— Отец, оруженосца Хуана нашли тяжело раненного, причем раны не позволяют ему говорить.
— Я пойду к нему и спрошу насчет моего сына, — заявил Александр. — Если он сможет поговорить хоть с кем-то, то этим человеком буду я.
Чезаре склонил голову.
— Без языка не поговоришь, — едва слышно вырвалось у него.
Папа почувствовал, как у него подгибаются колени.
— Раны настолько тяжелы, что он не может ничего написать? — спросил он.
— Не может, отец, — ответил Чезаре. — Потому что у него нет пальцев.
— Где нашли оруженосца? — спросил Папа.
— На пьяцца делла Джудекка, где он пролежал много часов, на глазах сотен прохожих, которые из страха боялись сообщить о том, что видели.
— А о твоем брате по-прежнему никаких новостей? — спросил Александр, усаживаясь в кресло.
— Никаких, отец. Ни слова.
Объехав Рим, переговорив с капитанами святой гвардии, командирами испанцев и швейцарских гвардейцев, а также с полицейскими, патрулировавшими улицу на своих двоих, Чезаре и Дуарте вернулись в Ватикан.
Александр сидел в кресле, по-прежнему перебирая золотые четки. Когда они входили в папские покои, Чезаре посмотрел на Дуарте Брандао. Он полагал, что будет лучше, если отец узнает самые последние новости от ближайшего друга.
Дуарте встал рядом с Папой, положил руку ему на плечо.
— Нам только что сообщили, что найдена лошадь главнокомандующего. Одно стремя, похоже, отрубили мечом.
У Папы перехватило дыхание, словно его сильно ударили в живот.
— А всадник? — выдохнул он.
— Всадника не нашли, отец, — ответил Чезаре.
Папа Александр поднял голову, глаза его затуманились, повернулся к Чезаре.
— Собери святую гвардию, и пусть они прочешут улицы и окрестности Рима. Скажи им, что в казармы они смогут вернуться лишь после того, как найдут моего сына.
Чезаре ушел, чтобы отдать соответствующий приказ.
В холле столкнулся с Хофре.
— Хуан пропал, и отец в отчаянии, — сообщил брату Чезаре. — На твоем месте я бы не болтал лишнего. И отец ни в коем случае не должен узнать, где ты провел этот вечер.
Хофре кивнул.
— Я понял.
Но поделиться тем, что знал, не захотел.
По городу уже поползли слухи: сын Папы, Хуан, пропал, Папа в глубокой печали, угрожает суровыми карами тем, кто мог причинить Хуану вред.
У окон появлялось все больше людей, магазины и лавки закрывались, испанские солдаты бегали по улицам с мечами наголо. Враги Александра, включая семьи Орсини и Колонна, опасаясь, что вину возложат на них, тоже взяли в руки оружие. Ни один проулок не остался без пристального внимания, солдатам грозили смертной казнью, если они не найдут Хуана.
На следующее утро полиция разбудила рыбака, который спал в своей лодке. Звали его Джордже Шанти, и он заявил, что в тот вечер, когда Ваноцца собирала гостей, видел четырех всадников, один из которых прятал лицо под маской. Со своей лодки он наблюдал, как пятую лошадь с лежащим на ней телом подвели к тому месту, где в Тибр сбрасывали городские отходы. Тело сняли с лошади и бросили в реку.
— Как выглядели эти люди? — спрашивала полиция. — Что ты можешь нам сказать?
— Было очень темно, — отвечал Джордже.
Потом признал, что слышал голос одного, главаря, который приказал другим бросить на труп несколько камней, когда синий бархатный плащ никак не желал погружаться в воду. И еще сказал, что одна лошадь была белая.
Но Джордже сдержал слово, данное кардиналу, и не сообщил полиции приметы главаря. Когда полиция, подкрепляя свои вопросы тумаками, спросила, почему он не сообщил об увиденном раньше, Джордже сердито ответил: «За последние годы я видел, как в Тибр сбрасывали сотни трупов. Если б я о каждом докладывал полиции, у меня не осталось бы времени ни на рыбную ловлю, ни на еду».
К полудню поиски на реке уже велись полным ходом.
Сетями и крюками обследовалось дно от берега до берега.
В три часа дня крюк, брошенный одним из местных рыбаков, зацепил что-то тяжелое. И вскоре на поверхность, лицом верх, всплыло раздувшееся тело, вместе с синим бархатным плащом.
В сапогах и шпорах, с перчатками за поясом, с тридцатью золотыми дукатами в кошеле, так что убили его не ради ограбления. Когда тело вытащили из воды, на спине насчитали девять колотых ран. Не считая перерезанного горла.
Дуарте Брандао прибыл, чтобы опознать тело. Сомнений у него не возникло. Перед ним лежал сын Папы, Хуан Борджа.
Тело Хуана на лодке перевезли в замок Сант-Анджело.
Увидев труп своего любимчика, Александр в отчаянии упал на колени. Рыдал и рыдал, и его горестные крики разносились по всему Ватикану.
Когда Александр смог взять себя в руки, он распорядился похоронить Хуана в тот же вечер.
В шесть часов Хуана, в парадной форме главнокомандующего войсками святой римской католической церкви, положили на великолепные похоронные дроги и покатили через мост, тогда как Папа, в одиночестве, наблюдал за процессией с башни замка Сант-Анджело.
Впереди шли 120 факельщиков и щитоносцев, за ними — сотни плачущих служителей церкви. К вечеру процессия, насчитывающая не одну тысячу человек, добралась до церкви Санта Мария дель Пополо, где тело Хуана и предали земле, в часовне, которую его мать, Ваноцца, готовила для своей могилы.
Александр, охваченный горем, сразу после похорон послал за Чезаре.
Тот незамедлительно прибыл в его покои.
Войдя в кабинет, увидел, что Папа сидит за столом, бледный, с покрасневшими от слез глазами. Таким Чезаре видел его только раз, в детстве, когда Хуан был при смерти, выпив отравленного вина. В тот момент он задался вопросом, может ли молитва изменить судьбу или всего лишь отодвигает неизбежное?
Увидев Чезаре, Александр встал из-за стола, надвинулся на сына. Сам не свой от горя и ярости. Он всегда знал, что Чезаре не любит своего брата, понимал, что Хуану досталась жизнь, о которой мечтал Чезаре. Он слышал, что они крепко поссорились на вечеринке у Ваноццы, после чего Хуан исчез. И теперь он хотел услышать от Чезаре правду.
— Поклянись, что ты не убивал своего брата, — командным тоном потребовал он. — Поклянись своей бессмертной душой. И знай, если ты солжешь мне, то будешь вечно гореть в аду.
Обвинение, брошенное отцом, вызвало у Чезаре шок.
По правде говоря, он нисколько не сожалел о смерти брата. Но правда состояла и в том, что он не убивал Хуана.
Однако он не мог винить отца за то, что тот заподозрил в нем убийцу.
Чезаре шагнул к Александру, встретился с ним взглядом. Прижал руку к груди, заговорил со всей искренностью:
— Отец, я не убивал моего брата. Клянусь. И если это ложь, я готов вечно гореть в аду, — он увидел замешательство, отразившееся на лице Папы, и повторил:
— Я не убивал Хуана.
Взгляд первым отвел Александр. Сел, вернее, упал в большое кожаное кресло, прикрыл рукой
