восхищение этим талантливым дилетантом.
Под окном по улице, треща и громыхая, ехал побитый «фиат» без глушителя, но брат Грегори его почти не слышал. Вэнс Эриксон был на площади Святого Петра; на сделанном туристом снимке, который попал в газеты, Вэнс как раз прыгал на иранца. Как Эриксону удалось его найти в десятитысячной толпе, собравшейся в тот день на площади? Жалко, думал Грегори, качая головой, что этого американца придется убить. Хоть это и большая утрата, они себе не могут позволить оставлять его в живых. У тебя был шанс, сын мой, думал Грегори, отворачиваясь от окна к двум высоким крепким мужчинам, почтительно молчавшим, стоя в центре комнаты. Уничтожить проворный гибкий ум этого американца — все равно что уничтожить произведение искусства, но Бог бросает вызовы, и их необходимо принимать.
— Так. — Мужчины подобрались. Им обоим было за двадцать — такой мускулатуры можно добиться только регулярными суровыми тренировками. — Кто-то должен остаться здесь, а также нужно достаточное количество людей, которые будут наблюдать за входами. Хотя скорее всего это будет бесполезно — я сомневаюсь, что Вэнс Эриксон сюда вернется. Винсент. — Брат Грегори повернулся к мужчине повыше. Он был чуть выше шести футов, одет в обычную одежду, тугие мускулы натягивали ткань рубашки на груди и руках.
— Да, сэр.
— Винсент, я хочу, чтобы ты связался с человеком из мэрии. — Грегори подал ему клочок писчей бумаги, на котором поспешно нацарапал имя. — Он работает на мэра, но нам он тоже кое-что должен. Как и все остальные люди из администрации Болоньи, он член Коммунистической партии. Сообщи ему, что Вэнс Эриксон — разведчик американского ЦРУ, который находится здесь в роли провокатора, и он должен встретиться с фашистами и попытаться дестабилизировать здешнее коммунистическое правительство. Попроси его передать фотографию Эриксона во все отделения полиции, чтобы они проверили отели и пансионы Болоньи, и скажи, что работать нужно тихо. Возьми фотографию с обложки «Иль Джорно». Как следует объясни им, что поднимать тревогу нельзя.
— Со всем должным уважением, отец Грегори, — нерешительно начал монах по имени Винсент, — но нельзя ли просто попросить у владельцев отелей списки с номерами паспортов постояльцев и поискать номер паспорта этого человека?
— Хорошо соображаешь, Винсент, — благосклонно ответил Грегори. Монах заметно успокоился. Брат Грегори был непредсказуем; он мог расценить такой совет как сомнение в правильности его решения. — Действительно, для регистрации в отеле требуется паспорт, но я не сомневаюсь, что наш сообразительный оппонент сумел достать другой документ и зарегистрироваться под вымышленным именем.
— Как мудр Святой Отец, — смиренно заметил Винсент. — Простите меня за дерзость.
— Прощаю, сын мой. А теперь ступай.
Тот молча повернулся на пятках и вышел из комнаты; его прямая спина и походка выдавали военного. Монастырь направил его на военную подготовку в итальянскую армию, и, как и его напарник, он дорос до элитных войск, а потом ушел в самоволку и вернулся в монастырь.
— А ты, Петр, останешься со мной. Вернемся в штаб-квартиру и будем ждать, пока нас не известят о местонахождении нашей неуловимой жертвы. Затем, — брат Грегори блаженно улыбнулся, — начнется настоящая работа.
Грегори написал записку на листке с эмблемой отеля, аккуратно свернул ее и заклеил в конверт, на котором написал имя Вэнса Эриксона. При выходе он оставит его на стойке. Во второй он вложил 250 евро и, заклеив, написал на нем имя помощника управляющего. Этот ключ дорого обошелся. Но, подумал священник, Вэнсу Эриксону он будет стоить еще больше.
К тому времени как Вэнс и Сюзанна вышли из такси, ночь уже опустилась, но тоненький серп луны давал достаточно света, чтобы не спотыкаться на длинных темных участках между фонарями. Горбатый бетонный тротуар, извиваясь, поднимался на холм вдоль узкой и такой же неровной асфальтированной дороги. Голоса играющих детей мешались с более низкими и тихими голосами взрослых, в основном — мужчин, которые группами сошли с тротуаров на почти пустынную улицу и болботали между собой по- итальянски. Сюзанна с Вэнсом, проходя, приветствовали соседей по-итальянски — говорил в основном Вэнс, он лучше знал язык. Мужчины на улице не смолкали, а в кухнях смеялись женщины, гремели сковородками, источавшими ароматы, которые струились из желтых освещенных окон на улицу.
Дойдя по левой стороне примерно до середины улицы, они оказались у скромного трехэтажного здания. Как и большинство остальных домов среднего класса на этой улице, его окружал высокий забор с двумя воротами — одни для автомобилей, другие для людей — и небольшой газон с цветочными клумбами. Но, в отличие от остальных резиденций, в окнах не горел теплый свет, не доносились звуки веселья, из закрытых кухонных окон не чувствовалось ароматов готовящегося ужина.
— Его не было уже несколько дней, — произнес у них за спинами приятный голос. Вэнс и Сюзанна испуганно обернулись, но никого не увидели. Потом, опустив взгляд, в слабом свете уличных фонарей разглядели низенького старичка в белой рубашке и темных брюках на подтяжках: его макушку, светящуюся в темноте, обрамлял ежик седых волос, а из морщин на лице, похожих на многочисленные речные русла, сияла заразительная улыбка. — Простите, — сказал старичок, — я не хотел вас напугать.
— Все нормально, — сказал Вэнс, — мы его студенты, хотели зайти к профессору.
— Да, — сказал старик и всмотрелся в лицо Вэнса. — А вас, молодой человек, я, кажется, уже видел. Вы живете неподалеку? По-моему, я припоминаю ваше лицо.
— Нет, я…
— Фокусы старого разума, — сказал старик. — Профессор Тоси часто уезжает. Отпускает экономку и потом появляется через несколько недель. Этот Тоси отличный человек, — добавил он гордо. — Здешний старожил. Мы будем скучать по нему.
— Не понимаю, — поинтересовался Вэнс, — вы вроде бы сказали, что он часто уезжает.
— Да, да, я так сказал. Но я не хотел сбить вас с толку. То есть я не пытался нарочно вас запутать, потому что он уехал, как всегда, но… — Старик понизил голос и таинст венно склонился к Вэнсу. — Его экономка, Анжела, она мне доверяет. Видите ли, с тех пор, как я вышел на пенсию, я помногу сижу у себя на крыльце, вон там, — он показал на другую сторону улицы, — или много гуляю. А гуляю я много для того, чтобы повидаться с Анжелой. У нее есть на что посмотреть. Она… — Он бросил взгляд на Сюзанну, потом схватил Вэнса за руку и отвел на несколько шагов. — Она весьма хорошо сложена, молодая, красивые ноги и большие… — Он вытянул руки в области груди. Старик ухмыльнулся, как мужчина мужчине. Вэнс не мог не рассмеяться. — Но Анжела говорит, что всего два дня назад она получила от профессора письмо с зарплатой за полгода вперед — полгода, можете себе вообразить? — и он ей сообщил, что ему больше не потребуются ее услуги. Представляю, какие услуги ему могли требоваться. — Старик улыбнулся очередной мужской шутке.
— Понимаю, тогда…
— Нет-нет, это еще не все, — продолжал итальянец. — С тех пор как профессор уехал, в дом каждый день наведывается священник. У него есть ключ и от ворот, и от дома. Он входит в ворота, забирает почту и уходит. А вчера приезжает грузовик, и у этого грузовика какие-то миланские номерные знаки, и увозит ящики. Никакой мебели, только ящики.
Наверное, архив Тоси, подумал Вэнс.
— Когда обычно приходит священник? — спросил он.
— По-разному. То днем, то ночью. Но это плохой священник; служитель дьявола, если хотите знать. — Старик перекрестился. — Никогда не останавливается поговорить со мной, а однажды я подошел к нему поздороваться, а он выругался! — Голос его вскипел от негодования.
Значит, Братья завладели домом Тоси, лихорадочно подумал Вэнс. Чего еще ожидать?
Он старался связать все это вместе, в то же время притворяясь, что слушает старика, который просто тараторил, выбалтывая местные слухи, словно прачка. За домом не смотрели, но каждый день появлялся священник и забирал почту. Если проследить за ним, можно снова попасть к Братьям. А в таком случае — сердце Вэнса заколотилось в предвкушении — может появиться шанс захватить бумаги да Винчи. Вэнс был уверен, что с этими документами на руках можно будет начать переговоры об освобождении Кингзбери. Либо это, либо он уничтожит рукописи: редкие чертежи, нарисованные рукой человека, которого Вэнс изучал и которому поклонялся всю жизнь.
