Однако индус спокойно вынул из кармана клочок мятой засаленной бумаги, положил на колено и стал передо мной извиняться:
— Извините, господин, что я вас обременяю, но повторите, пожалуйста, еще раз, я запишу… Знаете, у меня уже не такая память, как раньше.
— Но это огромное количество материала, — сказал я для большей уверенности.
— Можете не беспокоиться, — вежливо улыбнулся индус, а потом добавил: — Смею спросить, предполагается какое-нибудь строительство?
— Нет, господин. Эти доски нужны для жирафов, слонов и носорогов… Для множества диких зверей, которых я здесь отловил. Из этих досок будут построены ящики, а в этих ящиках мы переправим животных домой — самолетом и на корабле… Ваши доски, господин, отправятся за двадцать тысяч километров! Именно — двадцать тысяч километров, господин!
Индус открыл рот от удивления. Не знаю, что он обо мне подумал. Замасленная бумажка выпала у него из рук, а я с гордостью подумал, что все-таки мне удалось его удивить.
Индус эти доски приготовил!.. Не знаю, как это ему удалось сделать, но и доставил он их почти вовремя. Правда, это был еще не конец моих мучений. Наоборот!
Построить девяносто тяжелых больших ящиков — работа на два месяца. Уже при строительстве первого ящика я обнаружил, что ни один африканец в нашем лагере не представляет себе, что такое правый угол, не умеет пилить и не умеет провести обычной ровной прямой линии или положить параллельно две доски. Как можно не научиться такой простой вещи, не знаю… Долго я ломал над этим голову, а потом проделал несколько экспериментов.
Я вбил в землю кол, позвал двадцать своих африканских помощников и спросил:
— Ровно стоит?
— Нет. Нагни его к своей левой руке, бвана.
— Немного вправо.
— Бвана, кол стоит очень криво.
Так они говорили, когда кол стоял абсолютно ровно. Но когда я поставил его криво, все в один голос сказали:
— Бвана, этот кол стоит ровно!
Или… я показывал им, как сервируется стол.
— Налево положите вилку, направо нож, а наверху ложку. Просто, правда?
— Да, бвана.
Но ни один из них не положил ложку правильно. Она лежала наклонно, боком, только не перпендикулярно.
Потом я, наконец, понял. Тысячелетиями африканцы строили круглые дома, поэтому у них не было развито ощущение параллели и правого угла. Им никогда это не было нужно. Ведь в буше нет ни одной ровной ветки!..
После тщательного отбора мы, наконец, создали строительную бригаду. Я их научил, как просверлить отверстия, как пилить. Но мне не удалось научить их или заставить следить за тем, что они делают. Во время работы они смотрели друг на друга, разговаривали, смеялись. А то, что пила или сверло идут вбок — это ерунда. Это мелочь. Бвана ошибается.
Каждое отверстие в наших ящиках — кривое. Чтобы в него вошел шуруп, я должен был просить их просверлить отверстия на два миллиметра шире, чем это было нужно.
Я построил для них образец ящика, поставил его на возвышенной местности, чтобы каждый хорошо видел, и сказал:
— Вот такие, как этот ящик, сделаете все остальные. Не бойтесь, это не так трудно.
— Бвана, но это совсем нетрудно, — согласились они.
Потом все выглядело примерно так…
Чарли положил на землю доски и приказал другому:
— Иди посмотри, хорошо ли я сделал.
Тот, другой, пришел. Осмотрел образец ящика со всех сторон и старательно его ощупал.
— Хорошо положил, — сказал он после тщательного осмотра.
— Действительно хорошо положил?
— Не знаю. Иди сам посмотри.
В конце концов образец ящика осмотрела вся бригада, а потом все бурно обсуждали, как что делать.
Эксперимент с образцом ящика не получился. Я стал думать, что делать дальше. Мне было не до смеха. Такой ящик многое должен выдержать — перевозка на расстояние двадцать тысяч километров — совсем не пустяк! Ящик должен быть крепким, практичным, простым. Он должен быть так построен, чтобы во время погрузки его было за что ухватить, чтобы было удобно кормить животных, чтобы в ящиках не задерживалась моча, чтобы можно было в них производить уборку — ведь животные будут находиться в ящиках пять или шесть недель…
Все это следовало предусмотреть при изготовлении ящиков, всему этому надо было научить наших африканских помощников. Меня осенила мысль… Я отрезал кусок лески, на которую мы ловили рыбу, привязал к ней болт, и получился своего рода отвес. Потом я созвал всех помощников.
Я вытянул руку с отвесом, подождал, пока леска перестанет качаться, а потом спросил:
— Ровно или криво?
Африканцы напряженно смотрели на леску, советовались между собой, а потом объявили:
— Криво, бвана, очень криво.
Переубеждать их не было смысла, как и объяснять, что такое отвес и по какому принципу леска должна быть ровной.
— Когда вы будете сбивать доски, — продолжал я, — сначала сравните с этой веревочкой. Посмотрите, вот так…
Я наглядно показал им. Африканцы внимательно меня слушали, и мне показалось, что я, наконец, добился своего. Но в конце моего инструктажа Чарли сказал:
— Бвана, но эта веревочка кривая.
— Ну, хорошо, пусть будет кривая.
— Тогда эти ящики нужно строить кривыми?
— Стройте их по этой веревочке.
— Но веревочка кривая. Бвана, ты сказал, что строить нужно ровно.
— Боже мой, делайте так, как я сказал вам.
Это был праздник, когда они построили в соответствии с отвесом первый ящик. Правда, они думали, что он кривой. Но я не стал их разубеждать.
Главное, что я добился своего.
Ящиков становилось так много, что африканцы были вынуждены переселиться немного ниже к ручью.
Однажды я уехал из лагеря по своим неотложным делам. А когда вернулся… этого зрелища мне никогда не забыть. Все ящики, которые они построили во время моего отсутствия, склонялись набок.
— Эти ящики кривые! — крикнул я, выведенный из себя.
— Да, бвана, — неохотно согласился Чарли. — Очень кривые.
Мы их строили по твоей веревочке.
Ящики стояли на том месте, где маленькая равнина полого спускалась к ручью. Поэтому дно ящика было положено наклонно, а стенки строили по веревочке.
Я велел им перенести ящики на ровное место. Все они склонялись набок, словно пьяные, — но ведь это должны были видеть и слепые!
— Ну, какие они? — спросил я у притихших африканцев.
Никто не отвечал.
Потом Чарли велел перенести ящики на прежнее место, где их строили, вытащил отвес, проверил по
