пробыли всего две или три минуты… А что случилось? Почему ты задаешь такие вопросы? Я не понимаю, к чему ты ведешь…
Лэкленд вопросительно взглянул на своего шефа, тот кивнул.
— Мы обнаружили, что воздух над плато, где стоит наша ракета, гораздо менее плотен, чем здесь, у подножия, — сказал Лэкленд. — И мы усомнились, сможете ли вы там работать.
— Но это же всего триста футов; как он может измениться, если расстояние так мало?
— Все ваша гравитация; боюсь, что на объяснения уйдет слишком много времени, но это факт: на любой планете чем выше, тем воздух становится менее плотным, а чем больше сила тяжести, тем скорее падает эта плотность. На твоей же планете это особенно чувствуется.
— Ну, а где у нас здесь воздух, который ты назвал бы нормальным?
— На уровне моря; мы производим все измерения от уровня моря.
На некоторое время Барленнан погрузился в размышления.
— По-моему, это глупо, — объявил он наконец. — Для измерений нужно выбрать такой уровень, который никогда не меняется. А наши моря поднимаются и опускаются на сотни футов каждый год — и я ни разу не заметил каких-либо изменений в воздухе.
— Ты и не мог заметить, и вот почему. Прежде всего ты на палубе своего «Бри» всегда и во всех случаях остаешься на уровне моря и, следовательно, на дне атмосферы. Может, тебе будет легче представить все это, если ты задашься вопросом о весе воздуха над собой и под собой…
— Все равно не получается, — отозвался капитан. — Наши города не опускаются вслед за морями; они, как правило, весной на берегу, а осенью в сотнях и тысячах миль от берега. Конечно, берега эти очень отлоги, но я уверен, что во время отливов города остаются на высоте не менее чем в триста футов над уровнем моря.
Лэкленд и Ростен секунду молча глядели друг на друга; затем Ростен сказал:
— Но ведь твои города гораздо дальше от полюса… впрочем, нет, это все ерунда. Даже если на полюсах сила тяжести была бы в три раза меньше, все живое должно было бы испытывать огромные перепады в давлении. Может быть, это действительно ложная тревога.
Он сделал паузу, но месклинит не отозвался.
— Барленнан, не сделаешь ли ты попытку подняться на это плато? Мы, конечно, не станем очень настаивать, если это окажется вредным для ваших организмов, но тебе уже известно, как это важно для нас…
— Конечно я попытаюсь; мы столько прошли, и, мне кажется, нет никаких оснований полагать, будто впереди нас ожидает нечто худшее, чем позади. И кроме того, я хочу… — Он внезапно замолчал и перевел разговор на другую тему: — Вы отыскали какой-нибудь путь наверх или спрашиваете просто так?
И снова от имени землян заговорил Лэкленд:
— Мы обнаружили что-то вроде такого пути выше по реке в восьмистах милях от нынешней стоянки. Мы все еще не уверены, что вы сможете пройти; вероятно, в тех местах был обвал и образовался сравнительно отлогий склон, но нам отсюда невозможно определить, какой величины там камни. Впрочем, если ты не сумеешь подняться в этом месте, можно считать, что тебе не подняться вообще, ибо обрыв везде отвесный.
— Очень хорошо, мы двинемся вверх по течению. Мне что-то не хочется взбираться в этих местах даже на небольшие камни, но мы сделаем все, что сможем. Кроме того, не исключено, что вы нам что- нибудь посоветуете, когда по телепередатчику увидите этот путь своими глазами.
— Чтобы добраться туда, потребуется много времени…
— Не так уж много; я не знаю, в чем дело, но здесь вдоль обрыва все время дует ветер, и как раз в нужном нам направлении. Он не меняет ни направления, ни силы вот уже много дней, с тех пор как мы прибыли сюда. Он не так силен, как обычный морской ветер, но он потянет «Бри» против течения — если только течение впереди не будет сильнее…
— На твоем участке пути река не сужается. Если течение усилится, то разве за счет того, что она обмелеет… Но мы можем сказать только, что порогов впереди нет.
— Очень хорошо, Чарлз. Мы тронемся, как только вернутся охотничьи отряды.
Отряды возвращались один за другим, все с добычей, но без новостей. Холмистая местность простиралась по эту сторону барьера по всем направлениям; животные были маленькие, ручьи встречались редко, растительность была негустая, если не считать нескольких участков у ручьев. Настроение было несколько пониженное, но оно вновь поднялось при известии, что «Бри» опять отправляется в поход. Кое- какое оборудование, снятое на берег, вновь вернулось на плотики, и команда столкнула корабль в реку. Некоторое время течение медленно несло его назад, к морю. Но вот этот странный, неменяющийся ветер надул паруса, и судно двинулось против течения, медленно, но верно прокладывая путь в неведомые области величайшей из планет, когда-либо исследуемых Человеком.
16. Долина ветра
Барленнан ожидал, что по мере продвижения корабля вверх по реке берега будут становиться все пустыннее, но он ошибся. Целые заросли низких спрутообразных растений облепили оба берега, и на левом берегу они исчезали только тогда, когда река вплотную прижималась к скалистому обрыву. Пройдя первую сотню миль, заметили несколько ручьев, впадающих в главный поток; многие моряки клялись, что видели животных, шмыгающих среди растений. Капитана так и подмывало остановиться и высадить разведывательные и охотничьи отряды, но его удерживали два соображения. Первое — боязнь упустить ветер, который равномерно и с прежней силой дул в нужную сторону; второе — стремление поскорее добраться до цели и своими глазами увидеть волшебную машину, которую Летчики посадили и утратили в полярной пустыне его мира.
С каждой пройденной милей капитан все больше удивлялся ветру; никогда прежде не встречал он ветра, который бы дул в одном и том же направлении более нескольких сотен дней подряд. А этот ветер не просто дул все время в одну сторону, он еще и сворачивал, следуя кривизне обрыва, и в сущности дул непрерывно в корму. Барленнан, конечно, не распустил палубную вахту, но теперь он смотрел сквозь пальцы на матроса, который на день-другой отвлекался от усердного несения службы у вверенного ему участка парусного хозяйства. Да и сам капитан уже потерял счет дням с тех пор, как в последний раз ему пришлось работать с парусами.
Как и предсказывали Летчики, река оставалась все такой же широкой, но становилась мельче и быстрее, и такую возможность Летчики тоже предвидели. Это должно было затормозить ход «Бри»; действительно, скорость корабля несколько снизилась, но ненамного, потому что ветер вскоре тоже начал усиливаться. Тянулась миля за милей, проходил день за днем; метеорологи на далеком Турее совершенно обалдели. Крути, описываемые солнцем в небе, незаметно поднимались все выше над горизонтом, но это происходило так медленно, что «хозяева погоды» и помыслить не могли о том, чтобы отнести усиление ветра за счет астрономии. И люди, и месклиниты пришли к выводу, что в этом виноваты какие-то местные физико-географические факторы. В конце концов Барленнан решил-таки остановиться и выслать охотничий отряд: он больше не боялся, что ветер внезапно переменится.
Ветер и вправду не переменился, и вскоре миля за милей снова легко заскользили под плотиками «Бри». Восемьсот миль, сказали Летчики. Лаг отсчитал против течения гораздо больше, но в конце концов далеко впереди в обрыве показался предсказанный Летчиками пролом.
Сначала русло реки было прямым, и моряки увидели это место словно бы в профиль: почти ровный склон, начинающийся прямо из скалистой стены на высоте пятидесяти футов и спускающийся к горизонту под углом примерно в двадцать градусов. Когда они приблизились, русло резко свернуло вправо, и они обнаружили, что это веерообразная осыпь из пролома в стене, причем ширина пролома не достигает и двадцати ярдов. В самом проломе осыпь становилась круче, но и там, возможно, она была преодолимой; на этот счет никто не мог сказать ничего определенного, пока они не подплыли ближе и не увидели, из каких обломков состоит осыпь. Первое впечатление было обнадеживающим: в том месте, где река огибала осыпь,
