Анна писала похожие письма Сесили Корнуоллис, а затем стала обмениваться посланиями с «муженьком» своей сестрицы. В этой переписке они называли друг друга Зифара и Семандра. Впрочем, Анне вскоре надоела Франсес, и она, оставив ее в единоличном владении Марии, перенесла свои чувства на Сару Дженнингс, которая была на шесть лет ее старше.
В пятнадцать лет Мария вышла замуж за Вильгельма. О любви с первого взгляда тут не было и речи. Хотя Вильгельму к тому времени уже исполнилось двадцать семь лет, он был ростом ниже ее на пять дюймов. Она была красива и розовощека, он — тощ и бледен. Узнав о предстоящем браке, Мария «рыдала весь вечер и весь следующий день». Во время свадебной церемонии она едва сдерживала слезы, стоя перед алтарем с отсутствующим видом. Открытая для публики первая брачная ночь состоялась в Сент- Джеймсском дворце. Карл II подбадривал Вильгельма: «Вперед, племянник! За работу!»
С тяжелым сердцем Мария покидала Англию и любимую «Орелию», но вскоре она приспособилась к веселой и размеренной жизни в Голландии. Дворцы там были светлыми и просторными по сравнению с пришедшим в упадок Сент-Джеймсским дворцом. Голландские дамы были дружелюбны. В свиту Марии входили молодые фрейлины из Ричмонда, а сам Вильгельм, занятый военными делами, часто отсутствовал.
Тем не менее Мария выполняла все свои супружеские обязанности. Забеременев наконец, она написала своей любимой Франсес: «Я тут поразвратничала немного. Поскольку нас разделяет море, тебе понятно, что мой ребенок будет внебрачным».
Позже у нее случился выкидыш — первый из многих. Но Вильгельм продолжал попытки произвести на свет наследника. «Он приходит в мои покои к ужину, — рассказывала Мария своей подруге, — с тем чтобы я не докучала ему вопросами, а постаралась восстановить его силы…»
Хотя женщины не особенно привлекали Вильгельма, со временем и он стал искать развлечений на стороне. Его тайной любовницей была Элизабет Вильерс, одна из ричмондских подруг Анны и Марии, внучатая племянница герцога Букингемского, любовника короля Якова I. Леди Каслмейн, любовница Карла II, приходилась ей кузиной.
Элизабет не блистала красотой, особенно рядом с пышнотелой Марией, и, как писал ее друг Джонатан Свифт, страдала косоглазием. «Трудно представить, что она способна возбудить в ком-нибудь желание», — заметил другой современник.
Элизабет прибыла в свите Марии в 1677 году и практически сразу привлекла внимание Вильгельма. Чтобы положить конец его домогательствам, она вступила в связь с капитаном Уочопом, шотландским наемником. Однако эти уловки ни к чему не привели, и в 1679 году ее роман с Вильгельмом был на устах у всего Парижа.
Мария знала, что «через два или три года мужчинам надоедают их жены и они находят себе любовниц». Вильгельм был скрытен. Он говорил жене, что допоздна работает над донесениями. Мария принимала эти неуклюжие оправдания и в течение пяти лет «скрывала печаль в своем сердце». Единственным утешением для нее оставалась полная страсти переписка с Франсес Эпсли.
Мало-помалу вести о происходящем стали достигать ушей ее отца, Якова II. Как протестанты, Оранские представляли собой политическую угрозу Якову, и любые раздоры между супругами укрепляли его положение на английском троне. Агенты Якова при дворе Марии принялись распространять слухи о супружеской неверности Вильгельма, и английский посол официально обратил на них ее внимание. Публично униженная, Мария как-то ночью затаилась около комнаты Элизабет и в два часа обнаружила крадущегося от любовницы мужа.
Последовал грандиозный скандал. Она обвинила Вильгельма в нарушении верности, а он увещевал ее, говоря: «То, что тебя так огорчило, всего лишь развлечение, забава. В этом нет преступления». Муж в свою очередь обвинил слуг Марии в заговоре против него.
Вильгельм излил свои переживания Бентинку, но не нашел сочувствия: одно дело — жениться, а совсем другое — взять любовницу.
Мария попыталась удалить от двора свою соперницу. Она послала Элизабет, остававшуюся ее фрейлиной, в Англию с письмом для короля. Послание заключало просьбу задержать Вильерс. Однако в пути Элизабет вскрыла письмо и доставила его своему отцу. Тот посоветовал дочери немедленно возвращаться в Голландию.
Когда Элизабет прибыла во дворец, Мария отказалась ее видеть, а Бентинк посоветовал ей уехать. Но Вильгельм, узнав о случившемся, заставил Марию вновь принять Элизабет в число своих фрейлин. Он тем временем перехватил сообщение одного из шпионов Якова, капеллана Марии, который писал в Англию, что «только сводники и развратники пользуются здесь почетом». Капеллана Вильгельм изгнал вместе с английским послом.
Когда Вильгельм и Мария стали королем и королевой, Элизабет отправилась вместе с ними в Англию, и Мария научилась терпеливо сносить ее присутствие. Она поселилась в доме близ Кенсингтонского дворца, и за ее службу Мария дала ей 90 ООО акров земли из бывших ирландских владений Якова II.
Вильгельм и Мария называли доставшееся им королевство «дьявольской страной, нечестивой и порочной». Чтобы поднять нравственность на должную высоту, Мария ввела в обиход придворных дам обязательное рукоделие, которое должно было, по убеждению королевы, «отвлечь их от безделья, которое не только является бессмысленной тратой времени, но и чревато многими соблазнами». Вильгельм же просто-напросто удалился со своей любовницей в Хэмптон-Корт, ибо картины жизни лондонского общества вызывали у него «только глубокое отвращение».
Позже, когда король воевал в Ирландии, сторонники Якова распространили слух, будто Элизабет беременна и брак Вильгельма и Марии распадается. Реакция Вильгельма была крайне лицемерной. Джон Ивлин писал: «Бесстыдство мужчин и женщин стало столь явным и повсеместным, лица самого разного звания столь открыто содержат своих любовниц, что король недавно направил всем епископам послание, в котором повелевает священникам произносить проповеди против этого греха».
Сам король тем временем, став более осторожным, продолжал свою связь с Элизабет Вильерс. По иронии судьбы, конец их отношениям положила в 1694 году смерть Марии. В последнем письме к мужу Мария умоляет его расстаться с любовницей. Опечаленный, испытывающий угрызения совести Вильгельм порывает с Элизабет. Он дарит ей земли, приносящие тридцать тысяч фунтов в год, и выдает замуж за графа Оркнейского. Хотя к этому времени Элизабет уже исполнилось сорок лет, в этом браке она родила троих детей.
Король более не женился и не заводил любовниц. У него появился новый фаворит — Арнольд Йоост ван Кеппель, уже заслуживший репутацию распутника. Как и любовник Якова I Роберт Карр, этот бывший паж обратил на себя внимание короля, когда упал с лошади и сломал ногу. Преисполненный ревности Бентинк сказал Вильгельму, что его близкие отношения с этим молодым человеком порождают слухи о гомосексуальной связи. «Сколь удивительно, что чувство дружбы и уважения к юноше непременно вызывает мысли о преступлении», — ответил король.
Вильгельм умер в 1702 году, упав с лошади, которая угодила ногой в кротовую нору. На английский престол вступила Анна, сестра Марии.
В свое время Карл II выдал Анну замуж за датского принца Георга, не удосужившись узнать что-либо об этом молодом человеке. «Ни пьяный, ни трезвый он ничего собой не представляет», — заявил старый король. Но, видимо, что-то Георг собой представлял, ибо он не менее семнадцати раз делал Анну беременной, хотя все их дети умерли во младенчестве.
Тем временем Анна дала место фрейлины и хранительницы опочивальни своей старой возлюбленной Саре Дженнингс. Теперь в посланиях они называют друг друга госпожа Морли и госпожа Фримен. Описывая их отношения от третьего лица, Сара писала: «Каждое мгновение, проведенное без нее, она полагала томительным и лишенным жизни. Видеть же ее было радостью, а расставание, пусть и кратковременное, неизбежно лишало ее покоя, как часто признавалась сама принцесса. В такие минуты ее охватывала ревность. Она говорила, что желала бы обладать своей возлюбленной целиком, что не вынесет, если той придется покинуть их уединение и делить общество с другими… Она слишком хорошо чувствовала ее благорасположение, чтобы послужить причиною каких-либо огорчений столь беззаветно любящей души… Но хотя, с одной стороны, то было страстною любовью, а с другой, как мне представляется, самой искренней дружбой, они не более различались по душевному складу, нежели по нравственным
