— Всем, кто был с вами, объявите благодарность. От моего имени, — услышал он голос Асланова. — И еще. Посланная мною вторая группа шла сухим руслом. Я так решил. Только вместе с саперами.
Наби насторожился.
— Так вот, там, где вы прошли, саперы обезвредили пять мин, — устало произнес Асланов. — Теперь знайте, какая цена может быть у риска.
«Почему же я так и не услышал знакомое «прошу вас»?» — шагая к себе в роту, размышлял Наби. Но ответа не нашел.
Гасан, почти двое суток не смыкавший глаз, на третьи сдался.
— Сидя у норы, лисицу не поймать, — сказал он Хамиду.
Тот, взглянув на измученное бессонницей лицо товарища, тяжело вздохнул.
— Наверное, ты прав, — ответил коротко. — Иди отдыхай. Потом все обсудим, решим, что делать дальше.
Гасан направился к матери Рехтана. Попросил Фатиму разбудить его, когда мулла позовет жителей кишлака на вечернюю молитву.
— Хорошо, сынок, — ответила та, с жалостью глядя на измученное бессонницей лицо Гасана.
Укрывая старым чапаном юношу, тихо, словно их кто мог подслушивать, спросила:
— Слышал, что говорят в кишлаке?
— Что? — поудобнее укладываясь, равнодушно поинтересовался Гасан.
— Будто дуканщик Ахмед объявился. Его старый Гарип видел. В развалинах.
— А сколько лет этому Гарипу? — не в силах противиться сну уточнил Гасан.
— Наверное, за восемьдесят, — неуверенно ответила Фатима.
— В таком возрасте можно и аллаха увидеть, — усмехнулся Гасан. — А дуканщика сюда и золотым слитком не заманишь. Знает, что его здесь ждет.
— Зря ты так, сынок, — укоризненно покачала головой Фатима, когда Гасан проснулся. — Старикам надо верить. Это у меня с годами да от горя память ослабла, глаза дальше своей руки не видят. Но Гарипа стоит послушать. Он не из тех, кто любит приврать. Говорит то, что видел. А глаз у него зоркий. Не зря долгие годы считался лучшим охотником.
— И где же он повстречал дуканщика? — похрустывая сухой лепешкой, спросил Гасан.
— Говорила же тебе, на окраине, среди развалин, пустых домов, — досадливо сморщилась Фатима.
Дома, о которых сообщила женщина, Гасан хорошо знал. Не раз проходил мимо. Когда-то там текла жизнь, звучали детские голоса. Но год назад налетевшая банда увела в качестве заложников их хозяев. Так и остались они пустовать. А дома без хозяев стареют быстро, словно от тоски усыхают.
— Гарип туда пошел на поиски топлива. Надо ведь лепешки печь, себя да внука кормить, — рассказывала Фатима. — Вот и приметил случайно в одной из пристроек Ахмеда. А его узнать не трудно. Запал в сердце каждому. Считай, весь кишлак у него в должниках…
— Знаю, — кивнул Хамид, когда Гасан стал ему рассказывать о том, что сообщила Фатима. — И уже встречался с Гарипом. Молодец старик. Сам пришел и рассказал обо всем. И очень хорошо, что Ахмед его не заметил.
— Так чего же медлим? — взволнованно спросил Гасан. — Не к нему ли тянется та самая ниточка, о которой мы столько говорили?
— Вполне возможно, — согласился Хамид. — Я ведь не зря чувствовал, что в кишлаке что-то назревает. И вот новое доказательство — дуканщик.
— Так чего же без дела сидим? — нетерпеливо спросил Гасан. — В самый раз арестовать этого Ахмеда.
— Легким путем идешь, — недовольно поморщился Хамид. — А где твой караванщик?
— Почему мой? — обиделся Гасан.
— Як слову, — усмехнулся Хамид. — Но если серьезно, то караванщик и дуканщик — одно звено. И, думаю, спешить с Ахмедом пока не стоит. Мы ведь знаем, где он отсиживается сейчас. Важнее организовать за ним наблюдение. Хотя бы пару дней подождать. Вдруг там объявится и караванщик, вот тогда и все звено в наших руках.
— Не нравится мне это, — махнул рукой огорченный Гасан. — Медлим, рассуждаем, строим планы, а они в одну минуту могут рухнуть.
— Я подключу к тебе в помощь еще кого-нибудь. Например, Сайда.
Сказал и тут же спохватился. Знал, что у Гасана не сложились с тем отношения.
— Удивляюсь тебе, Хамид, — поглаживая все еще отдающее болью плечо, ответил Гасан. — Не жалеешь себя для революции. Всего себя ей отдаешь. К душманам безжалостен. А то, что Сайд не наш человек, понять не можешь. Присмотрись к нему лучше. Видит аллах я не ошибаюсь, не возвожу хулу на честного человека.
— Не к месту аллаха вспомнил, — усмехнулся Хамид. — Не знаю, что вы не поделили с Саидом, но мне его упрекнуть не за что.
— Придет время, не до упреков будет, — сказал Гасан. — Сердцем это чувствую. На большую подлость готов Сайд.
— Хорошо, Гасан, успокойся, — произнес Хамид. — Я присмотрюсь к нему. А тебе дам другого помощника. Лишь бы наши планы не нарушились.
Ни Гасан, ни Хамид не знали, что их планам так и не суждено будет сбыться, что ближайшая ночь расстроит их замыслы.
Ему снились родные места. Там, в небольшом городке, где воздух напоен густым ароматом цветущего миндаля, а горы начинаются прямо за окнами — распахни их, и вот они совсем рядом, протяни руку, и можно ощутить ладонью влажную прохладу лохматых облаков. В этом краю Наби родился. А вот пожить тут долго не пришлось. Семья переехала в Душанбе, к новому месту службы отца-офицера. Но место, где человек родился, особое для него. Манит к себе и через годы, расстояния. Зовет к себе, как на самую главную в жизни встречу. Сколько раз Наби откликался на этот зов. Сколько раз собирался в дорогу к детству. И когда учился в школе, и когда готовился к службе в армии, и уже когда приезжал домой в курсантской форме. Но в последний момент все откладывалась поездка, все что-то мешало ее осуществить. И ему оставалось только во снах и бывать в дорогом сердцу месте. Как и в эту ночь.
…Он уже не шел — бежал по узкой тропинке, змейкой кружившейся перед ним и уносившей его к утопавшему в зелени дому. Он уже хорошо видел широкий стол под кронами тополя, а за ним всю семью. Отца, мать, старшего брата Зафара и сестру Хуршеду. Первым ему навстречу шагнул отец. Но тут вдруг откуда ни возьмись появилась Фируза — младшая сестренка. Тонконогая, быстрая, она стремглав кинулась к любимому брату. Уже подхватив ее на руки, прижавшись щекой к мягким, черными волнами сбегающим на плечи волосам, Наби крепко пожал протянутую отцом руку.
— Ты погляди, Зафар, каким мужчиной стал наш Наби, — с гордостью сказал отец.
— К чему слова, если и так все видно, — ответил старший брат улыбаясь.
— Такими нас делает служба, — смутился от похвалы Наби. — Она такая, что взрослеть приходится быстро. Порой за один бой, за одну атаку, а то и за одно мгновение.
— Отец говорил, что ты служишь за Пянджем, за теми горами, белые вершины которых виднеются вдали?
— Верно, аяджан, — ответил Наби, одной рукой держа Фирузу, а другой прижимая к себе хрупкую, почти девичью фигуру матери.
— Как доехал? — пытливо, с тревогой и радостью вглядываясь в лицо сына, спросила мать.
— Хорошо, милая аяджан. Дорога домой всегда удачна.
Наби приветливо кивнул Хуршеде и вдруг замер. Чуть в стороне, под густой чинарой, увидел Сусанну. На ее груди разноцветной радугой пылал платок, который он привез ей в подарок в первый свой курсантский отпуск.
«Думал ли обо мне»? — безмолвно спрашивал ее взгляд.
Да как же он мог не думать о Сусанне, с которой с третьего класса сидел за одной партой и лучше
