и превратят одну шестую часть земной суши в безжизненную пустыню!
Я довольно долго объяснял, что никто не сможет сделать этого без участия президента и министра обороны, но, тем не менее, решил провести расследование, попросил у него эту телеграмму либо фамилии полковников или хотя бы адрес части, из которой она поступила. Ничего не получил! Думаю, вообще не было в природе этой телеграммы, а инициатива с подобного рода играми исходила, по всей вероятности, из окружения самого Горбачева.
— Да, с этой должностью мы определились на алма-атинской встрече, которая последовала сразу после белорусской. Вроде как Союза уже нет, а министр обороны СССР остался. Непорядок.
— После долгих уговоров и моих отказов Ельцин сам себя назначил министром обороны России. Применял разные уловки. Звонил, например, и говорил уставшим таким голосом, мол, не могу я больше армией руководить, давайте принимайте должность. Но СНГ — это был мой крест. Мне казалось, что никто кроме меня продвигать идею сохранения объединенных Вооруженных сил не будет. Так оно и оказалось в конце концов. Поэтому, когда тянуть с назначением уже было нельзя, я прямо сказал Ельцину, что министром обороны России следует назначить Грачева.
— Могу сказать лишь, что мы проявили много изобретательности, настойчивости и смекалки в этом деле! Украина очень долго вела свою игру, в то время как на ее территории повышался уровень радиационного фона. Несмотря на то что Украина подписала Лиссабонский протокол, который признавал Россию правопреемницей СССР в качестве ядерной державы, президент страны Леонид Кравчук не торопился объявлять об этом официально. Более того, он стремился выбить себе возможность осуществлять командование Стратегическими ядерными силами до их полного вывода с территории Украины. А потом и вовсе стал накладывать запреты на выдвижение последних эшелонов с тактическим ядерным оружием. Тогда под моим командованием мы стали вывозить боеприпасы, проявляя военную хитрость и с определенным риском. Так, никогда не было практики вывозить ядерное оружие самолетами. А мы это сделали с Ефановым, командующим военно-транспортной авиацией. Последний эшелон вывели, когда Кравчук летел через океан на переговоры с президентом США. Эта работа была очень сложная, серьезная и деликатная. А в Закавказье, где бушевали войны, мы объявляли о готовности вывозить тактическое ядерное оружие на железнодорожном транспорте, а сами в ночное время вывозили его самолетами.
— В какой-то момент я осознал, что против выступают не только отдельные республики, но и Министерство обороны России. Подтверждением этому явились публикации в некоторых СМИ, направленные не только на принижение роли и значения Главного командования, его функций, но и на его дискредитацию. Позднее мне в руки попали документы, подтвердившие подозрения, что Минобороны России проводило целую акцию по снижению авторитета Главного командования и моего лично. Дело дошло до того, что на мои высказывания по поводу военной интеграции было заведено специальное досье.
— Трудно сказать, инспирировались ли все эти странные деяния лично министром обороны России. Скорее всего нет. Но кое-кто из его окружения, неспособный к каким-либо конструктивным делам, хорошо поднаторел на интригах. Дело, которым я жил в эти годы, из-за которого многое терпел, от многого отказался, в том числе и от поста министра обороны России, оказалось в руках циничных игроков. Я же считал и считаю, что играющий всегда проиграет. И не тратил время на интриги и самоутверждение.
— К началу 1993 года я уже стал понимать, кто такой Руцкой. В то время он казался мне довольно странным человеком. Хотя раньше я был о нем другого мнения. Ведь он был фактически моим подчиненным, командовал полком под Одессой. Находчивый такой, толковый. А потом, когда его занесло случайно в высокие инстанции, видимо, потерял ориентир. Знаете, знакомство с великими актерами, режиссерами... Вожжи самоконтроля были отпущены, и он стал против Ельцина выступать. Помню, приехал к нему как старый знакомый и говорю: «Александр Владимирович, понимаешь, нельзя так. Тебя избрали, потому что президент назвал тебя вице-президентом». А он обиделся, говорит, что его избрал народ, а не Ельцин. Я ему говорю на это: «Саша, значит, если бы Ельцин взял ведро воды и назвал его вице-президентом, его бы тоже избрали». И Руцкому не понравилось это дело. Но разговор закончился тем, что он меня уверил, будто помирился с Ельциным и стал заниматься борьбой с коррупцией. Подводит меня к сейфу и говорит: здесь очень много крупных дел. Я его убеждал, что это не его дело и всю документацию необходимо передать в Генпрокуратуру. Потом вижу по телевизору, как на заседании Верховного Совета Руцкой рассказывает о своих «чемоданах с компроматом». Вдруг слышу: маршал Шапошников, говорит он, одним росчерком пера передал 12 аэродромов какой-то коммерческой структуре.
Я до него тогда не мог дозвониться. Потом был День авиации в Тушине, встретились. Говорю: «Саша, ты что имел в виду?» Он начал извиняться, мол, мои чудаки написали, я не проверил, зачитал. Я ему говорю: «Ты меня позоришь на весь мир, а извиняешься в чистом поле». И ушел.
Потом, в октябре 1993 года, меня звали к «президенту» Руцкому на любую должность, но я им сказал, что могу приехать лишь с одной целью — послать куда подальше. На тот момент я не видел других методов, кроме силового. На конфликт провоцировала та сторона. На «Останкино» нападали, на мэрию. Их много раз предупреждали. Если бы победил Белый дом, нам бы фамилию Ельцин запретили произносить. Я рад, что
