ни шло. Но китайскую?! Да еще китайскую навынос?!
Скиппи Дир изо всех сил соображал; на сей раз Бобби загнал его в угол.
– Это японский ресторан, а еда – суши. Это самая дорогая еда на свете.
Бентс внезапно успокоился. Насчет суши вечно все жалуются. Глава конкурирующей студии рассказывал ему, как водил японского инвестора в японский ресторан, специализирующийся на суши. «Тысяча 'зеленых' на двоих за двадцать дерьмовых рыбьих голов», – сказал он. На Бентса это произвело немалое впечатление.
– Ладно, – сказал Бентс Скиппи Диру, – но тебе надо урезать расходы. Попробуй во время съемок следующей картины взять побольше стажеров из колледжа.
Стажеры работают бесплатно.
Голливудские похороны Элая Марриона – куда более сенсационная новость, чем похороны Суперзвезды. Перед ним преклонялись главы студий, продюсеры и агенты, даже уважали, а порой и любили Суперзвезды, режиссеры и даже сценаристы. А секрет заключался в его обходительности и ошеломительном интеллекте, разрешившем в кинобизнесе множество проблем. Вдобавок он пользовался репутацией человека справедливого – в разумных пределах.
В последние годы он вел аскетический образ жизни, не злоупотреблял властью, не требовал от звездочек сексуальных любезностей. Да еще «ЛоддСтоун» выпустила больше великих картин, чем любая другая студия, а для тех, кто делает настоящие фильмы, нет более ценного качества.
Президент Соединенных Штатов послал главу своей администрации произнести краткую прощальную речь. Франция прислала своего министра культуры, хоть он и был врагом голливудских фильмов. Ватикан послал папского поверенного – молодого кардинала, достаточно миловидного, чтобы получать предложения на эпизодические роли. Как по волшебству появилась японская группа бизнесменов. Высочайшие администраторы кинокорпораций Нидерландов, Германии, Италии и Швеции прибыли, чтобы воздать последние почести Элаю Марриону.
Начали возглашать речи. Сначала мужчина-Суперзвезда, затем женщина-Суперзвезда, затем первоклассный режиссер; даже сценарист Бенни Слай воздал Марриону должное. Затем глава администрации президента. Затем, только для того, чтобы представление не сочли чересчур претенциозным, два величайших кинокомика немного пошутили на предмет могущества Элая Марриона и его деловой хватки. И, наконец, сын Элая Кевин, его дочь Дора и Бобби Бентс.
Кевин Маррион превозносил Элая Марриона, как заботливого отца – не только по отношению к собственным детям, но и ко всем, кто работал в «ЛоддСтоун». Дескать, это был человек, высоко несший факел Искусства Кино. Факел, заверил Кевин скорбящих, по эстафете перешедший из рук в руки преемникам.
Дочь Элая Марриона Дора произнесла самую поэтическую речь, написанную Бенни Слаем. Она была выразительна, одухотворена и поминала добродетели и достижения Элая Марриона с юмористическим уважением.
– Я любила отца больше, чем любого другого человека, – сказала она, – но я рада, что мне никогда не приходилось торговаться с ним. Мне приходилось иметь дело только с Бобби Бентсом, а его я всегда могла обвести вокруг пальца.
Она получила свою долю смеха, и теперь настала очередь Бобби Бентса. В глубине души он отнесся к шутке Доры неодобрительно.
– Я потратил тридцать лет на строительство «ЛоддСтоун» вместе с Элаем Маррионом, – провозгласил он, – он был интеллигентнейшим, добрейшим человеком на свете. Под его руководством мое тридцатилетнее служение было счастливейшим временем моей жизни. И я буду продолжать служение его мечте. Он выказал свою веру в меня, передав студию в мое распоряжение на ближайшие пять лет, и я его не подведу. Я не могу надеяться сравняться с достижениями Элая. Он дарил сны миллиардам людей на всей планете. Он делился своими богатствами и любовью со своей семьей и всеми гражданами Америки. Он действительно был для нас компасом, магнитным камнем-талисманом, притягивающим удачу.
Собравшиеся на панихиду знали, что Бобби Бентс написал эту речь сам, потому что ему нужно было передать важную весть всей киноиндустрии: он будет править студией «ЛоддСтоун» в следующие пять лет и рассчитывает на то, что все будут выказывать ему то же уважение, которое выказывали Элаю Марриону. Бобби Бентс больше не Номер Два, он стал Номером Один.
Через два дня после похорон Бобби призвал Скиппи Дира в студию и предложил ему работу главы производственного отдела «ЛоддСтоун» – работу, которую прежде выполнял сам. Теперь он взвалил на свои плечи работу Марриона в качестве главы совета директоров. Устоять перед искушениями, которые он предложил Диру, было невозможно. Дир получит долю от доходов с каждого фильма, выпущенного студией. Сможет давать зеленый свет любому фильму, укладывающемуся в бюджет не свыше тридцати миллионов долларов. Сможет образовать свою собственную компанию в рамках «ЛоддСтоун» в качестве независимой и самостоятельно назначить главу этой компании.
Скиппи Дир был ошеломлен щедростью этого предложения. Он оценил его как признак ненадежности положения Бентса. Бентс знал, что слаб по части творчества, и рассчитывал, что Дир прикроет его.
Дир принял предложение и назначил главой своей компании Клавдию Де Лену. Не только потому, что она творчески одарена, не только потому, что она на самом деле знает хитрости кинопроизводства, но и потому, что она чересчур честна, чтобы тянуть из-под него. С ней ему не придется постоянно оглядываться через плечо. Вдобавок – а это немалое дело в кинопроизводстве – он всегда наслаждался ее компанией, ее добрым нравом. А их сексуальные взаимоотношения давным-давно остались позади, не мешая взаимоотношениям человеческим.
Скиппи Дир просто сиял, думая о том, какими богатыми они все станут. Ведь Дир крутился в этом бизнесе достаточно давно, чтобы знать, что даже Капитальные Звезды порой под конец жизни влачат полунищенское существование. Дир и без того был уже богат, но считал, что существует десять степеней богатства, а сам он добрался только до первой из них. Определенно, он может прожить в роскоши до конца своих дней, но не может завести собственный самолет, не может завести пять домов и поддерживать их. Не может содержать гарем. Не может позволить себе стать законченным игроком. Не может позволить себе пять разводов. Не может позволить себе содержать сотню слуг. Не может даже позволить себе финансировать собственные картины в течение хотя бы какого-то периода времени. И не может позволить себе дорогую коллекцию произведений живописи, что-нибудь из известных работ Моне или Пикассо, как Элай. Но теперь он когда-нибудь поднимется с первого уровня примерно аж до пятого. Ему придется трудиться не покладая рук, быть очень хитроумным и, самое главное, очень внимательно изучать Бентса.
