Так, например, Н. Рыжков вначале «вел себя хорошо», но «в середине 1989 года он отдалился от Горбачева, обвинив его в том, что тот не оказывает ему надлежащей поддержки. В ельцинской России он примкнул к правым неокоммунистам, несмотря на сравнительно либеральные взгляды, которые высказывал в разгар перестройки».
Не лучше обстояло дело с А. Лукьяновым: «Ввиду его близости к Горбачеву иностранцы были склонны видеть в нем одного из главных столпов перестройки. Но проницательные наблюдатели не обманывались на этот счет и справедливо относились к нему с подозрением. Летом 1991 года он помогал в организации заговора против Горбачева… Он видел, что кардинальные перемены, затеянные Горбачевым, приведут к распаду Советского Союза и концу социализма. Об этом он не хотел даже думать. За два с половиной года, пока его не посадили в тюрьму, я виделся с ним всего раз или два. Возможности для еще одной приятной беседы мне больше не представилось». Ну, не шел Лукьянов на контакт с представителем Англии; что тут поделаешь — посадили в тюрьму.
Досталось от Бретвейта и В. Павлову: «В прошлом министр финансов, он походил на пухленького веселого гнома. Джилл (жена Бретвейта, о ней я еще скажу. —
Вскоре после вступления на свой пост, демонстрируя поразительное невежество, глупость, безответственность и ксенофобию, премьер-министр второй могущественной страны мира публично обвинил западные банки в том, что они замышляют наводнить Советский Союз рублями… давая тем самым западным бизнесменам возможность скупить советскую промышленность по бросовым ценам. Крючков поддержал эту дикую идею в выступлениях по телевидению и радио, заявив, что КГБ располагает доказательствами этого (а мы теперь располагаем еще большими доказательствами: они у нас в виде бывшей советской промышленности, скупленной этими самыми западными банками или их ставленниками. —
Особое место Бретвейт отводит советским военным. Прежде всего, он заявляет, что они составляли «отдельную привилегированную касту, изолированную от гражданского общества собственной страны и застрявшую на уровне идей Второй мировой войны или даже XIX века… Их невежественность относительно мира, находившегося за пределами их узко профессиональной сферы, ослабляла их». Помилуйте, сэр Родрик, мы и не сомневались в подобном вашем мнении: это в Англии офицеры образованные, а у нас, естественно, совершенно ничего-с не понимают— тупые азиаты-с!.. Так, ничего не понимая, по слабости, и до Берлина дошли в 1945-м, а в 1814-м— до Парижа, а еще, без всякого понимания, в 1878-м едва не взяли Константинополь — ваша же страна, сэр Родрик, встала на дыбы, не допустила; а еще с армией через Альпы перемахнули в 1799-м, чего никому не удавалось со времен Ганнибала — да мало ли! Все, конечно, по слабости, без понимания, все по невежеству, — где уж нам, варварам, кочевникам, с вами равняться!..
«Чтобы скрыть как свои слабые, — продолжает Бретвейт, — так и сильные стороны, военные широко пользовались, даже после того как появились разведывательные спутники, тем, что маркиз де Кюстин назвал в 1839 году «секретностью полезной и секретностью бесполезной»…
Когда Горбачев стал в 1980 году членом Политбюро, он был шокирован, узнав, что расходы на оборону имеют приоритет перед расходами на продовольствие (только Горбачев и мог быть шокирован этим, — или он просто притворялся шокированным. Всякий мало-мальски грамотный человек знает известное высказывание прусского генерала и военного теоретика Клаузевица, которое любил повторять Наполеон: «Если народ не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую». —
Действительные цифры держались в тайне, а некоторые скрывали от Горбачева даже тогда, когда он был избран Генеральным секретарем (и правильно делали. —
Олицетворением Советской Армии для Бретвейта был министр обороны Дмитрий Язов. «Лицо его походило на сморщенную картофелину, и как многие советские генералы он был краснолиц и дороден, не без своеобразного грубоватого шарма, но готовый всегда и постращать подчиненного».
«Поскольку англичане принимали участие в воссоединении Германии и отводе войск из Восточной Европы, а также в различных мероприятиях по контролю над вооружениями, — пишет Бретвейт, — я постоянно имел дело с советской военной верхушкой… Иногда мы получали информацию из независимых источников — что позволяло мне «давить» на них сильнее, чем им хотелось бы». Снова появляются «независимые источники», теперь уже в верхушке армии.
В частности, «независимые источники» достаточно точно информировали англичан о положении дел с советским биологическим оружием, и в данном случае Бретвейт называет человека, доставившего эти сведения, — впрочем, это уже не было тайной и для советского командования:
«Согласно Конвенции о биологической войне 1972 года, русские, так же как и мы, обязались не производить биологического оружия. Конвенция страдает одним фундаментальным недостатком. Для исследовательских работ не требуется сложного оборудования, и секретные исследовательские программы трудно обнаружить даже с помощью самых изощренных методов. Ну а после того как исследования произведены, производство оружия — уже дело сравнительно легкое. Мы всегда подозревали, что Советы что-то такое готовят…
Осенью 1989 года Владимир Пасечник, сотрудник Ленинградского научного института, бежавший на Запад, сообщил нам, что исследовательские работы по производству незаконного оружия прикрываются якобы коммерческой деятельностью организации, именуемой «Биопрепарат». Спустя несколько лет он повторил всю эту историю по английскому телевидению.
Разумеется, мы не могли отнестись к этому безучастно. Но Лондон видел здесь серьезную тактическую проблему. Каким образом мы можем оказывать нажим на русских, не раскрывая наш источник информации? Я считал, что трудность преувеличивают. Наш «источник» находится теперь в безопасности в Англии. Надо полагать, русские заметили, что он перестал приходить на работу. Мы могли сообщить то, что нам было известно, не причиняя ему вреда. И если мы не дадим ясно понять, что знаем, о чем говорим, русские могут легко уйти от наших вопросов.
Мое мнение не было поддержано другими. Но в мае 1990 года Том Кинг должен был посетить Советский Союз: это был первый в истории визит британского министра обороны. Нам надо было действовать, но мы боялись, что ссора испортит визит. Джек Мэтлок и я предупредили Черняева и заместителя министра иностранных дел Бессмертных, о чем может зайти речь. Кинг задавал вопросы Язову во время частной встречи, но подходил к делу все время окольным путем. Язов пробормотал своему адъютанту, что англичанин, по-видимому, что-то узнал от «того перебежчика»; Кинг покраснел, но вежливо отрицал, будто ему что-то известно».
Переговоры закончились через два года неожиданным для англичан образом: «Когда Дуглас Херд посетил в январе 1992 года президента России, Ельцин без всякой просьбы и понуканий сказал: «Мне все известно о советской программе биологического оружия. Она все еще действует, хотя ее организаторы утверждают, что это всего лишь оборонные исследовательские работы. Они фанатики и добровольно не остановятся. Я лично знаю этих людей, знаю их фамилии, знаю адреса институтов, где они работают. Я закрою институты, отправлю в отставку руководителя программы и заставлю остальных заняться чем- нибудь полезным. После того как я сам проверю, прекратили ли институты свою работу, я намерен пригласить международных инспекторов». Мы были поражены, и могли лишь поблагодарить его».
Бретвейт продолжает свой рассказ о военных: «В июне 1990 года г-жа Тэтчер прибыла в Москву в последний раз в должности премьер-министра. Она пыталась убедить Горбачева, что присутствие объединенной Германии в НАТО будет определенно выгодно Советскому Союзу. Она была несколько удивлена, когда не встретила негативной реакции с его стороны на это утверждение (а уж как мы-то были удивлены! —
Советских генералов не пригласили участвовать в переговорах о Германии, хотя именно им предстояло справляться с последствиями принятых решений: отводом полумиллиона солдат и офицеров
