Готшальку, доложил ему о происшедшем и выразил удивление такой неразберихе. В штабе в этот день все выглядело нормально — особой тревоги заметно не было. В городе же, однако, уже начали ходить разные слухи и чувствовалось какое?то напряжение, как будто что?то готовилось.
12 января утром я, как обычно, отправился в штаб, и полковник Готшальк передал новое распоряжение штаба, что все офицеры, прикомандированные к штабу, ввиду напряженного положения в городе, должны сегодня к вечеру явиться в здание семинарии, где, получив винтовки и патроны, остаться ночевать и, таким образом, составить новую (4–ю) офицерскую роту. В это время уже две офицерских роты под командой капитана Н. Орлова выступили в направлении Алушта — Ялта для отражения высадившихся там большевиков. Видимо, наступал кризис. К вечеру была вызвана по тревоге 3–я офицерская рота и отправлена на станцию Альма для отражения наступавших со стороны Севастополя матросов.
Настало 13 января — день развязки: ночью на 14–е власть в Симферополе перешла в руки большевиков. Дни эти остались в памяти очень остро, несмотря на прошедшие годы.
Как было приказано, я в числе других офицеров отправился в семинарию — нас было только человек 40 — 50 (в штабе было гораздо больше), офицеры всех родов оружия. Получили винтовки и сравнительно спокойно переночевали. Утром в 7 часов — тревога и приказ немедленно прибыть в штаб Крымских войск (Офицерское собрание Крымского конного полка) для охраны штаба. По прибытии роты в штаб полковник Готшальк, передавая распоряжение полковника Достовалова, приказал подполковнику Ковалеву (молодой — одного из стрелковых полков) составить караул для охраны штаба. Я был назначен разводящим, а для занятия постов были назначены младшие офицеры. Выбраны были места постов (около 8), и часовые немедленно были разведены по постам.
Что же делалось в это время в штабе? Наше «караульное помещение» находилось в вестибюле собрания, так что мы могли наблюдать все происходящее. В зале, где были все отделы штаба, офицеров почти не было. Во дворе казарм начали собираться добровольцы — гимназисты и реалисты; им раздавались винтовки и указывалось, как нужно с ними обращаться. Появились сестры милосердия. Крымцы были куда?то посланы. Медленно проходило время. Были слышны одиночные выстрелы в городе, но никаких положительных сведений о положении в городе не было (собрание Крымского конного полка расположено было на окраине города). После 12 часов, однако, начала быть заметной растерянность в штабе. Первое, что бросилось нам в глаза, — это полковник Достовалов, до сего времени щеголявший формой Генштаба полковника с аксельбантами, появился в штатском костюме коричневого цвета и весьма простого типа. Зал стал пустеть.
Раздел 5 ГОРОДА ЦЕНТРАЛЬНОЙ РОССИИ
17–го рано утром нежданно–негаданно пришел приказ грузиться и двигаться на Калугу, где тоже были какие?то беспорядки.
Но двинулись мы лишь 18 октября. Меня послали к коменданту города и его помощнику, и я спорил, ругался, грозил и уговаривал ровно 3 часа, после чего получил паровоз, платформы, вагоны и прочее. Выехали лишь вечером. В Калуге узнали, что туда уже прибыл 6–й эскадрон из города Смоленска и штаб полка.
В вагоне командира полка Брандта, назначенного, кстати, командиром местных войск, узнали положение. Последнее довольно серьезное. Усмирять придется не только пьяную пехоту, но и Совет солдатских и рабочих депутатов, у которых есть подручные силы, винтовки и пулеметы в изобилии, а засели они в губернаторском доме, как в крепости.
Вызвали наших эскадронных делегатов, и Измаил Гашимбеков пустил в ход все свое красноречие и татарскую хитрость. К счастью, все обошлось гладко, т. к. Совет Калужского гарнизона без всяких прав и причин нелегально сверг предыдущий Совет, отказался высылать на фронт очередные пополнения, избил (sic!) врачей, неохотно пускавших солдат в отпуск, и даже (трудно поверить!) накладывал денежную дань на жителей. Переизбранный за месяц до этого с нарушением установленного порядка Совет солдатских депутатов, ставший большевистским, объявил о роспуске и перевыборах Совета рабочих и крестьянских депутатов, которые еще были меньшевистско–эсеровского состава, претендовал на подмену собою городского управления, отказался выполнять постановления военного министра об отправке на фронт частей Калужского гарнизона, выдвигал требование реквизиции типографии газеты «Голос Калуги» и даже распорядился о переходе бывшей губернаторской ложи в «зимнем городском театре» в распоряжение Исполкома. В связи с этим 18 октября был издан приказ командующего войсками и начальника гарнизона Калуги полковника Брандта. В нем говорилось: «Темные силы, враги Родины и Революции, разными подлыми способами стремятся внести беспорядок, рознью и раздорами пытаются ослабить нашу навеки свободную Великую Российскую Республику и подорвать престиж демократии». В городе объявлялось военное положение с ограничением передвижения в вечернее и ночное время, запрет митингов в помещениях и на улицах, стрельбы «в районе города и казарм» — боевой и учебной, изымались патроны из рот и казарм. Военный комиссар Временного правительства Галин распорядился о роспуске Совета солдатских депутатов (Голос Калуги. 1917. 18 — 19 окт. —
Едва успели найти квартиры и присели в ожидании чая, как по телефону приказали выезжать по тревоге. По дороге встречались с казаками и броневиками. Это были те же, что в Ржеве. «Мы, по–видимому, вместе гастролируем, вроде провинциальной труппы», — острит худенький, бритый командир броневого взвода.
Меня вызывают к казачьему войсковому старшине: «Поручик, вы будете высланы парламентером. Вам придется подъехать к «их» штабу и через кого?нибудь вызвать трех председателей комитетов — Солдатского, Крестьянскою и Рабочего. Вы им передайте, что им дается 5 минут на размышление и что если через 5 минут они не согласятся положить оружие и сдаться, то после троекратного сигнала по ним будет открыт огонь и против них будет произведено совместное наступление казаков, драгун и броневиков. Советую вам, поручик, не заезжайте к ним глубоко, смотрите в оба, чтобы вас не захватили заложником, и если по вас будут стрелять — то поворачивайте обратно». Про последнее войсковой старшина мог не упоминать.
Поручение в своем роде интересное. Постепенно силы наши приближаются к месту действия. 1–й полуэскадрон с князем Гагариным [204] занимает шоссе вдоль реки Оки, чтобы перехватить товарищей с тыла, вздумай они бежать.
2–й полуэскадрон охраняет площадь. Казачья сотня высылает разъезды. Броневики притаились за углом зданий, как темные и хитрые зверюги.
Вся площадь полна драгунами и казаками, под сводом массивных ворот еще войска, а за ними боязливый, но любопытный народ. Впереди, контрастом, пустынная улица, освещенная высокими фонарями, бросающими круглое, дрожащее сияние. С левой стороны огромное здание железнодорожного Управления и еще какие?то постройки, дальше губернаторский дом — крепость большевиков, а с противоположной стороны ряд высоких деревьев и далее — сад. Губернаторского дома не видно, он за поворотом в глубокой тени. Конец улицы–бульвара теряется в сумраке, но можно различить фигуры нескольких часовых.
