меня убедить, то как же мои слова смогут убедить кого-то другого? Я видел
Четырехдюймовый полифазный гидрокостюм с соответственно укрепленными конечностями способен выдержать давление воды на глубине мили, равное тонне с четвертью. Человек в таких доспехах будет только отдаленно напоминать человеческое существо и сможет передвигаться лишь весьма неуклюжей походкой.
Однако плавать он не сможет, если только он не погружен в океан ртути; эта же вполне человеческая фигура плавала.
Фигура появилась в некотором отдалении слева, причем она появилась в освещенном пространстве весьма неожиданно, будто бы спустилась из темноты наверху. Она плыла по направлению ко мне и обломку и, очевидно, никуда не спешила. По мере того как она приближалась, детали становились яснее; и яснее всего было то — даже яснее того факта, что это была женщина, — что на ней не было тяжелого гидрокостюма. Она была облачена в обычный легкий гидрокостюм для холодной воды того типа, который носят аквалангисты, а балластом служили кольца, надетые то там, то здесь на талию и конечности, хотя обычно балласт прикрепляется к поясу. Я повторяю — по сути дела, мне и самому себе пришлось это повторить неоднократно — то, что на ней было надето, не было глубоководными доспехами. Легкость движений пловчихи явно указывала на то, что ее одеяние практически не стесняло движений — а именно таким и должен быть костюм аквалангиста.
Она, похоже, не заметила мою капсулу, что было уже некоторым облегчением. Даже обломок она заметила только тогда, когда оказалась в двадцати ярдах от него. Она очень медленно плыла вдоль края крыши с видом человека, совершающего послеобеденную прогулку, не более того. Затем она резко изменила направление и направилась прямо к носу «Пагноуз».
Здесь что-то не сходилось. Все местные обитатели должны были бы броситься на поиски этого обломка, а не натыкаться на него случайно. Я ожидал, что люди снизу хотя бы вышлют рабочую группу.
Что же, в этом странном месте происходило много такого, чего трудно было ожидать. Хватит разрабатывать рабочие гипотезы, приятель, у тебя для этого еще мало данных. Просто наблюдай (я даже не обращаюсь к себе по имени).
Поэтому я наблюдал. Я смотрел, как эта особа описала круг около разбитого носа, нырнула внутрь, выбралась назад, проплыла над обломком. Затем она сняла с пояса предмет, оказавшийся фонарем, и снова полезла внутрь. Это меня слегка встревожило — прикрытие для моей капсулы не было рассчитано на подобное инспектирование. Там ведь есть и зажимы, и пружины расцепления…
Она снова появилась, без заметных признаков возбуждения, и в этот момент до меня дошло еще кое-что. Это была мелочь по сравнению с тем, что я уже видел, — вернее, поначалу казалось мелочью, но по мере того как я размышлял, становилось все более грандиозной загадкой.
Костюм глубоководной жительницы, как я уже сказал, был совершенно обычным костюмом аквалангиста, если не считать круглого шлема и балласта. За спиной у нее был небольшой резервуар, верхним краем касавшийся шлема и, по-видимому, соединенный с ним, хотя я не видел никаких трубок. Все это казалось вполне резонным. Но поражало то, что от него не поднималось никаких пузырьков.
Вообще-то я знаком с системами регенерации и знаю, что для них требуются химикаты — смеси перекисей щелочных металлов, которые реагируют с водой, выделяя кислород, и поглощают двуокись углерода. Я знаю их достаточно хорошо, чтобы понимать, что в такие устройства кроме контейнера с химикатами и смесителей входит еще что-то вроде «легкого» — воздушный мешок или баллон переменного объема, с давлением, равным давлению окружающей среды, причем химикаты располагаются между ним и собственными легкими пользователя. Выдыхаемый воздух должен куда-то деваться перед тем, как его снова можно будет вдыхать. Это «легкое» должно иметь объем, достаточный для того, чтобы вобрать весь воздух, который пловец может выдохнуть на одном дыхании, — другими словами, его объем должен быть равным или почти равным объему полностью заполненных легких пловца. В данном случае я не видел никакого мешка, а резервуар на спине был далеко не таким большим, чтобы вместить такой мешок. Поэтому было похоже, что данное устройство не снабжено химическим регенератором кислорода; и если только здесь не было микроскопического насоса, отбиравшего воздух со скоростью выдоха пловчихи и под огромным давлением загонявшего его в другую часть этого небольшого резервуара, при выдохе непременно должны были бы появляться пузырьки. Я не видел никакой причины, зачем нужно было создавать такую систему регенерации воздуха, но и пузырьков я тоже не видел. Меня давно уже волновал вопрос, какую смесь газов она использовала для дыхания — при таком давлении смесь с половиной процента кислорода уже выжгла бы ей легкие; также я не мог себе представить, чем можно было его разбавить. Даже гелий на такой глубине становится достаточно растворимым, чтобы затянуть декомпрессию на многие часы.
На мгновение мне пришло в голову, что люди, может быть, живут под таким давлением постоянно и дышат почти чистым гелием с малой долей процента кислорода; но даже если это было так, то я все равно не понимал, почему снаряжение девицы не выделяло пузырьков. Если предположить, что в целях экономии гелий нужно было сберегать, то здесь возникают такие технические проблемы, которые, по моему мнению, просто невозможно разрешить полностью.
Нет. Ни одна из этих гипотез не годится. Продолжай наблюдать. Факты пока состоят только в том, что она, похоже, живет и совершенно нормально перемещается в закрытой системе при Давлении окружающей среды, достаточном — если отбросить старые суеверия о том, что человеческое тело превратится в лепешку, — для того, чтобы спутать все биофизические и биохимические процессы, включая газодинамику.
Однако наблюдать было больше практически нечего. Девица пристегнула фонарь к поясу, в последний раз оглядела обломок и поплыла своей дорогой. Она не стала возвращаться путем, которым приплыла, а двинулась дальше, вправо от меня, слегка удаляясь от освещенной области. Через несколько секунд она исчезла, хотя я понимал, что пока она не могла уплыть далеко.
Похоже, она решила отправиться за помощью, чтобы снять обломок с крыши. Когда она вернется — об этом можно было только гадать. Вход мог находиться как в нескольких сотнях ярдов отсюда, так и в нескольких милях. Первое казалось более вероятным, но я не стал бы рисковать своими деньгами, если бы мне предложили пари.
Я рисковал только своим будущим.
Она вполне могла разглядеть оборудование, к которому крепилась моя капсула, и ей не нужно было быть большой актрисой, чтобы не показать вида, что у нее возникли какие-то подозрения. Если она заметила, что перед ней не простой обломок, и доложила об этом, то те, кто придет вместе с ней, будут интересоваться всей окружающей местностью. Наружному чехлу капсулы специально была придана слегка неправильная форма, чтобы она не казалась объектом явно искусственного происхождения, но этим нельзя одурачить того, кто действительно будет искать. Может быть, мне стоило бы перебраться подальше отсюда. Меня не слишком волновала личная безопасность. Я думал, что смогу смотаться отсюда, когда мне будет угодно, но хотел увидеть как можно больше до того, как это станет необходимым.
Я убеждал себя следующим образом.
Передвижение представляет собой крайне медлительный процесс; капсула конструировалась не для путешествий. Ног у капсулы было две дюжины, а запасов энергии у меня хватит, чтобы несколько тысяч раз втянуть их, противодействуя выпускающим пружинам (хотя это был спорный аргумент), но все же я не родился морской каракатицей. У меня была некоторая практика по перемещению капсулы под водой, но ее оборудование было предназначено для того, чтобы выбрать наилучшую позицию для наблюдений, а не скрываться от преследователей. Если меня найдут, единственным моим реальным выходом будет сбросить балласт и всплывать. Но такая операция была необратимой, поэтому я не хотел прибегать к ней, пока ситуация не станет критической. Все еще оставалась надежда, решил я, более точно определить, что же происходит здесь, внизу.
Может быть, во мне взыграла храбрость или просто проявился мой врожденный оптимизм.
Глава 3
