это со мной? Я совсем чокнулся. Лежу и мечтаю, как потрачу миллион долларов, которых у меня никогда не будет. Налет на Федеральный резервный банк — просто самоубийство. А Макс — законченный маньяк. У нас не будет и одного шанса на миллион выйти оттуда живыми. Двадцать пулеметов через отверстия в стене превратят нас в кровавый фарш так быстро, что мы не успеем даже дотронуться до мешков с деньгами. Проклятье, этого психа ничто и никто не сможет переубедить. Федеральный резерв — мечта его детства. Мне казалось, что он давно похоронил ее. Но, видимо, это — как неизлечимая болезнь вроде рака, который растет, растет, пока не убьет больного. А вместе с ним и всех нас. Нет, он никого не послущает. Никого? Черт побери, как я мог забыть про Франка? Этот сукин сын должен послушаться Франка. Его приказу он должен будет подчиниться, это точно. Когда Франк узнает, он быстро вправит этому придурку мозги. Он вправит мозги кому угодно. У меня сразу же отлегло от сердца. Я подошел к телефону и позвонил в главный офис Общества. После двух минут разговора я почувствовал, как земля уходит у меня из-под ног. Какая невезуха — Франк куда-то уехал из города, и никто не знает куда. Как назло, Фила тоже не оказалось на месте. Кроме них двоих помочь мне было некому. От моей надежды ничего не осталось. Может быть, мне просто дать деру, пока еще не поздно? Поехать к Еве и переждать там некоторое время? Да, но это будет означать окончательное сожжение мостов: мне никогда не позволят вернуться, меня будут считать предателем. А я уже не смогу жить по-другому, я привык к быстрым и легким деньгам, привык к Нью-Йорку и старому доброму Ист-Сайду.
Но куда мог отправиться Франк? В Новый Орлеан? Ведь он должен же где-то быть. Пусть я просижу на телефоне всю ночь, обзванивая все известные мне отделения нашей организации, ни я найду его.
Я тут же заказал разговор с Новым Орлеаном. Ожидая, когда меня соединят, я снимал возбуждение тем, что не останавливаясь бегал по комнате. Десять минут ожидания показались мне вечностью. В Новом Орлеане к телефону подошел Дадли.
— Нет, он здесь не появлялся. Попробуй позвонить в Хот-Спрингс.
Я позвонил в Арканзас, разговор задержали всего на несколько минут, которых мне вполне хватило, чтобы несправедливо обругать телефонистку. В Хот-Спрингсе мне сказали то же, что и в Новом Орлеане, и посоветовали обратиться в Чикаго. Чикаго? Паника внутри меня росла. Ведь для меня это был вопрос жизни и смерти. Тем же, кто отвечал на мои звонки, на это было начхать. Им было некуда спешить, и они плевать хотели, найду я Франка или нет. Да, но куда, черт побери, он мог подеваться? Я снова схватился за телефонную трубку и резко потребовал соединить меня с Чикаго.
Я весь задрожал, когда услышал слова Фичетти, нашего человека в Чикаго:
— Его здесь нет. Позвони в Детройт.
Ожидая, когда эта чертова телефонистка соединит меня с Детройтом, я весь покрылся холодным потом. Слова «Его здесь нет» вызвали нестерпимую боль во всем теле. Не сдержавшись, я дико заорал прямо в трубку:
— Но куда же он, черт побери, подевался?
Спокойный голос из Детройта ответил:
— Кто знает? У шефа дела по всей стране. А ты звонил в Чикаго?
Я с раздражением перечислил все города, куда звонил. Спокойный голос предложил мне позвонить в Джерси. Кстати, как я мог забыть про Джерси? Какой я все-таки идиот. Ведь он может быть совсем близко отсюда, на другом берегу реки. Я с ожесточением принялся нажимать на рычаг и, когда услышал голос телефонистки, во врю мочь проорал номер в Джерси. Через несколько минут Солли сообщил мне, что Франка там нет. Что это? Конспирация? Они все скрывают от меня местонахождение Франка? Чушь. А если он в Майами? Но что он там делает в это время года? Шансы невелики. Но я решил их проверить и позвонил в Майами. В ответ на мой вопрос в трубке раздался смех:
— Что ему здесь делать, ведь ипподром сейчас закрыт.
Отчаяние продержало меня у телефона всю ночь. Я обзвонил все города Восточного побережья. Я сделал по звонку в Мексику и Канаду. Все с тем же результатом. Когда окончательно рассвело, у меня кончились номера, по Которым имело смысл звонить. Я почувствовал, что теряю последние силы. Горло саднило, голос стал сиплым, как у франка. Я с трудом дотянулся до телефона и позвонил в гостиничный коммутатор. Мне нужно было, чтобы меня разбудили в восемь часов утра. Телефонистка сказала:
— А вы знаете, что за эту ночь наговорили на четыреста долларов?
— А тебе какое дело? — рявкнул я. — Включи это в мой счет. — И швырнул трубку.
Выпив полбутылки виски, я задремал. Мне снились тревожные сны. Меня разбудил телефонный звонок.
— Доброе утро, — сказал девичий голос, — вы просили разбудить вас в восемь.
Я чувствовал себя совершенно разбитым. Страшно болела голова. В один присест я выпил то, что оставалось в бутылке. После этого мысли в моей голове стали приходить в порядок. Какая нынче программа? Посещение банка и закрытие счета. Еще нужно забрать все из депозитного сейфа.
Я быстро натянул на себя одежду. Из гардероба я извлек большую дорожную сумку и с ней вышел из номера. На часах было двадцать минут девятого — для банка еще слишком рано. Я отправился в буфет, где выпил несколько чашек очень горячего и очень крепкого кофе. Это меня окончательно разбудило. На улице я впрыгнул в такси и попросил отвезти меня к Паблик Нэйшнл. Банк был еще закрыт. Пять минут до открытия я прошагал вниз и вверх по улице и оказался самым первым посетителем. Я страшно нервничал, мне казалось, что все только и делают, что смотрят на меня. Я заполнил бумаги, нужные для закрытия счета, и подошел к кассиру.
— Мне нужно покинуть город по очень важному делу, — непонятно для чего пробормотал я. Он улыбнулся:
— Каким достоинством?
— Сотенными, — ответил я.
Не считая, я стал торопливо заталкивать пачки долларов в свою дорожную сумку. У посетителя, стоявшего рядом со мной, от изумления округлились глаза.
— Какого черта ты на меня уставился? — рявкнул я. Он отвернулся.
Я спустился в подвал. Служитель поприветствовал меня кивком и открыл дверь. Я вошел в хранилище и быстро побросал в сумку содержимое своих ящиков. Затем поднялся наверх и вышел на улицу.
На улице я почувствовал, что теряю уверенность. Мне начало казаться, что прохожие смотрят на меня так, будто догадываются, что лежит у меня в сумке. Судьба могла как раз в этот момент приготовить мне одну из своих шуточек в виде случайных грабителей. Да, такой налет хоть для кого был бы хорошем подарком. Двести тысяч долларов за здорово живешь. Мне что тогда? Уповать на профессиональную солидарность? «Ребята, отстаньте, мы с вами коллеги».
Ну, парень, ты совсем рехнулся. Откуда они знают, что ты несешь в сумке? Или кто-то знает?
Какой-то здоровый детина пристроился чуть позади меня. Я переложил сумку в левую руку, а правой нащупал в кармане свой нож. Когда он поравнялся со мной, я боковым зрением увидел, что его пальто как- то странно топорщится. Судя по форме, это могла быть дубинка или железный прут. По моему телу пробежала нервная дрожь, волосы на затылке встали дыбом. Мы нога в ногу шагали вниз по улице. Когда он засунул руку в карман и что-то начал доставать оттуда, я первым ринулся в атаку. С силой прижавшись к его спине, я прошипел ему на ухо:
— Стой на месте, мерзавец. Сделаешь хоть шаг, и твоя голова покатится в канаву.
Вытаращив на меня глаза, он остановился и пробормотал:
— Каких только психов не встретишь на Деланси-стрит.
Я оглянулся. Он стоял, где остановился, и чистил банан. Потом помахал мне бананом и крикнул на идише:
— Тебе следует обратиться в психушку!
С каждой минутой сумка становилась все тяжелее. Мне казалось, что я тащу в руке не менее сорока килограммов. Почему я не взял такси? Глупо, но дорога казалась такой близкой.
Я подумал: какого черта ставить все на одну карту? Лучше поставить сразу на несколько. Недалеко от меня находился вход в здание Юнайтед Стайте Банк. Это хороший надежный банк. Я вошел. Лучше всего поместить деньги под вымышленным именем. А еще лучше открыть два счета. Пятьдесят тысяч на имя Евы Мак-Клэйн и пятьдесят тысяч на имя Джона Мак-Клэйна, а оставшиеся сто тысяч положить в чемодан. Все, начиная с президента банка, пожали мне руку. Я был рад, когда наконец-то добрался до Толстого Мои. На
