смятую лепешку:
Вот это тебе. Он, да что же мы с Нар-Беби будем делать, Атамкул??
Кричать, — поспешно сказал Атамкул. — Отец тут близко, мы вместе шли. Он услышит и придет, а мы тогда побежим домой, людей позовем с веревками.
Но Хашима отказалась идти с Атамкулом, даже когда прибежал перепуганный бледный Алимджан.
— Не уйду, — твердила она, обнимая верблюжонка. — Достаньте Нар-Беби, и уйдем все вместе.
Атамкул один сходил за людьми, Нар-Беби веревками вытащили на тропинку, перевязали ушибленную, окровавленную ногу, и она, уже в темноте, доковыляла до родной юрты.
Верблюжонок шел за ней очень довольный: наконец-то он вдоволь напился теплого молока. Рядом с ним шла Хашима и ласково похлопывала по крутому пушистому горбику.
— Не съели тебя волки, моя милая Белая Звездочка, не дала я тебя. Подожди, большая будешь, учиться меня повезешь в Дальверзин.
— Что ты говоришь? — прислушался Алимджан. И покачал головой — Ой, дети!
Вечером около юрты ярко горел 'костер. Искры, как золотые жуки, медленно плыли и гасли в темном небе. Нар-Беби мирно жевала траву, лежа у стенки юрты. К ее боку прижимался верблюжонок цвета спелой пшеницы.
Бабушка Джамаль грела у костра старые кости и сердито трясла головой.
Добегалась, — ворчала она, — совсем распустили девчонку. Говорила, пускай дома сидит, шерсть щиплет.
Не сердись, бабушка, она хорошая девчонка, джигит девчонка, — засмеялся Алимджан. — Она Нар- Беби от волков отвоевала.
Никогда тебя больше дразнить не буду! — тихонько шепнул Хашиме пробравшийся сзади Атамкул.
И девочка вся закраснелась от гордости и радостно взглянула на золотые искры.
Пум
Знаете ли вы, что щенок, который идет по улице с хозяином, и тот же щенок без хозяина — это два совсем разных щенка? Щенок с хозяином храбрее льва. Он лает на коров, на собак, бросается под автомобиль — он уверен, что автомобиль его боится и свернет с дороги. Он может облаять даже мальчишку с рогаткой, если только стоять поближе к хозяину.
А щенок без хозяина…
Вот такой-то щенок в один осенний день и сидел около старого тополя на перекрестке двух улиц. Он был беленький, черные только два глаза, нос и комок грязи на боку.
Переднюю левую лапку он держал на весу: мальчишка на соседней улице запустил камнем из рогатки. Было очень больно и очень страшно. Его добрые темные глаза так и ловили взгляды прохожих: ему до смерти был нужен хозяин. Но в такой противный дождливый день маленький голодный щенок никому не был нужен. И прохожие шли и шли мимо, мокрые и сердитые, а щенка около старого тополя все сильнее била мучительная дрожь от холода и страха.
Вдруг его унылый взгляд оживился: по тротуару, опираясь на костыль, шел мальчик, тоже маленький- и беленький, с темными ласковыми глазами. Мальчик, но щенок сразу разобрался: у этого нет рогатки в кармане. Он приподнялся навстречу ему и робко вильнул кудрявым обрубком хвоста. «Послушай, ты не видишь, что очень годишься мне в хозяева?»— говорили его глаза, лапки, хвостик и вопросительно поднятый нос.
Мальчик остановился, опираясь на костыль.
— Ты чей такой песик? — ласково спросил он, нагибаясь.
«Твой! Твой! И мне есть хочется!» — ответил щенок глазами и хвостом. Он чуть поколебался и вдруг, подскочив, лизнул мальчика розовым язычком в подбородок.
Мальчик покраснел от удовольствия и опустился на колени..
— Ах ты, малыш! — проговорил он, торопливо шаря в кармане. — Погоди, вот, вот нашел!
Он вытащил кусочек булки и протянул его щенку. Нет, может быть, не протянул? Куда же он подевался?
«Ах, ведь кусочек был такой маленький, просто сам съелся. Дай еще, пожалуйста!»
Мальчик весело смеялся. Они великолепно понимали друг Друга.
— Нет больше, вот досада! Дома найдется. Пойдешь со мной домой?
Домой? Ой, как он ждал этого слова, как ждал! Кудрявый обрубок хвоста взвился кверху.
«Домой! Пожалуйста! Только скорее!»
И щенок, торопясь и подплясывая, выбежал на середину тротуара. Голова его гордо поднялась, кудрявые ушки и мохнатые усы встопорщились. Пусть кто-нибудь теперь посмеет сказать, что у него нет хозяина! Ведь он идет Домой!
Мальчик торопился, почти бежал, изо всех сил налегая на костыль.
— Куда ты, как тебя, песик? Налево, дружок. Еще налево! Сюда.
Щенок все великолепно понимал. Он останавливался на каждом перекрестке, весь напряженный, внимательный.
Куда? Налево? Готово. А теперь куда? И, подбегая к мальчику, весело кружился около него и мазал лапками его серое пальтишко.
Мальчик почти забыл о хромой ноге. Он весь горел от радости. Вот так находка! Какой песик! И главное, какой понятливый. И главное, какой хорошенький! И главное…
Но тут они подошли к дому. А для щенка это было самое главное.
Однако перед желтой дверью со стеклами он вдруг оробел и оглянулся на мальчика. Дом, наверное. Только не тот ведь…
— Боишься? — весело спросил мальчик и, наклонившись, одной рукой подхватил щенка под мышку.
— Эй, кто-нибудь, Шура, Лена, откройте! Что я принес!
Два детских носа сразу приплюснулись к стеклу.
— Что? Собака! Ой, да какая!
Дверь заметалась на крючке, от радости сразу не сообразишь, как она открывается.
Но наконец сообразили, и тут Щенок по-настоящему струсил: визг поднялся радостный, но какой громкий!
Дальше щенка втащили в дом — в его дом! — гладили и, кажется, целовали. Дальше… О, перед ним оказалась та самая чашка с дымящимся супом, о какой он так мечтал возле старого мокрого тополя.
В переднюю набралось столько детворы, сколько она могла вместить. Дальние лезли на плечи ближних, ближние, сидя на корточках около чашки с супом, восторге смотрели, как щенок, давясь и захлебываясь, поспешно с ним расправлялся.
— Назовем-то как? — озабоченно спросил рыжий Сергушок и осторожно потрогал хвостик. — Смотрите, ребята, а хвост точно пуговица и весь в кудряшках.
— Точно пумпон, — важно прибавила тоненькая стриженая Люба и радостно воскликнула: — Так и назовем — Пумпон, значит, Пум!
Нет, неправильно! Помпон, значит Пом, — вмещалась еще одна девочка, но ее уже не слушали.
Верно, верно, Пум! — кричали восторженные голоса.
А Пум, покончив с обедом, усиленно вилял кудрявой пуговичкой и доверчиво оглядывал веселую толпу.
