой к Ренате Григорьенве. Она живет в огромном жилом доме на Пятой авеню-Амстердам, угол 87-й стрит, в доме 175, чудный район, рядом и Центральный парк. В лифте метр на метр металлическая доска с кнопками этажей производит сильное впечатление. Квартиры здесь нумеруются по этажам с буквами. Потом с высоты 26-ти этажей я увидел крыши этого района, Гудзон, зелень на крышах. Это прекрасная, чистенькая и ухоженная квартира, в которой, видимо, живет Соня. Здесь детские игрушки, в ванной комнате детское мыло и кремы. Обычный интеллигентский быт.
Пока мы в другой квартире — редчайшая возможность узнать чужой быт! — это 6-й этаж, здесь живет Григорий Соломонович, отец Ренаты. Ему восемьдесят два года, но от него исходит какая-то моральная сила с честью и достоинством прожитой жизни. В войну он служил в танковой разведке. Постепенно выяснились страницы его биографии. В пятнадцать лет, после аннексии куска польской территории под названием Западная Белоруссия, а может быть, откуда-то из-под Вильнюса, вместе с семьей его перевезли в Воронеж. Он считает себя земляком С.П. Школа, война, институт, ранняя женитьба, Новый год студент-дипломник встречает в «Астории», в Ленинграде, вместе с Вертинским. Он, уже далеко за 50, выезжает в США. Братья — один в Майами, другой в Израиле. Начинает своё дело здесь, сначала переучивается: гранит алмазы. Сейчас, в 82 года, еще что-то делает как брокер, встречает каких-то бизнесменов в аэропорту и т. д.
Я опять стою перед невозможностью описать чужую жизнь объективно. И здесь по старой привычке пользуюсь своим старым намыленным опытом: через быт, через предметы. Хорошая трехкомнатная квартира, много книг, картины современных художников. В частности, много картин Юрия Красного. Я смутно помню его по Москве. Это всё как бы раздутые, до шаров, еврейские типажи. Много русской и еврейско-русской литературы. Суждения Г.С. очень широки и объективны и по политике, и по России, и по еврейскому вопросу. Самоидентификация себя как еврея, но это ещё совершенно не означает противопоставление еврейской правды всему миру. Однако это человеческое стадо предпочитает иногда пастись отдельно ото всех и обязательно вместе.
Это из газеты:
НОВАЯ КРИТИКА СТАРОГО АНТИСЕМИТИЗМА
О книге Владимира Опендика «200 лет затяжного погрома»
Судя по названию книги, толчком к ее написанию послужил одиозный труд лауреата Нобелевской премии по литературе А. Солженицына «200 лет вместе», в которой живой классик впервые постарался объяснить собственную лютую ненависть не столько к советской власти, сколько к еврейскому народу, к его интеллектуальной мощи, которой он, судя по его книгам, всегда завидовал и не мог постичь ее истоков. Ему, его ментальности и соответственно публичному поведению, его книгам и статьям В. Опендик уделил достаточно много внимания в своей книге.
Разоблачая откровенную ложь, фантазерство, подтасовки автора книги «200 лет вместе», В.Опендик приводит, на мой взгляд, убедительные доводы и факты, после которых перед нами предстает крепко сколоченный антисемит, от искусственного величия и псевдоморали которого не остается ничего. Эмоциональное, нестандартное мышление автора придало книге серьезный литературный блеск.
Марк Гуревич
Вечером после встречи с Илоной Давыдовой мы опять переехали на 26-й этаж, где квартира Софьи. Она, в свою очередь, переехала вместе с ребенком куда-то еще выше в недра этого бесконечного дома. Кстати, когда-то это был дом бедноты, который нынче оказался в одном из центральных районов Манхэттена.
Илона была роскошна, нарядна, тороплива и, как я, скомканна в своих формулировках, на роскошной машине. Видимо, повторяю, это был один из редчайших типов благодарного человека. Ничто не забыто. Она всех нас усадила в машину. План был таков — показать нам самый знаменитый на настоящее время
