точно крыса чует опасность. Сейчас к тому же, при всей своей лихости, наверняка наложил в штаны из-за того, что дон остался жив. Явится вздрюченный, как осел, которому муравей в зад залез. Впрочем, Клеменце не привыкать было к подобным ситуациям, работа приучила. Первое — это дать правдоподобное объяснение тому, что с ними должен ехать Рокко. Второе — надо придумать, куда и для чего они едут, и так, чтобы Поли поверил.
Конечно, строго говоря, это не столь уж обязательно. Поли можно было убрать и не цацкаясь с ним. Так или иначе — попался, бежать ему некуда. Просто Клеменца уважал чистую работу и не давал себе в этом смысле поблажек, он никогда не предоставлял противной стороне хотя бы долю шанса на преимущество. Мало ли что — ведь в таких делах речь идет, в конце концов, о жизни и смерти.
Питер Клеменца мыл свой небесно-голубой «Кадиллак», а сам тем временем отрабатывал каждое слово своей речи, каждое выражение лица. Он будет резок с Поли, словно тот в чем-то проштрафился. Это собьет с толку Гатто с его звериным чутьем, его подозрительностью — или по крайней мере поселит в нем сомнение. Излишнее дружелюбие только насторожит его. Разумеется, не стоит перегибать палку. Нужно изобразить рассеянного, озабоченного, слегка раздраженного босса… Теперь — Лампоне. Его присутствие, бесспорно, вызовет тревогу у Поли, тем более что Лампоне предстоит ехать сзади. Сидеть за баранкой, когда у тебя за спиной Лампоне, значит лишиться возможности оказать сопротивление. Клеменца надраивал свой «Кадиллак» до блеска. Хитрая задача. Очень хитрая. Заколебался на мгновенье — не стоит ли прихватить с собой для верности еще человека, но отверг эту идею. Он рассуждал, следуя элементарной логике. С течением лет может сложиться ситуация, когда кому-то из его сообщников окажется выгодно давать против него показания. Если свидетель один, то показания уравновешиваются. Если сообщников двое, их свидетельства перевесят. Нет, пусть все идет, как намечено.
Досадно было, что казнь назначена «публичная». Что тело должны найти. Куда как лучше бы ему исчезнуть. (Обычными местами захоронения служили океан или болота Нью-Джерси на землях, принадлежащих друзьям семейства, иногда трупы уничтожали иными, более изощренными способами.) Однако в данном случае урок должен стать показательным — для устрашения потенциальных предателей и предостереженья неприятелю, что в семействе Корлеоне дураков и слюнтяев не прибавилось. Призадумается Солоццо, когда увидит, как быстро разоблачили его осведомителя. Семейство Корлеоне хотя бы отчасти восстановит свою прежнюю репутацию. Их выставили на посмешище тем, что сумели подстрелить дона.
Клеменца вздохнул. Голубой «Кадиллак» уже сверкал, точно огромное яйцо, а он так и не приблизился к решению вопроса. И вдруг его осенило — вот оно, логично и в самую точку. Разом объясняет и присутствие Рокко Лампоне, и зачем им с Поли ехать вместе, и почему так важно действовать тихо.
Он скажет Поли, что им сегодня предстоит подыскать помещение на случай, если семейство решит «залечь на тюфяки».
Когда война между семейными синдикатами обострялась, противники тайно снимали помещение и устраивали там штаб-квартиру, где боевики, «солдаты», спали вповалку на тюфяках, разложенных на полу. Делалось это не столько для того, чтобы уберечь родных, жен и детей, — никто и так никогда не смел поднять руку на «мирное население», непричастное к побоищу. Это таило слишком большую обоюдную опасность. Просто здравый смысл подсказывал зарыться в нору, подальше от вражеских глаз, а может, и от полиции, ежели ей вдруг придет в голову вздорная мысль вмешаться.
Обычно потайное помещение снимал испытанный caporegime, завозил в него тюфяки. Отсюда совершались вылазки в город, когда переходили в наступление. Клеменцу первого послали бы с таким заданием, это нормально. И нормально, что он берет себе на подмогу Гатто и Лампоне — устроиться, обставиться. Кроме того — Клеменца усмехнулся этой мысли, — корыстолюбивый, как выяснилось, Поли сразу начнет соображать, сколько Солоццо ему отвалит за столь ценные сведения.
Рокко Лампоне приехал загодя, и Клеменца растолковал ему, что им требуется исполнить и каково будет распределение ролей. Лампоне взглянул на него с изумлением и благодарностью — это было заметное повышение, ему давали возможность оказать семейству услугу. Он почтительно поблагодарил Клеменцу, и тот еще раз похвалил себя за верный выбор. Он потрепал Лампоне по плечу.
— С завтрашнего дня тебе будет перепадать не только на хлеб насущный, но и на масло. Хотя об этом успеем после. Сам знаешь — сейчас семейству не до того, сейчас есть более неотложные заботы.
Лампоне протестующе поднял руку, словно бы говоря, что готов подождать, — он знал, что вознаграждение ему обеспечено.
Клеменца зашел к себе в мастерскую, открыл сейф. Вынул оттуда пистолет и дал его Лампоне.
— Возьмешь этот, — сказал он. — Происхождение установить невозможно. Бросишь его потом в машине рядом с Поли. Сделаем дело — бери жену и детей и двигай с ними во Флориду. На свои деньги — я тебе потом возмещу. Отдыхай, грейся на солнышке. Остановитесь в нашем отеле в Майами-Бич, чтоб я знал, где тебя найти в случае надобности.
В дверь мастерской постучались — жена Клеменцы сказала, что приехал Поли Гатто. Его машина у подъезда. Клеменца пошел из гаража, Лампоне — следом. Caporegime плюхнулся на переднее сиденье рядом с Гатто, досадливо буркнул что-то в ответ на приветствие. Придирчиво взглянул на часы, как если бы Гатто опоздал.
Острая мордочка Поли настороженно приглядывалась, принюхивалась в усилии оценить обстановку. Едва заметно покривилась, когда на заднее сиденье сел Лампоне.
— Пересядь направо, Рокко. В зеркале за тобой ничего не видно — здоровый черт.
Лампоне, словно не видя в этой просьбе ничего особенного, с готовностью передвинулся и сел за спиной Клеменцы.
Клеменца желчно процедил, обращаясь к Гатто:
— Санни, псих, перетрухал. Уже собрался залечь на тюфяки. Велено подыскать квартиру в Уэст-Сайде. Поли, вы с Рокко завезете тюфяки и провиант, и чтобы все было в ажуре, когда подвалят солдатики. У тебя нет на примете чего подходящего?
Так и есть, глазки у Гатто загорелись, жадность пересилила. Поли заглотал наживку и, прикидывая, сколько можно слупить с Солоццо за эту информацию, об опасности и думать забыл. Кстати, Лампоне играет свою роль отлично, поглядывает в окно с равнодушным, скучающим видом. Клеменца снова поздравил себя с удачным выбором.
Гатто пожал плечами:
— Надо будет подумать.
— Думать думай, а машину веди, — проворчал Клеменца. — Мне в Нью-Йорк сегодня надо, не завтра.
Поли Гатто был классный водитель, движение к городу в этот час было умеренное, так что доехали засветло, когда только-только начинали спускаться по-зимнему ранние сумерки. Ехали молча. Клеменца показал Поли, как проехать в нужную ему часть района Вашингтон-Хайтс. Оглядел там расположение нескольких жилых домов, потом велел Поли припарковаться невдалеке от Артур-авеню и ждать его. Рокко Лампоне он тоже оставил в машине. Сам же пошел в ресторан Веры Марио, заказал там легкий обед — телятину, салат, — перекинулся словцом кое с кем из знакомых. Через час, пройдя пешочком несколько кварталов, вернулся к тому месту, где стояла машина, сел в нее. Гатто и Лампоне ждали.
— Вот гадство, — пробурчал Клеменца. — Обратно вызывают, в Лонг-Бич. Другая срочная работа, загорелось. А с этой, Санни сказал, можно повременить. Рокко, ты живешь в городе, тебя подбросить?
Рокко спокойно отозвался:
— Я оставил машину у вашего дома, а жене она завтра с утра нужна.
— Все правильно. Тогда едем вместе, ничего не поделаешь, — сказал Клеменца.
По дороге назад в Лонг-Бич снова ехали молча. На ответвлении шоссе, ведущем в городок, Клеменца сказал внезапно:
— Поли, останови, я выйду помочиться.
Гатто за время службы порядком поколесил со своим тучным caporegime и знал его слабости. Такая просьба была ему не внове. Машина свернула с шоссе на грунтовую дорогу, уходящую вглубь болот. Клеменца вылез наружу и зашел в придорожные кусты. Постоял, действительно справил малую нужду. Вернулся и, открывая дверцу, как бы затем, чтобы сесть назад, быстро огляделся. На шоссе справа и слева не было видно ни огонька; кромешная тьма.
