черными или темно-коричневыми, кроме одного — темно-серого, который он надевал летом, тот был из легкой, уже потертой материи. «Обычные люди спокойно могут отправиться на новогодний ужин в черном костюме», — думал он. Но он — человек не обычный. У многих он ассоциируется с трауром. Надо бы обзавестись светло-серым костюмом, специально для повседневной жизни и для работы в те дни, когда не приходится общаться с родственниками покойных. Но сегодня сойдет и темно-серый.
Он глубоко вздохнул. Времени — половина седьмого, а свежеиспеченная вдова ждет его к половине восьмого. Сельма Ванвик, пятидесяти двух лет, его ровесница. Она преследовала его уже много недель, он со своей стороны был сдержан и вежлив. Соглашаясь прийти сегодня вечером, он рассчитывал, что она увидит, какой он скучный, и перестанет его донимать. Он хотел погрузиться в привычные будни — работа, а потом одинокий досуг дома. Последние месяцы он много думал о покупке новой квартиры. Не потому, что нынешняя была некрасивой и маленькой, вовсе нет. Но он так хотел сауну, где можно просто сидеть и потеть… А если устраивать сауну в нынешней ванной, придется сильно уменьшать и без того скромную кухню за стенкой. Впрочем, объявлений о недвижимости он еще не смотрел. Мысль о переезде сильно его пугала. Опустошать одну за другой эти родные, надежные комнаты будет весьма болезненно.
Все куда-то понеслось, как ему казалось. Потекло сквозь пальцы, а он не хотел потерять контроль над жизнью. Работа и отдых здесь, дома, — вот все, к чему он привык. Сначала эта история с матерью, потом Эрленд и Крюмме, да еще и Турюнн вмешалась. Они ведь как-то справлялись на хуторе все эти годы, включая последние семь лет, когда он сам там уже не показывался. А теперь, после смерти матери и некоторого разъяснения дел на хуторе, казалось бы, должно наступить спокойствие. Но нет. Звонки, звонки… Сначала Турюнн позвонила вчера, сообщила, что старик хочет в дом престарелых, теперь вот Эрленд.
Не нравилось ему все это.
Юридические дела, связанные с хутором, он передал адвокату Берлингу, умному, рассудительному человеку, которого он всегда сам рекомендовал своим клиентам, бившимся с проблемами наследства. Берлинг разберется со всем, здесь нечего обсуждать. Тур хотел, чтобы хутор переписали на него, старик не возражал, сам Маргидо и Эрленд собирались отказаться от наследства.
И тогда дальнейшее право наследования хутора переходило к Турюнн, правда, на действующих в стране условиях наследования. Понимала ли она, что это значит? Всю ответственность, которая свалится на нее в тот день, когда Тур умрет или одряхлеет? Маргидо сомневался.
Но, по крайней мере, он может найти домработницу и таким образом закрыть тему с домом престарелых. Состояние отца недостаточно тяжелое. То, что он не меняет ежедневно трусы и теряет вставные челюсти в дровяном сарае, не дает муниципалитету основания предоставить ему место в доме престарелых. К тому же он наверняка хочет попасть в дом, недавно открывшийся поблизости. А муниципалитет, скорее всего, с трудом пристраивает стариков со всего района. Может, стоит сказать отцу, что он рискует оказаться в доме престарелых где-нибудь за тридевять земель. Ох. И ведь жалко его. Если кого и жалко, так это его.
Маргидо погасил свет в ванной и вышел в гостиную. И вдруг почувствовал, что надо бы принять чего-нибудь для храбрости. Остро возникшее желание выпить его сильно удивило. Он не пил практически никогда, но сейчас это было бы очень кстати. Что, если она начнет на него вешаться? Как-то она умудрилась обнять его на прощание и очень крепко прижать к себе.
Не надо было соглашаться, он почувствовал, как неприятно
Нет. Придется выдержать это испытание, хочет он того или нет. Знали бы только фру Марстад и фру Габриэльсен — его сотрудницы, — что на автоответчик он записал, чтобы звонили в другое бюро. Так он поступал только когда был перегружен работой, потому что дамы не любили общаться с родными покойных. Но вот он стоит, сбрызнув щеки «Олд Спайсом», и работы у него никакой нет. Зато после сегодняшнего вечера она наверняка от него отстанет.
Он достал бутылку красного вина из шкафа. Запылившийся подарок от каких-то клиентов. Выудил штопор из дальнего угла и вынул пробку. С хлопком. Звук отозвался в стенах кухни. Он налил себе бокал и прикрыл горлышко полиэтиленовой пленкой, не предполагая даже, сколько может храниться открытая бутылка, и на всякий случай убрал ее в холодильник. Выпил бокал слишком быстро и тут же почувствовал действие алкоголя. Свидание…
Просто безумие какое-то. И тут он остолбенел: он собрался идти с пустыми руками! Надо же что-то принести! Срезанные цветы он ненавидел, а что еще? С облегчением он вспомнил про коробку конфет, полученную в подарок от поставщика гробов. Она лежала на полке в гостиной, и даже золотистый бантик еще не был сорван. Теперь можно заказывать такси, и поскорее, пока он не передумал.
На лестнице перед ее домом стоял горящий факел. Она мгновенно открыла дверь.
— Конфеты! Очень приятно! Вы — настоящий джентльмен, Mapгидо!
Он кивнул, изобразил улыбку и, увидев, что она вот-вот его обнимет, спешно завозился с пальто.
— Как приятно пахнет, — сказал он.
— Я или вот это? — переспросила она, наклонив голову, и показала на коробку конфет.
— Еда, — ответил он и тотчас захотел развернуться и выйти.
Началось! Но напрасно она надеется.
— Вы знаете, Сельма, сегодня я пришел только из вежливости. Я знаю, вы одиноки и…
— Вовсе нет, ошибаетесь. Меня вообще-то пригласили в кучу мест, но я отказалась, — сказала она и засмеялась. — После того, как вы отказались прийти на Рождество, и мне пришлось провести вечер с детьми и шумными внуками, мне захотелось тишины и спокойствия, так что этот вечер теперь очень кстати. А еще я купила петарды.
— Разве их не запрещено здесь пускать?
— Запрещено только в центре. Здесь можно.
— Никогда в жизни не запускал петард, — заметил он и опустил руки.
— На них есть инструкция, не волнуйтесь!
С алкоголем надо было бы поосторожнее, тем более что он совсем к нему не привык… Вдова жила с убеждением, что он — человек глубоко верующий, все так думали, и никто не знал, что вера давным-давно его покинула. Тем не менее женщина все время ему подливала. Еда была превосходной, а он привык еду запивать. Будто забыл, что перед ним алкоголь, а не безобидные сок или молоко.
На закуску она подала креветочный салат с белым вином. Основное блюдо — бараний стейк, запеченный в сливках картофель и горошек — сопровождалось красным вином. Они сидели друг напротив друга. Стол был широкий, просторный и держал ее на безопасном расстоянии. Позже он подумал, что так расслабился и наслаждался едой благодаря этому расстоянию. Если бы только все так шло и дальше: он с одного края, она — с другого.
Когда она встала, чтобы убрать тарелки, а он поднялся помочь, ноги плохо слушались.
— Сидите, сидите! Вы всегда столько работаете. Отдохните, а я тут приберу и поставлю кофе. Включить музыку?
Он следил, как она буквально порхала по комнате, сначала к проигрывателю, возилась там с кнопками, потом с тарелками полетела на кухню. На ней было черное платье и жемчуг на шее и в ушах. «Одета немного старомодно», — думал Маргидо. Он привык, что теперь женщины после пятидесяти одеваются, как подростки. И вдруг почувствовал к ней неожиданную теплоту. Возможно, потому, что она чувствовала себя пожилой. Как и он сам.
Он взглянул на свои руки, они лежали на скатерти и, казалось, принадлежали кому-то другому. Еще он обнаружил, что пролил красное вино и соус, он поковырял пятно, втирая его в скатерть. Язык и губы отяжелели; он потрогал губы, но с ними все было в порядке, а тело охватил жар, особенно лоб, шею и
