восприятия, выступая как фактор, обращающий сознательное в не-сознательное. В IV же время описывается как смерть, лишенная своего преображающего или промежуточного характера. А точнее – как гигантское черное[199] «анти-разумное» тело времени, которое проглатывает героев, ослабив их разум, смешав их помыслы, притупляя их сознание; чем более не- сознательным становится кто-либо, тем более он притягивается к необычайно массивному СмертноВременному центру Мега-Вселенной Вишну.
Как мотыльки несутся в горящее пламя, Гибелью завершая свое существование, Так же эти люди устремляютсяВ твои пасти, чтобы найти там свою гибель.Ты жадно облизываешь губы, чтобы поглотить целикомЭти миры своими пламенными устами; Твои страшные пламени заполняют огнемИ сжигают без остатка эту Вселенную, о Вишну! – говорит Арджуна «Кришне как Вишну Мега-Вселенной» (в IV, 2,3).
4. Сознает ли себя «Смерть как Время»? Кришна как триада «Смерть – Время – Судьба»
Но тогда возникает вопрос, сознает ли себя и Вселенную сама смерть, понимаемая как «анти-время», противопоставленное направленному потоку «нормального» или «ментального» времени? Бог Кришна отвечает на этот вопрос: Я – Время, состарившееся для разрушения мира, Намеревающееся миры уничтожить. Помимо тебя, никто не выживет из них… …Я сам поразил их зонами прежде творенья: Будь лишь моим орудием, как Лучник, Стоящий Слева… …Убей их, моих жертв… рази их без промедленья! Итак, перед нами Он или, скорее. Оно – уже не «Человек Кришна», улыбающийся, с сияющим лицом и о четырех руках, колесничий, родич и друг Арджуны, а триада: Смерть – Время – Судьба. Ибо – и это главное в нашем понимании темы Смерти – в терминах времени Смерть может быть сведена к двум сознаниям: сознанию Времени в конце времени как разрушения вселенной («Я – Время, состарившееся…») и сознанию дхармического плана или Судьбы, которая предшествовала («зонами прежде творенья…») началу «нормального» (или циклического) времени. Что и приводит нас к заключению о том, что, как идея, время сводимо к смерти, а как вещь и сущность (Время с большой буквы)– к Смерти, или, точнее, к тому типу сознания, который именуется «сознанием смерти» (как в тибетской «Книге Мертвых» и некоторых других тибетских буддийских источниках).
5. Смерть и Сознание: время и Время как два различных вида сознания смерти
В приведенных нами индийских фрагментах все, что кто-либо знает о себе, все, что не только сообщает информацию его сознанию[200], но и делает ее известной другим действующим лицам сюжета, повествователю и наблюдателю – все это возникает, так сказать, на поверхности текста, либо в момент смерти (или в ее преддверии), либо в связи с прошлой, настоящей или будущей смертью. И все же это не означает, что мы начинаем сознавать смерть в терминах полученной о ней информации, ибо сам этот акт совершается в мире внутри ситуации, определяемой Смертью[201]. В Ш Риши умирает, царь проклят и затем умирает; в IV Дхритараштре сообщают о смерти его приемного отца, Арджуна не хочет убивать своих врагов, и тогда ему говорят, что они все равно будут убиты, а его одного пощадят (временно?) [202], что вся вселенная будет уничтожена Временем и т. д.; в VII Индре говорят о его будущей смерти… Но, подчеркну снова, во Времени, понятом таким образом, агонизирующий Риши и вместе с ним «оптимистический» Индра в конце своей необыкновенно долгой жизни – все равно исчезнут из сюжетов вселенной так же, как Бхишма, Карна и другие великие воины. Все они канут в бездонные клыкастые пасти Вишну – Смерти – Времени – навсегда, несмотря на реинкарнацию или не-реинкарнацию, карму или не- карму. Ибо это совсем другая смерть, которая сводима к совсем другому сознанию – сознанию конца самой личности, а не сознанию превращения себя в другого или перехода от одного состояния (жизни, рождения и т. д.) к другому. Так как в случае «личной» смерти только это другое сознание может отражать и осознавать то, «умирающее», сознание, то есть «нормальную» смерть этого «кого-то», как в случае времени, когда это другое сознание Времени может отражать и осознавать «нормальное» (и в частности, «историческое») время и его конец.
6. Сознание Смерти как «другое» – мифологический постулат; думание о себе как о другом
Сознание Смерти, однако, не является только свидетельством чьего-то конца «как личности», но может быть представлено как нечто, к чему сведена или сводима сама личностность. То есть личность как одно сознание может быть сведена к другому или к Сознанию Смерти путем следующей мифологической картины: когда другое сознание высвечивает какую-либо точку в пространстве или момент во времени [там, где оно видит одушевленное существо], то оно делает эту выделенную точку личностью. Если пропустить выражение «там, где оно видит одушевленное существо», – перед нами мифологический постулат. Мифология здесь – способ думания (например, мой собственный) о вещах, которые я уже выделил как «мифологические», используя элементарную герменевтическую процедуру. Даже если, предлагая этот постулат, я считаю возможным подвергнуть его, в свою очередь, дальнейшему герменевтическому осмыслению, и, следовательно, обратить его как свой способ думания в другую «выделенную вещь», то есть в «собственно мифологию» – мое сознание останется тем же. Собственно, это и делает все попытки сознательно превращать себя (то есть свое мышление) в объект мифологического исследования столь двойственными с мифологической точки зрения: чтобы кому-нибудь помыслить себя как другого (как «личность» или как «умершего»), нужна не дополнительная рефлексивная операция, а другое сознание. Это может рассматриваться здесь как второй, «мета-мифологический» постулат.
7. Кришна и Вишну как трансцендентное сознание
Именно к идее Сознания Смерти как другого сознания и сводится по существу мифологический феномен, когда некто (или нечто) выступает как сознание другого. Так, в IV Кришна (который есть сознание вселенной по определению) выступает как другое сознание Арджуны, а в VII Вишну – как другое сознание Индры и т. д. С точки зрения внешнего наблюдателя, другое сознание будет трансцендентным, то есть не относится к сфере восприятия (или, в некоторых случаях, к «вселенной») тех, чьим сознанием (или личностностью) оно оказывается. В этом смысле Индра не был трансцендентным по отношению к Вишвакарману; Царь Богов был – если использовать метафору Роджера Ширмана – разумом Вишвакармана, а не его другим сознанием[203]. Кришна был другим сознанием Арджуны, хотя Арджуна этого не понимал, пока Кришна не раскрыл ему себя как Вселенную[204]. А когда пришло понимание, Арджуна произнес:
«Если, считая тебя за друга, я слишком дерзновенно восклицал: «Эй, Ядава, Кришна, иди сюда, дружище!»Не зная об этом твоем величии…Если случайно я не почтил тебя – просто по легкомыслию —При прогулке, при лежании, при сидении, при вкушении пищи… Прости мне это, о Неизмеримый!» 8. Две дихотомии – «личность/одушевленное существо» и «Самость (атман)/тело» как составные части идеи Смерти; Смерть как сложный феномен
Композиция Смерти в III, IV и VII характеризуется двумя дихотомиями: «личность/одушевленное существо» и «Самость (атман)/тело». В предыдущих двух параграфах личность рассматривалась вне противопоставления одушевленному существу и, как идея, сводилась к Смерти – Времени – Сознанию, утрачивая тем самым все присущие или приписанные ей психологические характеристики. Чтобы понять Самость и тело как две отдельные вещи, мы должны отбросить предположение о том, что они действительно изначально разделяются как две отличные друг от друга или противопоставленные друг другу идеи. Я подозреваю – и это подтверждается огромным количеством
