Ешик крутанулся на месте. Он успел отбежать всего на один шаг, прежде чем чья-то рука схватила его за горло. Закованные в железо ледяные пальцы сжались. Писец только и мог теперь, что бессловесно хлопать губами и брызгать слюной.
Ешик поднял взгляд от бронированного запястья к плечу. Его обидчик свисал с потолка. На нем был древний, искусно украшенный керамитовый доспех — такого слуге ордена еще видеть не доводилось. Одна рука десантника сжимала край вентиляционного люка, а вторая безо всяких усилий потащила извивающегося писца вверх.
Сердце Ешика успело отмерить всего три удара, прежде чем десантник нырнул в служебный туннель, увлекая слугу за собой.
— Не пытайся молиться своему Императору, — прошептал воин, чуть слышно треснув воксом и уставившись на человека кровавыми линзами глаз. — Или будешь умирать еще дольше.
— Кто?..
Воин снова сжал пальцы, не давая ему вздохнуть.
— И не задавай глупых вопросов, иначе я скормлю тебе твои собственные глаза.
Сквозь истошно скачущие мысли писца пробился образ Кадри. Над старым толстяком издевались — ослепили его и запихнули вырванные глаза в рот… Может, бедняга даже подавился ими прежде, чем сумел проглотить.
— Благодарю, — прошептал воин. — Послушание избавило тебя от последней трапезы, которой насладился твой приятель.
— Подождите, — всхлипнул слуга. — Пожалуйста.
Воин издал что-то вроде вздоха и сделал рыдающему человеку признание из трех слов:
— Я ненавижу мольбы.
Он надавил на рукоять, наполовину похоронив клинок в языке, нёбе, черепе и мозгу смертного. Ешик задергался в конвульсиях, слабо ударяясь о стенки трубы.
Спустя какое-то время писец Мериториума затих. Воин бесшумно приступил к делу: раздробил навершием меча грудину смертного и несколькими ударами взломал ребра. Раздвинув их словно крылья и обнажив внутренние органы, убийца выпихнул труп из туннеля. Тело с влажным чавканьем шлепнулось на пол. Его содержимое начало просачиваться наружу. Включая запах.
Талос оглядел свою работу — старика с вырванными глазами, выпотрошенного писца помоложе. Его девятая и десятая жертвы с тех пор, как час назад он проник в крепость. Какой чудесной находкой они станут для какого-нибудь случайного уборщика.
Воин задержался лишь для того, чтобы протереть свой клинок и вложить в наголенные ножны. Как раз в эту секунду взвыли сирены.
Талос озадаченно покосился вниз, но трупы пока никто не потревожил. Сирены продолжали бушевать. Звучало это так, словно весь монастырь завопил от ужаса — что в каком-то смысле было правдой. Где-то в коридорах необъятной крепости нашли один из прежних шедевров, оставленных им или его братьями.
XVIII
ВНЕДРЕНИЕ
Планом Гурона легко было восхититься, как и энтузиазмом, с которым владыка Корсаров представил его на рассмотрение. Демонстрируя удивительное смирение и доверительное отношение к сотне воинов, которых он собирался послать на смерть, тиран явился на борт «Завета» с минимальным количеством охраны. Он лично обратился к Повелителям Ночи. Стоя на мостике «Завета» с двумя гвардейцами- терминаторами по бокам, повелитель Корсаров изложил свой план в деталях и наметил возможные пути атаки Повелителей Ночи. Он даже упомянул, что в конечном счете прибытие Восьмого легиона стало редкостной удачей. Их бойцы больше подходили для первой стадии вторжения. Далее тиран заявил, что, хотя он полностью полагается на союзников в выборе средств, наилучшего результата они, несомненно, достигнут, действуя собственными методами.
Талос все это видел. Первый Коготь разомкнутым строем собрался вокруг гололитического стола. Там же толпились и остальные Когти. Лишь один из Повелителей Ночи держался в стороне. Он стоял поодаль в своем свежевыкрашенном доспехе, однако изоляция, казалось, его не смущала. Рувен не принадлежал ни к одному из Когтей, потому что все его отвергли. Реакция Вознесенного и его Чернецов была самой жесткой: они вслух пообещали прикончить предателя, если тот хоть раз по глупости вызовет их недовольство.
Посреди своей речи Кровавый Корсар включил гололитическое изображение крепости-монастыря Вилам. Даже эта грубая мерцающая проекция зажгла в пристальном взгляде Талоса что-то вроде зависти. Ни одна крепость Астартес не походила на другие, и Вилам возносился к небесам, словно кафедральный собор Экклезиархии. Зубчатые стены, ступенчатые крепостные валы, посадочные платформы и, на самых верхних уровнях, доки для боевых кораблей, прибывающих сюда на починку, превратили собор в могучую готическую цитадель.
— «Завет» мог бы врезаться в него, — заметил Ксарл, — не оставив и царапины.
Воин держал шлем на сгибе локтя. По причинам, неясным Талосу, с момента прибытия в Зрачок Бездны Ксарл взял в привычку носить свой церемониальный шлем. Шлем был украшен под стать эмблеме легиона: два гладких нетопырьих крыла поднимались над ним изысканным гребнем.
— Зачем ты его носишь? — тихо поинтересовался Талос во время обсуждения миссии.
Ксарл покосился на шлем у себя в руке и окинул Пророка хмурым взглядом.
— Немного гордости не помешает, брат.
Талос оставил его в покое. Возможно, в словах Ксарла был смысл.
Гурон ненадолго прервался, чтобы прочистить забитое желчью горло. Когда тиран сглотнул, в его шее и груди заклацали шестеренки.
— Крепость-монастырь — это оборонительное сооружение, превосходящее любую другую твердыню. Каждый из вас это знает, но и такие цитадели отличаются по степени боеспособности. Вилам — не провинциальный замок на границе Империи. Согласно гололитическим симуляциям, даже атака всей армады Корсаров с орбиты имеет крайне сомнительный шанс на успех. Такой бой никому из нас не принесет славы, уверяю вас.
Несколько из собравшихся воинов хмыкнули.
— Вы вправе задать вопрос: почему я ставлю вас под удар? — согласился Гурон. — Ответ прост: если ваш легион не добьется успеха на первых этапах вторжения, вся осада заранее обречена на провал. Я использую вас, но не как хозяин — рабов. Я использую вас как генерал, полагающийся в бою на свое оружие.
— А нам-то с того какая корысть? — выкрикнул один из Кровоточащих Глаз.
Вопрос вызвал у остальных его братьев целую симфонию шепелявых смешков. Их было тридцать, и большинство стояли на четвереньках, опираясь на когтистые лапы, хотя несколько наименее изменившихся держались прямо.
Гурон не улыбнулся. Он чуть наклонил голову, словно признавая правомерность вопроса.
— Некоторые могли бы сказать, что я уже достаточно вознаградил вас, позволив «Завету» войти в док. Но я не жаден, когда дело касается трофеев. Вам известно, что я хочу получить в результате атаки. Восьмой легион может забирать все, что пожелает, кроме запасов геносемени Странствующих Десантников. Берите доспехи, реликвии, пленников — мне все это не нужно. Но если я обнаружу, что вы разграбили генные хранилища, я отменю амнистию. Мы не просто обстреляем «Завет» и изгоним с территории Корсаров, как было в прошлый раз, когда вы решили… испытать мое терпение. Мы его уничтожим.
Вознесенный, заставив пол задрожать, подтащил свою бронированную тушу к гололиту. Огромные
