представлении – золото, алмазы и другие драгоценные камни. Либо то, что можно было обратить в таковые – слоновую кость, рабов, черное дерево. А аборигены… Если они мешали, их уничтожали либо, если уничтожение вследствие каких-либо причин было затруднительно, обманывали или покупали. Причем покупали только до тех пор, пока не накапливали достаточно сил для уничтожения. Неужели ты думаешь, что с
Михаил некоторое время сидел, оглушенный услышанным. Причем на этот раз вновь открывшаяся правда оглушила его много больше, чем тогда, когда он вообще узнал о том, кто такой Седой.
– Но ведь у Марсиньяк… – начал он. Эту экзальтированную тетеньку ему посоветовал почитать Черный. Седой насмешливо хмыкнул:
– Каждая цивилизация использует для манипуляции аборигенами наиболее эффективные инструменты. Американские работорговцы тоже заключали «вечные договора» и брали в жены дочерей туземных царьков, каковых потом, по прибытии на Барбадос, Ямайку или в Саванну совершенно спокойно продавали вместе с остальной партией рабов. Так и здесь… Если господствующий психотип американцев включает в себя непременное представление о собственной избранности, значит, легче всего манипулировать ими, поддерживая в них эту самую веру в избранность. Представь, насколько послушно эти глупцы будут исполнять волю тех, кого посчитают Посланцами Света? А что касается некоторых способностей… при вашей недоразвитости достаточно одарить вас очень малым, чтобы вы тут же почувствовали себя приобщившимися к неведомой силе или получившими нечто уникальное… ну, вроде как индейцы, продавшие голландцам Манхэттен за пару зеркал и пригоршню бус. С вами все будет точно так же, уж можешь мне поверить!
В этот момент старенький чайник, стоящий на плите, призывно засвистел. Седой поднялся и, сделав шаг к плите, снял с нее чайник. После чего молча налил себе и Михаилу кипятку, его чашку подвинул гостю, а в свою бросил пакетик, побултыхал там и, поймав на ложечку, обкрутил ниткой и аккуратно выжал. И этот совершенно обычный жест заставил Михаила вздрогнуть, уж слишком он контрастировал со всем сказанным.
– Но почему тогда мы еще не… – Миша осекся, не в силах озвучить страшную перспективу.
– А кто тебе сказал, что вы еще «не»? – снова усмехнулся Седой.
Михаил передернул плечами и, резко развернувшись, уставился в окно. Нет, никаких гигантских летающих тарелок над городом не наблюдалось. И зеленокожие инопланетяне с бластерами в руках, типа тех, что он видел в американском фильме под названием «Марс атакует», также не наблюдалось. Он снова повернулся к Седому и напряженно уставился на него. Тот сделал глоток и покачал головой:
– Ох Миша, Миша… ну неужели ты думаешь, что все будет, как в кино – только, мол, форма другого цвета и бластеры вместо автоматов? Пойми,
А Михаил напряженно размышлял над его словами. Спустя минуту его лицо озарилось пониманием, почти сразу перешедшим в испуг.
– То есть ты хочешь сказать, что Ельцин… – с замиранием сердца начал он.
И Седой поперхнулся чаем.
Миша несколько мгновений сидел, озадаченно пялясь на кашляющего инопланетянина, а затем поднял руку и хлопнул его по спине. Седой громко кашлянул и остановился.
– Спасибо, – напряженно просипел он и кашлянул еще раз. – Уф, ну ты даешь!.. Не думал, что из моей информации можно сделать столь однозначный вывод.
– А какой еще? – угрюмо бросил Михаил. – Сам же сказал, что нами управляют…
– Ничего такого я не говорил, – примирительно улыбнулся Седой, – просто намекнул, что ты можешь о чем-то не знать, хотя на самом деле все уже происходит.
– Так может или происходит?
– Расслабься. – Седой хлопнул его по плечу. – Пока – нет. То есть некоторые из цивилизаций уже давно, несколько десятилетий, сотрудничают с вашими властями. Например, Эббо или Серые. Но пока вы и сами еще в игре.
Михаил облегченно выдохнул. Седой задумчиво качнул головой.
– Слушай, а почему ты так переживаешь-то?
Миша удивленно покосился на него.
– Ну как же? Будут еще всякие зеленокожие нами командовать! В рабство нас, того… ну, ты же говорил.
Седой усмехнулся:
– Ну, если ты опасаешься того, что попадешь на хлопковые и табачные плантации, где под палящим солнцем и понукаемый бичом надсмотрщика будешь собирать урожай, могу тебя успокоить.
– Это каких таких благ?
– Ну, скажем, ты избавишься от большинства болезней, сможешь прожить лет на семьдесят-сто больше, тебе станут доступны путешествия не только на Оку или в Турцию, а в гораздо более далекие и интересные места… ну и многое другое. Скажу тебе честно, очень многие ваши политики, олигархи и светский планктон с радостью бы ринулись в подобное рабство. – Он замолчал, с интересом глядя на Мишу. А тот, наморщив лоб, напряженно переваривал услышанное. Что-то тут не стыковалось. Если рабство предусматривает все вышеизложенное, да еще и сверх того, что Седой скрыл под словами «и многое другое», то что же это за рабство получается?
– А где облом-то? – озадаченно спросил он.
Седой рассмеялся.
– Облом в том, что это все-таки рабство. Потому что, получая блага, ты отдаешь не абстрактную свободу, а самое себя. А если вам повезет остаться самими собой, то рано или поздно вы обретете все это и гораздо больше, не отказываясь от самих себя. – Он задумчиво качнул головой и тихо закончил: – И в первую очередь от возможности самим определять, что и в какой момент будет вашими ценностями, а не принимать чье-то чужое определение таковых.
Миша снова наморщил лоб, но того, что рассказал сегодня Седой, и без того оказалось слишком много для него. Поэтому он зло сморщился и потер виски.
– Черт, голова заболела…
Седой понимающе кивнул.
– Ладно, иди. Завтра и следующие несколько дней у
Михаил поднялся, вышел в прихожую и начал одеваться. Уже вдев руку в левый рукав, он внезапно замер и, так и не натянув куртку до конца, пробухал надетыми ботинками к двери в кухню. Он решился спросить напрямую.
– Слушай, а зачем ты мне все это рассказываешь?
– Что?
– Да все.
– А откуда вопрос? – поинтересовался Седой.
– Ну… это… кто-то там умный говорил, типа ну если предупрежден, то тогда готов… или как-то так.