мы не совсем в Москву.
Мы, уже готовые ко всему, спрашиваем — а куда? Выясняется, что в Клин. Возникает новая головная боль — как же мы оттуда в Питер будем добираться со всем нашим скарбом?
Приземлились в Клину, потащились со всеми этими вещами на плечах на электричку. А они все идут забитые — не влезешь. Нам надо было доехать до Твери и там сделать пересадку. По дороге на Тверь половину команды потеряли. Сидим на тверском вокзале и ждем оставшихся. Собираем последние копейки на железнодорожные билеты в Питер.
Это, заметьте, был уже третий день после игры во Владивостоке. Первую ночь после матча ехали на поезде в Хабаровск. Вторую провели в самолете в аэропорту Новосибирска. Идет уже третий день — а мы все добираемся. Но самое страшное-то заключалось вот в чем: в Питере никто вообще не знал, где мы и вообще живы ли! Мобильных телефонов-то в ту пору еще не было!
Представьте: встречают представители «Зенита» самолет из Хабаровска — а команды нет. И никто ничего не знает. В «Луче» говорят, что нас отправили. В городе начинается жуткая паника. Все думают, что мы разбились — или на самолете, или на автобусе. Только из Твери сообщили, что едем, и с нами все нормально.
В конце концов, вторая группа футболистов добирается до Твери, и мы все собираемся на вокзале. Все жутко голодные. У нас был один московский игрок, Мишка Левин, так он плакал и сквозь слезы говорил, что больше никогда не будет играть в футбол.
Собрали мы последние крохи на билеты на ночной поезд. На все оставшееся купили две палки вареной колбасы. Мы с врачом Михаилом Гришиным стали резать эту колбасу и раздавать игрокам прямо на перроне. И вдруг протягивается отвратительная и грязная рука, и раздается сиплый рык: «А мне?» Оказалось — бомж. Подумал, что идет какая-то благотворительная акция. Насилу его прогнали. Только рано-рано утром выехали в Питер. И наконец-то добрались…
Еще одну деталь к этому повествованию добавляет начинавший в ту пору карьеру форвард «Зенита» Александр Панов:
— В то турне я еще не ездил — слишком слаб был для основного состава. Но мой друг Дима Паевой как раз на Дальнем Востоке сломал ногу. И три дня, бедненький, добирался в таком состоянии до дома.
* * * В высшую лигу «Зенит» мог вернуться сразу — по итогам чемпионата-93. Но тут начались игры, о которых уже подробно рассказывал господин Терешонков.
Мельников:
— Мы в чистый футбол играли. Сколько знаю «Зенит» по тем временам — не «работали» мы ни с судьями, ни с соперниками. Другие посмеивались над концепцией «экологически чистого клуба», как выражался Мутко — а так и было. Тогда, в 93-м, мы конкурировали с тольяттинской «Ладой». Директор АвтоВАЗа Каданников так Собчаку и говорил: «Ребята, делайте что хотите, но у нас есть хоккейная команда высшей лиги — будет и футбольная». Мутко нам об этом рассказывал.
«Лада» за нами все время ездила с деньгами. Был у них там такой маленький ушлый человечек, все время нам на нервы действовал. Только в гостиницу в какой-нибудь город приезжаем, а он уже там, с саквояжем денег. Или судьям, или соперников наших «заряжать». А мы играли в искренний футбол. В Питере обыграли «Ладу» — 2:0, но у нас в той игре получил серьезную травму ведущий игрок Олег Дмитриев. И перебить такую денежную машину мы не смогли.
Футболисты в ту пору крутились как могли. Юный Панов, к примеру, приторговывал на рынке. Объясняет он это так:
— Мне нравилось, что там я вижу деньги каждый день. А не в лучшем случае раз в месяц, как в «Зените», да еще и такую маленькую сумму, о которой смешно было даже говорить. Да, работал на рынке — потому что был молод, и нужно было на что-то жить.
А на каких стадионах «Зенит» тогда принимал своих соперников! Конечно, и «Петровский», мягко говоря, не шедевр — но по сравнению с так называемыми аренами, на которых питерцы играли в ту пору, его можно было счесть за «Сан-Сиро» или «Ноу-Камп».
Мельников:
— В то время Санкт-Петербург готовился принимать Игры Доброй воли. А потому и стадион имени Кирова, и «Петровский» (тогда называвшийся стадионом имени Ленина) были надолго закрыты на реконструкцию. Где мы только ни играли. На «Обуховце» в Невском районе. На «Кировце» — стадионе Кировского завода…
15 лет назад будущий обладатель Кубка УЕФА играл на заводском стадиончике. А сходящий ныне с ума по футболу город тогда был представлен несколькими сотнями самых преданных фанатов. Одним из которых был народный артист Сергей Мигицко.
Мигицко:
— Я ходил на первую лигу. И помню игры, когда на трибунах было меньше тысячи зрителей. Зачем ходил на «Кировец», «Обуховец», «Локомотив»? Не знаю. О том унылом времени, когда было и не до спорта, и не до «Зенита», не хочется даже вспоминать. О футболе всегда говорю с радостью — и раз даже сейчас улыбка сползла с моего лица, значит, тогда настроение было и вовсе ужасающим. Однако я, сам не знаю почему, ходил на «Зенит» и тогда…
Розенбаум:
— Чиновников что-то волнует только тогда, когда это может принести им дивиденды. Если они унюхали, что какая-то вещь может обернуться для них либо деньгами в кармане, либо орденом на лацкане — вот тогда они начинают этим заниматься. А футбол тогда никаких дивидендов принести не мог. Было не до него. И если бы не Мутко, который этот футбол любил… Тогда в верхах не знали, как бы еще растащить, разодрать на части страну. В России царила абсолютная безнравственность и бесхозяйственность.
Если вспомнить рассказ Терешонкова и сагу о путешествии на Дальний Восток — становится ясно, насколько Розенбаум прав.
А мальчишки — в какой обстановке они тогда росли и становились футболистами? На какую дорогу сворачивало большинство из них?
Рапопорт:
— Матвей Юдкович когда-то свел «Зенит» с пансионатом «Красный Октябрь». Он находится недалеко от базы в Удельной. И был период, когда на базе полопались трубы, жить там было нельзя — так мы жили в «Красном Октябре», а есть ездили на базу. А позже возникла идея поселить в пансионате на постоянной основе юных Панова, Березовского и Гаевого. Это был единственный выход, потому что Пана нельзя было отпускать в родное Колпино. Сказать, что там было плохое влияние, значит, не сказать ничего.
Сколько крови он у нас попил — это было что-то невероятное! Я уже под конец его учебы в школе «Зенит» не мог на него смотреть, хоть и считал себя человеком достаточно терпеливым. Доходило до того, что, когда он приезжал из Колпина, мы просили его показать руки — чтобы проверить, нет ли там следов от шприца с наркотиком. Но Саня по натуре всегда был лидером. Помню, довезли как-то его до пансионата, входим в холл, а там сидят два здоровенных голодных бугая — Березовский и Гаевой. А Панов — на полторы головы ниже. И как только они его увидели, сразу пристали с вопросом, что у него есть покушать. Он ответил, что все есть: и курочка, и бульончик — надо только подогреть.
Как-то, помню, стояли мы с Шейниным около «Петровского», а Панов проезжал мимо на трамвае. Увидел нас в окно, вышел — и идет к нам. Евгений Наумович ему тогда с удивлением сказал: «Надо же — не проехал!», а Сашка ответил: «Я не могу мимо вас проехать. Прекрасно помню, как вы со мной возились». Сколько у него было фокусов — но мы видели его талант и терпели.
Мельников:
— Когда Саша уезжал в Колпино и пропадал, Борис Завельевич (Рапопорт. — Прим. И. Р.) ездил туда, находил, вез в Питер, выхаживал… Может быть, если бы мы имели дело с менее талантливым парнем, то руки давно бы уже опустились — но мы-то видели, в какого футболиста он может вырасти.
