По давней хорошей традиции Академия наук каждый год созывает археологов и этнографов всей нашей страны. Это обычно происходит ранней весной, когда то, что добыто в прошлом году, уже обработано, а новый сезон полевых исследований еще не начался. Самое время поговорить о результатах прошлого, о планах на будущее.
Большой зал Дома ученых в Москве наполняется не совсем обычными посетителями. Они приехали из больших и малых городов – из Средней Азии, где в это время уже цветут сады, и из скованных еще льдом северных областей, из Закарпатья, из Прибалтики, с Дальнего Востока.
Это – археологи и этнографы, работающие в многочисленных научных и учебных институтах и музеях. С волнением слушают они друг друга, подчас спорят между собой, жадно рассматривают новые находки на выставке, советуются о работах наступающего лета.
Здесь можно узнать самые свежие новости о древнейших культурах на территории нашей страны – древнем и новом каменном веке, об эпохе бронзы, о раннем железном веке, о ярких культурах Кавказа, Причерноморских степей, о старых городах Средней Азии, Боспорского царства, о русских городищах и курганах. Поэтому на заседаниях можно увидеть не только археологов и этнографов, но и исследователей смежных областей древней и средневековой истории. Но на годичных собраниях археологов никогда не приходилось слышать докладов о прошлом столетии, если не считать, разумеется, довольно редких сообщений об истории археологических исследований или охраны археологических памятников.
– Я хочу передать археологам привет от декабриста, – сказала Милица Васильевна.
Привет от декабриста, от человека прошлого столетия… Просто мистика какая-то! Но оказалось, конечно, что никакой мистики тут нет. Вот что я узнал из рассказа академика М. В. Нечкиной.
Не так давно в небольшом сибирском городе Ялуторовске, что стоит на берегу реки Тобол, ремонтировали старый дом. Когда разобрали большую русскую печь, под половицей нашли… бутылку. Бутылка была старинная, из толстого темного стекла, небольшая, с длинным горлышком, за которое очень удобно было когда-то браться рукой.
Вы, конечно, не раз уже читали о бутылках, найденных в море. Вспомните хотя бы «Человека, который смеется» Виктора Гюго или «Детей капитана Гранта» Жюля Верна. Видимо, еще в прошлом веке хорошо закупоренная крепкая стеклянная бутылка считалась самым надежным хранилищем документов. «Такими бутылками, – писал Жюль Верн, – разбивают спинки стульев, причем на стекле не остается даже царапины. Не удивительно, что этот сосуд мог легко перенести все превратности длительного путешествия».
А бутылка, найденная в Ялуторовске, и не путешествовала. Она все время пролежала под половицей и печью. И в ней, разумеется, тоже оказался документ – довольно большое письмо. Оно отлично сохранилось, даже не отсырело. Два небольших листка белой, чуть пожелтевшей бумаги исписаны с обеих сторон. Сквозь тонкую бумагу слегка просвечивают строки обратной стороны. Ровные, как будто бы по линейке написанные буроватыми чернилами строчки. Аккуратные, четкие буквы. Хотя зачастую и с росчерками, но без всякой лишней кудрявости. Так свободно, красиво и аккуратно мог писать только интеллигентный, привыкший к перу человек.
Писал он давно, когда еще употребляли десятеричное i, ять, твердый знак в конце слов. Но не слишком давно, не в те времена, когда начертания букв существенно отличались от наших современных. Нам легко прочесть его письмо. Начинается как будто с не слишком интересной истории дома.
«По преданиям, – читаем на первой странице, – этот дом построен в последних годах царствования Екатерины II Егором Прокофьевичем Белоусовым».
Но дальше письмо приобретает огромный интерес:
«В 1838 году по кончине Егора Прокофьевича этот дом был куплен Государственным Преступником Матвеем Ивановичем Муравьевым Апостол. В 1839 году Муравьев поднял и совершенно переделал этот дом.
В 1849 году из сеней сделана Комната и печь, под которой Муравьев кладет эту записку».
Так вот кто автор письма! Матвей Иванович Муравьев-Апостол, который сам себя именует государственным преступником, но, видимо, не стыдится этого наименования. Слова «Государственный Преступник» он пишет даже с большой буквы.
Это был один из первых русских революционеров. «Союз спасения», «Союз благоденствия», а потом «Южное общество», «Северное общество» – так назывались их организации. Восстание 14 декабря 1825 года дало этим революционерам новое имя. «Nos amis du quatorze» – «Наши друзья четырнадцатого», – с издевкой и ненавистью говорил о них Николай I. «Декабристы», – с уважением и любовью стали говорить в кругах революционно настроенной интеллигенции, а потом и в народе.
Матвей Иванович Муравьев-Апостол был одним из видных деятелей тайных обществ. Судьба его, пожалуй, типична для многих декабристов. Восемнадцатилетним юношей пошел он, как и большинство молодых дворян того времени, на военную службу. Это было незадолго до Отечественной войны 1812 года. Юный офицер сражался за родину против ворвавшегося в нее врага. Он видел всю меру народных бедствий, величие народного гнева. Потом участвовал в заграничных походах русской армии, завершившихся, как известно, в Париже.
Впоследствии, когда, допрашивая «своих друзей четырнадцатого», царские чиновники стремились показать, что революционных идей эти русские дворяне «нахватались» во Франции, декабристы не раз говорили, что не за границей, а у себя на родине во время Отечественной войны увидели они впервые ясно то, что толкнуло их на борьбу против существующего строя, – бесправие народа, разнузданное господство кучки дворян, палочную муштру. «Мы были дети двенадцатого года», – писал впоследствии и сам Матвей Муравьев-Апостол.
И вот Матвей Иванович Муравьев-Апостол – член тайных обществ: «Союза спасения», «Союза благоденствия», «Южного общества». Одно время он был представителем «Южного общества» в Петербурге и вел там переговоры об объединении с «Северным обществом». Он достиг чина подполковника и был уже в отставке, когда вспыхнуло восстание. И тут он не остался в стороне: принял участие в восстании Черниговского полка, которым руководил его младший брат, Сергей Иванович Муравьев-Апостол. Известно, что Черниговский полк был разгромлен правительственными войсками у села Ковалевки. Раненый Сергей Муравьев-Апостол был взят на поле боя с оружием в руках. Впоследствии царь приказал повесить его вместе с четырьмя другими «главными, – как он говорил, – преступниками» – Рылеевым, Пестелем, Бестужевым-Рюминым и Каховским.
А старший брат, Матвей, был приговорен к каторге, и потом – к поселению в отдаленных местах Сибири. Ссылку он отбывал в Ялуторовске, куда в разное время попали и другие декабристы. Ссыльные не падали духом. В Ялуторовске они открыли две школы – для мальчиков и, что тогда было почти дерзостью, для девочек. Лечили крестьян и горожан, оказывали им всевозможную помощь.
