вслушивался в биение ее сердца около своей груди.
Она была холодной и неподвижной. Если бы он мог поделиться своим теплом! Такое желание уже было однажды, когда он держал на руках своего умирающего сына. И тогда, и сейчас он едва ли не молился.
Мольба стучала молотком в голове Дэвида, пока ее несли на носилках вниз. Потом ее забрала толпа приехавших медиков, и он отошел, потому что теперь настала их очередь бороться за ее жизнь.
Автомобиль скорой помощи с включенной сиреной умчался в темноту. Он представил приемное отделение, яркий свет, белые халаты. Кейт скоро будет там, и у нее будет шанс.
Чья-то рука коснулась его плеча.
— Как ты, Дэви? — спросил Поки. Он не ответил.
— Все будет хорошо. У меня на эти вещи ясновидение. — И повернулся в сторону раздавшегося громкого чиханья, что предвещало появление сержанта Броуфи, прячущего лицо в носовой платок.
— Они подняли тело, — доложил он. — Запуталось в этих, — он чихнул, — зарослях. Сломана шея. Взглянете?
— Не стоит. Я тебе верю, — отозвался Поки, когда они направились к машине. — Как доктор Сантини перенес смерть жены?
— Странная вещь, — сказал Броуфи, — он как будто ждал этого.
Поки хмуро взглянул на тело Сьюзен, закрытое простыней, его вносили в машину скорой. И вздохнул:
— Он, вероятно, подозревал, что происходит, но не хотел верить. Не хотел в этом признаться даже самому себе.
— Куда теперь, лейтенант? — спросил Броуфи.
— В клинику, и поскорее. — Поки кивнул на Дэвида. — Ему предстоят тяжелые минуты.
Прошло четыре часа, прежде чем Дэвиду разрешили ее увидеть. Четыре часа он кружил в комнате ожидания вокруг журнального столика с раскрытым журналом. В комнате был еще один мужчина, он сидел под знаком, запрещающим курение, и дымил сигаретой. Потушит окурок и тут же закуривает следующую. Он молчал, но в глазах его застыл страх. В одиннадцать мужчину позвали, и Дэвид остался один. Кейт была в операционной уже три часа. Сколько времени надо, чтобы вытащить пулю? Неужели возникли осложнения?
В полночь медсестра просунула голову в дверь:
— Вы мистер Рэнсом?
Он резко обернулся, сердце бешено заколотилось.
— Да!
— Просили вам передать, что доктора Чесни уже прооперировали.
— Как… она?
— Все прошло прекрасно.
Он выдохнул с облегчением.
— Если хотите поехать домой, мы вам позвоним, когда она придет в себя.
— Я должен ее видеть.
— Она еще без сознания.
— Все равно я должен.
— Но мы разрешаем только родственникам… — Она увидела его глаза и неловко запнулась. — Пять минут, вы поняли?
О, еще бы. Он пронесся мимо нее через двери реанимации.
Кейт лежала в последнем боксе, залитая ярким светом. Маленькая бледная фигурка, окутанная пластиковыми трубками. Тонкий полупрозрачный занавес отделял ее от соседнего бокса. Он стоял рядом и думал, что она напоминает сейчас недоступную спящую принцессу из сказки. Вокруг, проверяя кислород и капельницы, суетились медсестры. Дэвид был здесь бесполезен, но он словно прирос к месту, и персонажу приходилось его обходить, как большой камень. Одна их сестер показала на часы:
— Вы нам мешаете. Пора уходить.
Но он не мог уйти. Пока не будет уверен, что все в порядке, они его не выгонят.
— Она просыпается.
Ей показалось, что тысячи солнц светят сквозь веки. Она слышала приглушенные голоса, причем один был хорошо знаком. Медленно, с неимоверным трудом она открыла глаза.
Постепенно взгляд сфокусировался — появилось лицо женщины, знакомое, из далекого прошлого, но она не могла вспомнить, кто это. На ее халате она увидела имя: Джули Сандерс. И вспомнила.
— Вы меня слышите, доктор Чесни? — спросила Джули.
Кейт слабо кивнула.
— Вы в реанимации. Чувствуете боль?
Чувства возвращались постепенно. Слышно было шипение кислорода в трубке и мягкий ритмичный сигнал кардиографа. Боли не было. Только опустошение и полная обессиленность. Хотелось спать.
Потом раздался знакомый голос:
— Кейт?
Она повернула голову. Увидела Дэвида, хотела протянуть руку, но не смогла. Он сам взял ее за руку. Осторожно, как будто боялся сломать.
— Все хорошо, — он прижался губами к ее запястью, — слава богу, все хорошо.
— Я ничего не помню…
— Тебя оперировали. Три часа. Они показались вечностью. Пулю достали.
И она вспомнила. Порывы ветра. Гребень горы, исчезнувшая внезапно Сьюзен.
— Она погибла?
Он кивнул.
— А Гай?
— Не будет ходить некоторое время. Как он смог позвонить в полицию, не представляю. Но он смог.
Она думала о Гае, ведь его жизнь теперь рассыпалась на куски.
— Он спас мне жизнь. А сам потерял все.
— Не все. У него есть сын.
— Да. Уильям всегда будет его сыном. Не по крови, по любви, что сильнее. И будет утешением после случившейся трагедии.
— Мистер Рэнсом, вам надо уходить, — настойчиво сказал подошедший пульмонолог, который должен был проверить работу легких Кейт.
Дэвид наклонился и неловко поцеловал ее. Если бы он сказал, что любит ее, тогда ее обрадовало бы прикосновение сухих губ. Но он не сказал. Потом доктор начал спрашивать ее о самочувствии, сестры отсоединяли трубки жизнеобеспечения, сделали укол обезболивающего. Захотелось спать. Она еще пыталась бороться со сном, когда ее повезли из реанимации. Ей надо было сказать что-то очень важное Дэвиду, и это не могло ждать. Но вокруг было много людей, они переговаривались, а у нее не было сил говорить. Вдруг ее охватила паника, что она не успеет сказать, что любит его. И все-таки, перед тем, как сон одолел ее, она обрадовалась, что гордость не позволила ей признаться ему в любви. И снова погрузилась в темноту.
Он оставался в клинике до рассвета. Долго сидел около ее постели, держа за руку, убирая волосы с лица. И время от времени произносил ее имя, надеясь, что она проснется. Но, видимо, действие укола было сильным, она почти не пошевелилась за всю ночь. Если бы она во сне хоть раз произнесла его имя, пусть даже невнятно, ему было бы достаточно. Тогда он понял бы, что нужен ей, и мог сказать, как она нужна ему. Это было нелегко для мужчины, особенно для него, потому что он был не из тех, кто умеет выразить свои чувства.
Дорога домой показалась ему длинной. Оказавшись у себя, он первым делом позвонил в клинику.
«Состояние стабильное» — был ответ. Кратко, но вполне достаточно. У хорошего флориста он заказал
