спрятала блокнот и закрыла портфель. Потом потащила за руку Шпульку, которая неподвижно стояла рядом как загипнотизированная.
— Большое вам спасибо, мы придем через две недели. До свидания!
Кусты постепенно скрыли от них страшный ого¬род. Первые несколько метров они шли, пятясь за¬дом. Только когда три преступника пропали из поля зрения, они повернулись и пошли нормально, если только можно так назвать короткие перебежки в полусогнутом виде. Шпулька вдруг стряхнула с себя оцепенение.
— Ты что, с ума сошла, почему ты их не спро¬сила, нет ли здесь какой-нибудь калитки? — про¬шипела она испуганно. — Нам что, снова лезть че¬рез ограду или бродить по этим огородам до конца света?!
Мысль Терески работала на всех парах.
— Дурочка, ты что же, считаешь, что они нас так и оставят в покое? Если они за нами пойдут, то именно к калитке, потому что им не придет в голову, что мы не знаем, где калитка! Только через ограду! Прежде чем они сообразят, куда мы делись, нас уже туг не будет!
— Ты думаешь, они пойдут за нами?
— А что им остается делать? Они должны нас убить, чтобы мы им не мешали!
Шпулька споткнулась от ужаса, вытаращив на Тереску глаза.
— Убить?! Ты в своем уме?! Почему?! Они хотят убить какого-то там типа! Почему нас?!
— Потому что мы это слышали. Перелезай скорее, ну, пожалуйста! Шевелись же! Мы должны немедленно от них скрыться, если хотим еще немного пожить на этом свете!
Пройдя половину дороги до дома, Шпулька наконец поняла весь ужас положения. Нечего было лгать самим себе, с ними произошло нечто страшное, нечто совершенно идиотское, настолько непредвиденное, что прямо как в кино. Как из другого мира, чужого и страшного, который, несомненно, где-то существовал, но до сих пор чисто теоретически. Они наткнулись на троицу дебильно неосторожных преступников, замышлявших убийство; услышали их разговор, узнали их планы, и, что самое скверное, убийцы сориентировались, что их разоблачили. Согласно всем законам, которые правят преступным миром, они теперь должны как можно скорее убрать с этого света нежелательных, опасных для себя свидетелей, особенно потому, что одно убийство или два — какая разница! Им обеим, Тереске и Шпульке, угрожает опасность, обе они должны вести себя максимально осторожно, иначе, рано или поздно, они расстанутся с жизнью. Наверняка даже рано. Может быть, следует что-нибудь предпринять…
— Ты уверена, что они нас обязательно должны?.. — спросила Шпулька с отчаянным недоверием и, остановившись, привалилась к сетке. — Какой в этом смысл? Они что, не могут просто оставить нас в покое?
— Думай логически, — мрачно ответила Тереска и тоже привалилась к сетке. — Представь себе нас на их месте. Мы планируем кого-то убить, а нас подслушали. Что мы будем делать?
— Можем отказаться от убийства. Я бы так и поступила.
— Может быть, что ты бы так и сделала, но насчет них я сильно сомневаюсь. У меня такое впечатление, что для них это убийство очень важно. В нем какая-то особенная цель. Никто не откажется от достижения очень важной цели из-за каких-то мелочей.
— Это, по-твоему, мелочь?! — взвилась Шпулька. — Убить нас обеих?!
— Остается надеяться только на то, что они не убьют нас, пока не укокошат того… Если бы то убийство у них не получилось, им незачем стало бы убивать нас.
По другую сторону изгороди, со стороны строительной площадки, к воротам шел некий Кшиштоф Цегна, молодой человек, который совсем недавно начал работать в районном отделении милиции. На стройплощадку его вызвали полчаса назад совершенно напрасно, по случаю внезапной драки двух сторожей, которые при виде его во мгновение ока помирились. На всякий случай он прошелся по разным закоулкам, предложил начальнику стройки срочно заняться пьяным бетонщиком, спавшим в котловане, и как раз собирался уходить. Он подошел к воротам и замер, услышав последние слова Шпульки.
Капрал Кшиштоф Цегна был молод и полон рвения. К своим обязанностям он относился серьезно, заканчивал заочно школу и больше всего в жизни мечтал поступить в школу офицеров милиции. А потом он мечтал распутывать самые сложные дела и совершать нечеловеческие подвиги в Главном управлении милиции. Он считал, что безупречного выполнения своих служебных обязанностей и рвения, которое он выказывал при каждом удобном и неудобном случае, слишком мало, чтобы рассчитывать на быстрое осуществление своих планов. Он мечтал о каком-нибудь случае, который позволил бы ему проявить себя во всей красе, отличиться, доказать, что он целиком и полностью заслуживает и школы милиции, и сложных дел, и Главного управления. Он был готов на любые жертвы. Слова, услышанные с другой стороны ворот, его тут же глубоко заинтересовали. Он осторожно подошел поближе, и в сердце у него тихонько затеплилась надежда.
— Даже если мы на коленях поклянемся, что никому не скажем, это тоже не поможет — не поверят они нам, — загробным голосом продолжала Тереска. — Особенно потом, когда они уже убьют эту свою жертву, а милиция их станет искать: ведь только мы можем их узнать. Да я сама себя убила бы на их месте.
— Боже, Боже, — простонала в отчаянии Шпулька. — Ты уверена? Ведь это же идиотизм! Может быть, они все-таки откажутся от этой затеи?
— Перестань питать наивные иллюзии. Ты же сама слышала, у них все уже продумано: время, место, способ… Они считают, что у них получится все как надо. Преступники всегда считают, что у них все получится. Иначе никто бы не убивал. Надо что-то предпринять.
— А что?
— Не знаю.
— Милиция! — неуверенно вякнула Шпулька, и Кшиштоф Цегна за сеткой нервно вздрогнул. — Может быть, надо пойти в милицию?
— Не знаю, — недовольно и мрачно ответила Тереска. — В милицию как-то глупо. Что чересчур, то слишком. Они ведь пока ничего еще такого не сделали. Только собираются. Я не уверена, нужно ли сразу про это доносить в милицию. Влезем куда не нужно, а потом расхлебывать?
— Ну так что делатъ-то? Ты же сама говоришь, что нас они тоже собираются кончать! Что нам теперь, закрыться в подвале и не высовывать оттуда носа, пока они не совершат этого своего убийства и милиция их не поймает? У меня в подвале страшно сыро!
— У нас зато сухо. Ничего не поделаешь, нам ведь нужно ходить в школу. И еще бегать по этим садоводам. Ну и нарвались же мы, ничего не скажешь! Не знаю, может, лучше сидеть тихо и притвориться, будто мы ни о чем не знаем, ведь никто на свете не сможет доказать, что мы помним, что они там говорили. А они, может быть, и оставят нас в покое, если убедятся, что мы сидим тихо и ничего не происходит?
По другую сторону изгороди Кшиштоф Цегна ломал голову, как ему лучше поступить. В голове у него смутно бродила где-то вычитанная — или, может, услышанная — мысль, что долг милиции — осуществлять профилактику преступлений, а не только гоняться за преступниками, чему их жертвы будут аплодировать с того света. Он увидел перед собой желанную возможность, отличившись похвальным поступком, приблизиться к жизненной цели и категорически постановил себе не совершить в этом вопросе ни одной ошибки. В голосе Терески, которая сомневалась в необходимости обращаться в милицию, он услышал ноту протеста, а ее следующие слова его всерьез обеспокоили. Он понял, что двигаться прямиком тут не следует, поскольку это может плохо кончиться, поэтому надо действовать хитростью.
Тереска глубоко вздохнула, отлепила спину от ворот и пошла дальше по направлению к дому. Шпулька, шаркая ногами, поплелась за ней.
— А какими порядочными они мне в первую секунду показались! — сказала она с сожалением.
— Ну что ты, наоборот! Совсем не порядочными! Очень подозрительно они выглядели! Ты видела, какое выражение лиц у них было? Этот голый был так вежлив, аж плохо становилось! Надо быть начеку! Слушай, они не знают, где мы живем, может быть, они попробуют нас выследить.
— Так они же за нами не пошли?
— А ты откуда знаешь? Черт знает, где там была калитка, они могли выйти через калитку и как раз нас увидеть. На всякий случай надо вернуться домой окольным путем. Я пойду со стороны садов и пролезу через ограду, нет, через две ограды. Войду к Ольшевским, а потом только к нам. А ты… Погоди. Ты скроешься с
