посылала сама королева. Она знала, что муж все равно вернется к ней, что он вполне откровенен и в то же время никогда не почувствует раскаяния за неразборчивость в удовлетворении своих сексуальных потребностей.
Немало времени проводил Георг и в покоях своих дочерей, где флиртовал с их воспитательницей, молодой и распутной леди Делорейн. Она состояла в браке с сыном герцога Монмутского Уиндемом, который, в свою очередь, был наставником сына короля.
Лорд Хервей сделал вид, что возмущен. «Эта дама, которая в настоящее время услаждает досуг короля, выбрана им отнюдь не в силу непреодолимой страсти — Его Величество счел пристойным и естественным обратить в свою любовницу, иначе говоря сделать шлюхой, воспитательницу двух своих малолетних дочерей, а учителя своего сына, наставника юного принца в вопросах нравственности — превратить в рогоносца».
Уолпола же больше беспокоило то обстоятельство, что эта женщина «с куриными мозгами, смазливым личиком, лживым языком и неверным сердцем» может приобрести влияние на короля.
«Попади под ее влияние кто-нибудь, обладающий властью, — отреагировал Хервей довольно цинично, — это могло бы привести к неприятным последствиям. Но с ней всего лишь король, так что вряд ли стоит беспокоиться».
Уолпол посовещался с королевой, и Ее Величество предложила в качестве «менее опасной игрушки» леди Танкервиль — даму приятной наружности и доброго нрава, при этом весьма недалекую, «с которой король некогда заигрывал».
«Пошлите за леди Танкервиль, — якобы вскричал Уолпол, — и быть ей каждый вечер партнершей короля — за картами или в постели».
Тем временем Уолпол, как бы в шутку, спросил у леди Делорейн, от кого у нее ребенок:
— Славный мальчик, леди Делорейн. Чей же он?
— Господина Уиндема, клянусь честью, — немедленно ответила она. — Но не могу обещать, что следующий будет от него же.
Для других придворных дам леди Делорейн представлялась образцом непреклонности. По ее словам, она никогда не ложилась в постель с королем, хотя он и укорял ее за жестокость, говоря, что ее «муж вовсе не возражал бы против этого». Лорд Хервей, похоже, несколько смягчился и согласился, что «королю необходима женщина, которую свет будет считать его любовницей».
Уолпол полагал, что такой женщине «за ее согласие следует хорошо платить», особенно в том случае, когда у нее дома есть более молодой мужчина. Вскоре он пришел к выводу, что леди Делорейн не представляет политической угрозы. «Нет особенной разницы, с кем она разговаривает в постели — с королем или господином Уиндемом».
Король, как и его отец, каждые два года ездил в Ганновер. Там он обычно проводил время с госпожой д'Элитц, которая «двадцать лет назад была застигнута в постели с мужчиной, что послужило основанием для развода с мужем». Будучи дамой не первой молодости, госпожа д'Элитц тем не менее оставалась «весьма привлекательной особой с тонким умом, имевшей великое множество любовников», среди которых некогда числился и отец короля Георг I.
В одной из таких поездок Георг познакомился с Амелией-Софией фон Вальмоден, племянницей младшей графини фон Платен. Она была замужем, моложе короля на двадцать один год, имела «великолепную фигуру, прекрасные темные глаза и каштановые волосы».
«Не вызывает сомнения, что она вскоре поселится в Кенсингтонском дворце», — заметил один современник.
Пятидесятилетний король ухаживал за ней с необычным жаром, но весьма тактично. Вскоре Его Величество добился успеха и отправил королеве яркое описание состоявшегося акта обольщения, сопроводив его словами: «Я уверен, ты полюбишь госпожу Вальмоден, потому что она любит меня».
Однако Каролина оказалась не столь отзывчивой, как ожидал король. Он вернулся в Лондон с острым приступом геморроя и в скверном настроении. Королевская чета немедленно разругалась. Отчасти причиной ссоры послужило его желание повесить портрет своей новой любовницы над супружеской кроватью, отчасти — довольно бестактное предложение, чтобы Каролина пригласила в Лондон принцессу Моденскую, поскольку «Ее Высочество отличается вольным нравом, а он испытывает непреодолимое желание поухаживать за дочерью покойного регента Франции».
Подобные ссоры были, однако, редким явлением. Обычно Каролина проявляла большую терпимость, и архиепископ Йоркский весьма похвально о ней отзывался, утверждая, что «его искренне радует благоразумие королевы, которой нравится, когда у ее супруга есть возможность отвлечься». Со своей стороны, Каролина выразила «сожаление о поднявшемся скандале» и подчеркнула при этом, что «любовные упражнения короля интересуют ее не более, чем отправление им иных естественных надобностей».
В то же время частые поездки короля в Ганновер вызывали нарекания в Англии. Даже лорд Хервей возмущался, что британской казне приходится платить за «блеск ганноверского публичного дома и обогащать немецких шлюх».
В 1745 году в Шотландии вспыхнул мятеж, вскоре успешно подавленный братом короля, герцогом Камберлендским. Тем не менее Георг, несмотря на увещевания советников, захотел следующей же весной вновь отправиться к госпоже фон Вальмоден. Встретив препятствие, мешающее осуществлению его намерений, король впал в крайнее раздражение. В результате «все вокруг возжаждали, чтобы он уехал, ничуть не меньше, чем сам король».
Отсутствие короля привлекло всеобщее внимание. На улицах Лондона появилась старая кляча, на шее которой болтался плакатик с надписью: «Я привезу Его Величество с ганноверской шлюхой обратно в Англию». А к дверям Сент-Джеймсского дворца кто-то прибил записку: «Ушел из этого дома и потерялся мужчина, оставивший жену и шестерых детей на попечение церкви. Всякий, кто сообщит церковному старосте Сент-Джеймсского прихода какие-либо известия, кои помогут вернуть беглеца обратно, получит четыре шиллинга и шесть пенсов. Награда эта не может быть больше: нельзя получить крону за того, кто не заслуживает короны».
Обеспокоенная ущербом, нанесенным репутации королевской семьи, королева написала Георгу, убеждая его вернуться вместе с любовницей. Не разделяя опасений супруги, Георг ответил ей длинным письмом, полным живописных деталей своих постельных подвигов. Во дворце приготовили покои Генриетты Говард, но король вернулся один.
К тому времени королева была больна. Она пыталась скрыть это от Георга, которого всегда пугали болезни. Каролину прооперировали, причем без анестезии. Боль была мучительной, но когда хирург, орудующий ножом в ее брюшной полости, неловко наклонился и задел свечу, отчего загорелось платье его жены, Каролина попросила его прервать ненадолго операцию, чтобы она могла справиться с приступом смеха. У королевы был разрыв кишечника. С типичным юмором висельника Александр Поп написал:
На смертном ложе Каролина умоляла мужа не брать другую жену. Утирая слезы, он отвечал ей: «Нет, нет. У меня будут только любовницы».
Леди Делорейн решила, что пробил ее час. Раньше она прикидывалась скромницей, теперь же принялась с гордостью рассказывать о своей победе над королем даже своим воспитанницам, юным принцессам. Уолпол смирился с мыслью, что у короля должна быть «игрушка», но выразил пожелание, чтобы «Его Величество остановил свой выбор на не столь злонамеренной персоне, как эта лживая сука».
Смерть королевы вызвала нечто вроде политического кризиса. Как могли теперь королевские советники оказывать на него влияние? Герцог Ньюкасльский предложил использовать в качестве посредника дочь Георга принцессу Эмилию.
