— Ты тоже об этом вспоминала?
Она удивилась:
— И ты?
— Конечно. Каждый раз, когда ты пришпиливала меня своей статьей.
— Вэнс, — нежно сказала Сюзанна и положила голову ему на плечо. — Я была тогда глупой девчонкой. Я… — Она посмотрела на Вэнса. — Ты же знаешь, говорят, что любовь и ненависть — близкие чувства. Может, я влюбилась в тебя с первого взгляда, но начала ненавидеть, потому что не могла тебя заполучить.
— Могла. Она посмотрела на него с недоумением. — Та девушка была случайной знакомой, — объяснил Вэнс, — свидание вслепую. Я заметил тебя сразу, как только вошел в зал, но… я просто не мог оставить ее и подкатить к тебе. Хотя мне хотелось. Я думал, ты подойдешь и представишься. — Он погрузился в воспоминания — даже спустя столько времени они были отчетливы. — А ты не подошла, и весь вечер, каждый раз, когда я смотрел в твою сторону, ты была словно снежная королева.
Сюзанна покачала головой:
— Вэнс, если бы мы только… если бы я только… — и замолчала.
— Не стоит сожалеть; мы могли бы тогда и не понравиться друг другу, даже если бы познакомились. Опыт, через который мы прошли за это время, сделал нас такими, какие мы сейчас, и лично мне нравится, какой ты стала. — Он наклонил Сюзанну к себе и поцеловал.
Два часа спустя Вэнс расхаживал по роскошному номеру, словно так он мог догнать свои мысли, ухватить решения, которые никак не давались. Сюзанна отправилась в Комо, чтобы купить ему одежду вместо брошенной в отеле, и выяснить, зачем его в «Метрополе» искали полицейские.
Вэнс остался наедине с мыслями, и те не давали ему покоя. Он позвонил Кингзбери — безрезультатно. Тот либо в Испании, либо в Италии, завершение сделки по слиянию, как сказала секретарша. Я попытаюсь связаться с ним, вы оставите свой номер? Вэнс неохотно продиктовал телефон номера Сюзанны. Хотя это бесполезно; когда Кингзбери уезжал по такому делу, он не возвращался несколько дней.
Вэнс сел за стол вишневого дерева и достал почтовую бумагу с эмблемой отеля. Может, удастся разобраться, если все записать? Но даже исчеркав несколько страниц, Вэнс ни до чего не додумался. Он оттолкнул стул и снова начал ходить, все быстрее и быстрее; раздражение только нарастало.
— Черт, — сказал он в пустоту комнаты. Позвонил бы Кингзбери; Вэнс знал, что магнат решил бы даже сложнейшую головоломку.
Но Кингзбери рядом не было, и помочь Вэнсу он не мог. Только ты и я, приятель, сказал он себе, вернулся к столу и взял свои записи. Хроника последних дней занимала больше полдюжины листов, раскиданных по столу.
Воспользовавшись журналистским приемом, он попробовал составить таблицу с колонками: кто, что, когда, где, зачем и почему. Быстро убрал «когда» и «где» как незначительные. Пункт «что» состоял в основном из убийств, а когда, где и как были убиты люди, Вэнс знал. Этого он не забудет.
Оставались «кто» и «почему». Кто? — размышлял он, уставившись на бумагу, уперев подбородок в ладони. Мужчина в Амстердаме со странной отметиной на лице, толпа безумных священников. Мысль казалась почти абсурдной; но ведь и болтливые религиозные фанатики от Среднего Востока до Кашмира и Северной Ирландии — огромная сила в мировом терроризме. «Кто»: профессор Мартини, славные специалисты по да Винчи в Вене и Страсбурге — убиты; еще один ученый, Тоси, — пропал. Погибло еще несколько случайных свидетелей в Милане. И все это вокруг него, чудаковатого любителя да Винчи и по совместительству — геолога-разведчика, безумно влюбленного в журналистку с пистолетом (пока она его не потеряла). Вэнс медленно покачал головой. Кто — становилось понятнее, но почему — вот где загадка.
Вэнс переложил листы в надежде, что случайное соседство сможет что-нибудь выявить. Священники и автор дневника, де Беатис, были католиками. Де Беатис — секретарь кардинала Арагонского. Де Беатиса захватили труды Леонардо, и он хорошо их описал. И что дальше? Вэнс бросил этот путь.
У Тоси степень по физике. Как и в моем случае, подумал Вэнс, его образование не связано напрямую с искусством. Я все еще жив, Тоси, возможно, тоже. Вэнс подумал, что надо бы не забыть прочесть «Иль Джорно», который принесли с завтраком. Если труп Тоси обнаружили, об этом напишут. Мартини и два других эксперта по Леонардо наукой формально не занимались. Почему оставили ученого — или это просто совпадение?
Черт, черт! Вэнс оттолкнул стул и встал. Подойдя к окну, он уставился на прекрасный пейзаж и озеро, но по-настоящему не видел ни того, ни другого. Он снова вернулся к столу. Начал записывать. Наука — есть ли связь? Возможно, в Кодексе Кингзбери было что-то, связанное с наукой… там затрагивался ряд тем — от теней и перспективы до грозы. Гроза! Именно в этом разделе он обнаружил подделку. Научное описание грозы. Вэнс закрыл глаза и попытался припомнить те страницы. Многочисленные рисунки, ссылки на природу электричества и энергию вспышек молнии. Рисунки были великолепны. Леонардо обладал невероятно живым восприятием. Его изображения птиц, волн, текущей воды и молний говорили о стробоскопической, почти стоп-кадровой быстроте глаза. Рисунки грозы были так же точны, как современные фотографии, а впечатляли даже больше.
Наука, ученые, католическая церковь. Все может сводиться к ереси. Церковь осудила Коперника за дерзкие заявления о том, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот, как она полагала. Но помимо высказываний Ватикана насчет некоторых физиологических исследований — а именно вскрытия трупов, — свидетельств о том, что Папа интересовался работой Леонардо, не было.
Или было? Возможно, б подделанных страницах… Может, Церковь изъяла информацию, которую считала еретической или опасной, и заменила страницы, чтобы скрыть ее? Вот где уж точно ересь. И какое до этого дело тем чокнутым священникам? Как Вэнс узнал во время первого визита на Комо, они сами были изгнанными — еретики или что-то в этом духе. Поговаривали даже, что много лет назад весь орден был отлучен от церкви. Но никто ничего не знал наверняка, и о монастыре говорили неохотно.
— Ходят слухи, синьор, — повторяли горожане, а вдаваться в подробности отказывались. — Наши родители не тревожили их, и мы тоже не будем.
«Наука, ученые, гроза, де Беатис, священники, церковь», — написал Вэнс на отдельном листе бумаги. Должна быть какая-то связь. Но идеи не приходили.
Мысль вертелась вокруг священников и монастыря, возвышавшегося над Белладжио с другой стороны озера. Возможно, удастся найти ответ там. Чем больше Вэнс думал над этим вариантом, тем более логичным он казался. Да, решительно кивнул он, надо съездить в этот монастырь — без предупреждения, и как можно скорее.
Вэнс аккуратно положил ручку на стопку записей и медленно отодвинул стул.
Он встал и подошел к окну. Что-то грызло его — не просто страх, что его в монастыре поймают. Расслабившись на долгую секунду, Вэнс наблюдал за крошечными парусниками, разрезающими спокойные волны озера. Вдалеке, на фоне ярко-зеленого берега светился ярко-красный корпус катера на подводных крыльях. И вдруг Вэнс понял, что беспокоится о том, что может больше не увидеть Сюзанну. С ней было сложнее, но, господи, как он за это благодарен.
Вэнс отвернулся от окна. Затем, вспомнив о газете, отыскал ее на кровати среди смятых простыней. Усевшись в удобное кресло, Вэнс принялся ее листать. На первой полосе ничего. Эриксон перевернул тонкую страницу. Увидев свою фотографию и сопровождающую статью, он в ужасе распахнул глаза.
Эллиотт Кимболл развалился за маленьким круглым столиком на двоих в модном кафе на фешенебельной виа Венуто. Он в пятый раз перечитывал статью в газете, попивая «Чивас» с содовой, и был весьма доволен. В статье рядом с маленькой фотографией Вэнса Эриксона почти полностью содержалась история, поведанная им миланской полиции для того, чтобы они передали ее в прессу.
