эмоций. Наоборот, я думаю, что история вообще построена на эмоции, она без этого невозможна и оценивать только с точки зрения эмоций.
Особенно после войны, действительно, фигура Сталина приобрела, я бы сказал, просто, хе-хе, извините, но адский оттенок. Насколько, с одной стороны, это конечно страшное, мрачное величие, особенно внутреннее, как будто, а с другой стороны Сталин всё больше и больше входил в роль сатанинского некоторого начала, если хотите. В нем постоянно чувствовалось, он постоянно занимался интригами, постоянно занимался тем, что натравливал одну сторону на другую, специально искал мотивы, для того, чтобы устроить процессы и т. д., и т. д. Т. е. до последнего момента он, практически его натура была с оттенком, я бы сказал, очень глубоким оттенком сатанизма.
Сванидзе: Минуту добавляю.
Даниэль Александр, историк, член правления Международного общества «Мемориал».
Даниэль: Одно слово об атаках и отцах. Я своего отца спрашивал, а правда, говорю, что кричали «за Родину, за Сталина». Он мне ответил очень аккуратно, я, говорит, такого не слышал. Кричали, действительно, матерились, а вот чтобы «за Родину»… Правда мой отец не был политруком, он был рядовым.
Теперь к делу. Я не буду говорить научных слов о модернизации политической и так далее. Скажу по-простому: Безусловно в 45–46 году вся страна ждала перемен. И власть на это ожидание перемен ответила. Интеллигенции она ответила постановлением о журналах «Звезда» и «Ленинград» 46-го года. Науке она ответила сессией ВАСХНИЛ 47-го года. Народу она ответила указом от 4 июня 47-го года, «делом врачей» и т. д., и т. п. Власть довольно четко заявила, что никакой модернизации, никаких перемен не будет, что то, что было, то и должно сохраниться. Вот это и есть главный печальный итог той исторической развилки, которая действительно могла бы у нас быть в 46–47 годах.
Сванидзе: Полминуты.
Пивоваров: Я не буду ничего говорить ни о Сталине, ни о системе. То, что она была адова, профессор Елизаров совершенно прав. Это была абсолютно самоубийственная для русского и всех остальных народов система. Но плевать на неё и на этого человека, который закуривает трубку.
Вот я сижу рядом с Александром Даниэлем, отец которого воевал, был ранен. И я думаю, что в эти годы человек писал стихи или читал. И вскорости он и Синявский вырастут, встанут и в России будут и гражданское общество, и правозащитное движение. И эпоха эта великая.
Помните, как у Пастернака:
Плевать на этих Сталиных. Выросли новые поколения, которые сделали русское кино, русский театр, русское правозащитное движение, русскую науку. Так что это были страшные годы, но и великие, поскольку народ поднимался.
Сванидзе: Прошу Вас, Сергей Ервандович, Ваши вопросы.
Кургинян: Теперь, по крайней мере, я бесконечно благодарен г-ну Елизарову за то, что теперь всё встало на свои места. Как пелось в известной песне: «Всё стало на свои места, когда сыграли Баха».
Вот всё стало на свои места. Если это всё, сталинизм — это ад на земле, то понятно, ради чего все ухищрения, ради чего всё описано. Когда все, находящиеся здесь, зачумленные в аду.
Но ещё интереснее вопрос другой. Предположим (я никогда так не скажу), что сталинизм — это ад на земле, а Сталин — это сатана. Так кто такой Микоян? Вы понимаете, в чем вся коварность этой ситуации? Что происходит какая-то странная вещь.
Как это нельзя? Извините, вы назвали его сатаной, сказали, что на него плевать. Это всё вы говорите в присутствии людей! Которые, между прочим, имели отношение, чем я, к тому, что происходило тогда! Они этой системой пользовались, они в ней существовали, они её не противодействовали.
Вы поймите, какой суперадский фокус здесь находится. Вы почувствуйте всю глубину ада, которая вытворяется, как только вы начинаете говорить, что это сатана и ад. Вы тогда, те, кто был рядом, должны не просто отойти. Они должны застрелиться, они должны посыпать голову пеплом, они должны вставать на колени. Тогда это такая глубокая трансформация…
Млечин: Да зачем Вы переносите на людей нормальных эту вину? Негодяя какого- то.
Кургинян: Её нет. Вчерашние члены КПСС, люди из ЦК и откуда угодно, они учат тому, что это ад на земле. Они учат других этому покаянию! Но сами они не каются! И это есть чудовищное ситуация, чудовищно аморальная, с моей точки зрения.
Пивоваров: Вы читали выступление моего отца на XX съезде, который первый выступил против сталинизма?
Кургинян: И что? Какая разница? Вы прекрасно понимаете, Вы знаете, что происходит после того, как люди говорят, что это адская система. После того, как говорят, что это адская система, всё, что близко лежит к её фокусу, вычищается к чертовой матери, выметается поганой метлой. Но когда всё это остается и оно же учит жить, и учит антисталинизму, то возникает двойная спираль аморальности, из которой общество уже не выйдет. Это первое.
И второе. Совершенно ясно, зачем всё это нужно. Это нужно, чтобы загнать общество в это ощущение ада и чтобы у него выхода не было никогда.
Но общество просыпается, оно это всё видит. И самое неприятное заключается вовсе не в том, что эти высказывания по поводу ада уже не своевременны. Самое неприятное заключается в том, что если не обсуждать нашу советскую жизнь, Сталина и всё остальное просто как реальную историю, то послезавтра скажут, что Сталин — бог и всё — рай. Если мы сейчас начнем всё мазать черной краской вместо того, чтобы выявлять реальную жизнь, мы так и не прорвемся к реальности. Это же абсолютный тупик!
Значит нам надо знать реальное общество с его реальными параметрами. Мы должны знать и погрузиться в эту реальность, в эти цифры, и тогда может быть мы выйдем из всего, что нам навязывали. При Сталине, после него, навязывают последние двадцать лет.
Мы выйдем на подлинность нашей истории!
Млечин: Вы не выйдете, это точно.
Кантор: Вы живете в другой реальности.
Кургинян: Если это не выйдет, то стране — тупик, стране — конец. Это вопрос исторической судьбы нашего народа.
Дуров: Что ты страну-то трогаешь?
Кургинян: Это не шутки.
Кантор: Не прикрывайтесь страной.
Кургинян: Поэтому все, кто говорят, что сталинизм — это ад на земле и советское общество — это антропологическая катастрофа и ад, находятся по другую сторону черты.
Мы этого не примем.
Дуров: Мы — это кто?
Кургинян: Будем говорить, что это интеллектуальная, духовная, культурная война. Но это надо зафиксировать.
Сванидзе: Прошу Вас, Леонид Михайлович, Ваши вопросы к той стороне.
Млечин: Мне кажется, что Сергей Ервандович так подробно, так обстоятельно рассказал свою позицию, что с моей стороны было бы невежливо заставлять повторять его второй раз. Может быть мы будем завершать обсуждение?
Сванидзе: Если у Вас нет вопросов, пожалуйста.
Млечин: Мне кажется, что чудеснейшим образом Сергей Ервандович всё изложил. Получил полное представление.
