первую «молнию», знала Вера Ивановна, что услышит этот звенящий радостью голос командира звена.
Взволнованная, отошла Вера от старта, подошла к «ястребку», стоящему на ремонте. Оглянулась, ища глазами техников, и вдруг заметила на земле скомканный листок бумаги. Подняла — письмо, конверта нет. Она долго стояла в раздумье. Что-то тут не так. Письма на войне ждут, как самое дорогое, как живительную каплю надежды на будущее счастье, потому что они — частица такой далекой, желанной, недосягаемой прошлой жизни. И каждое слово в письме — огромно! За ним встают любимые лица, деревья под родным окном, теплая от солнца дорожка к речке, по которой бегала столько раз, что вспомнишь — и пятки ощущают прикосновение желтых песчинок. Письмо не раз перечитывают: медленно — при свете чадящей коптилки вечером; торопливо — в короткие перерывы между вылетами, под ветром, рвущим из рук дорогие слова. Вот и это письмо прочитано около пробитых вражескими пулями плоскостей самолета. И судорожно брошено комочком на раненую землю. Значит, чья-то горькая беда, и она, замполит, обязана прийти на помощь.
Вера расправила листок и положила его в карман: надо осторожно и как можно скорее узнать, кому из девушек прислано это письмо.
— Товарищ капитан, — услышала она голос адъютанта, — вас вызывают на КП!
Звонили из штаба дивизии: схватка с врагом в воздухе в марте этого года летчиц Памятных и Сурначевской рассматривается по всему фронту в авиачастях как пример отличного ведения боя истребителей при отражении массированного налета.
В такое с трудом верили прославленные асы: две юные летчицы из 586-го истребительного, встретив в воздухе двадцать фашистских бомбардировщиков, вступили с ними в бой и, сбив четырех, обратили остальных в бегство, заставили побросать бомбы где попало…
Вечером шло открытое партийное собрание полка, многие выступали. Потом слово взяла Памятных.
— Я сначала не поняла, что это бомбардировщики: много-много черных точек. Птицы? Потом решила: нет — слишком большая высота, к тому же идут ровными рядами… — Тамара энергично отбрасывает с высокого лба прядку волос, щеки у нее от волнения пылают. — Я Рае просигналила крылом, чтобы за мной держалась, и — на сближение с «птичками». Подходим: внизу под нами десятки фашистов. Пулеметами ощерились, тонны бомб несут на станцию, а станция-то уже близко, ни минуты нельзя терять! Тогда мы с Раей решаем использовать преимущество в высоте и внезапность, чтобы развалить первую группу. Из крутого пикирования открываем огонь по самой середке!
И хоть не раз слышали девушки рассказ отважной подруги, сейчас, когда собрался торжественно весь полк, происходило, может быть, самое важное: осмысление подвига, проникновение в его глубь. Замполит видела, как, сопереживая подвиг подруг, загораются девушки, подтягиваются невольно, готовясь тоже совершить подвиг. Такое обсуждение — необходимо.
— Вышли из атаки — два бомбардировщика горят, к земле приближаются — взрывы столбами. Мы с Сурначевской снова атакуем уже рассыпавшийся строй, сближаемся до предела, я даже стрелка в последнем самолете разглядела… — Тамара на минуту замирает, и все замирают, будто в них целится враг. — Жму на гашетку — загорелся «юнкерс». И тут мой самолет завертело, понесло к земле…
Долго и горячо идет собрание. Собрание — праздник и урок мужества, разбор недавних боев. Осмысленное, оно останется в сердце и памяти навечно.
— Об осмотрительности я забыла начисто, когда увидела, что Томин самолет падает, — вскакивает Раиса, — от отчаяния ка-ак всажу в ближайший «юнкерс» залп в упор! Он вниз, в дыму весь. А у меня в кабине пар, сил нет, смотрю — масло того гляди закипит…
Никто в полку не спал в ту ночь, на КП надрывались телефоны — видели сверху летчицы обломки «ястребка»; неужели погибли подруги? Лишь под утро раздался звонок из штаба дивизии: живы героини, находятся в Касторном, прилетайте за ними!
— Привезли нас на машине в Касторное, — рассказывает Тамара. — На аэродроме встречает секретарь Курского обкома словами: «Видели мы с земли бой. Ну и молодцы вы, ребята!» Отвечаем смущенно: «Мы не ребята». — «А кто же вы?» — удивляется секретарь. Тут же шлемы сняли, волосы рассыпались. Все даже рты раскрыли: «Да ведь это девчонки!»
Ни одной бомбы не упало на Касторное. От двух истребителей, ведомых советскими девушками, улепетывали с позором фашистские асы.
…Ночью Вера Ивановна писала письма Петру, маме. И еще очень важное — в Московский горком партии: «Все в порядке, в строй вошла… С фронтовым приветом В. Тихомирова».
Вера, хоть и не желала себе в том признаться, была довольна первым фронтовым днем. Она гордилась своими однополчанками. Только вот не давала покоя мысль о скомканном письме. Все казалось замполиту, что кто-то предал прекрасную, удивительную девушку…
Глава 4
В самое время пришлось назначение Веры Тихомировой в полк — в историческое время подготовки и проведения великой битвы на Курской дуге.
Перегруппировались советские войска. Враг после поражения под Сталинградом готовился взять реванш. Почти беспрерывно, одно за другим, устремлялись крупные вражеские воздушные соединения и на вверенные под защиту 586-го авиаполка объекты. Летчицы круглосуточно, днем и ночью, прикрывали наземные войска, штурмовали огневые позиции противника, то и дело вступали в небе в жестокие схватки с опытнейшим врагом.
И было очень важно, чтобы аэродром встречал героинь дружной, слаженной, строго организованной жизнью, в которой бился пульс родной страны. Учеба — военная и политическая. Информация обо всем, что происходит на фронтах и в тылу. Душевное тепло и поддержка такие, как если бы это было в семье. Еда в достаточном количестве, чистая постель, наконец, полевые цветы на тумбочке в банке да и многое другое, а вернее, абсолютно все стояло на повестке фронтового дня замполита, парторга, комсорга полка…
А цветы в то лето росли по всей границе аэродрома: синие, белые, розовые, лиловые… Их аромат вселял в сердца легкую, едва различимую тревогу. Она странно не соответствовала напряжению, в котором жили люди, и все же не заметить ее было трудно. Вера видела, как вдруг то одна, то другая девушка вскидывала голову, устремляла взгляд на цветы. Вот тогда они и придумали с Клавой Касаткиной: на каждой тумбочке — букет. Технари и щелчки (так прозвали вооруженцев), несмотря на усталость, с радостью выполняли это поручение.
…Перед обедом выдалось относительное затишье.
Замполит стояла возле старта. Только что получили шифровку о том, что в полк на днях прибудет пополнение — пять новых летчиц. Для дежурящих на старте экипажей привезли обед.
Летчицы собрались у стенда сообщений информбюро: «На полях Саратовской области в настоящее время работает 213 женских тракторных бригад».
— Да, девчонки, не зря мы немцев били под Саратовом. И Лера Хомякова…
Там, на волжском берегу, стояла легендарная их подруга Валерия Хомякова, глядя на обломки сбитого ею «юнкерса». Среди обломков — поверженный враг, с которым один на один вела она ночной бой…
Вера понимала, как много значит для ее девочек это сообщение информбюро.
Клава Панкратова теребит крепкими руками шлемофон. Она веселая, Клава Панкратова, как все очень сильные люди. Любит песни петь: когда ей хорошо — от радости, а когда плохо — чтобы никто не заметил этого.
Маленькая и быстрая, похожая на задорного воробышка Ира Олькова; Аня Демченко, коротко остриженная, напоминающая мальчишку-подростка, черноглазая, резковатая, — обе задумались, посерьезнели.
В боевой готовности на старте «ястребки» Бурдиной и Лисицыной — заместителя командира полка. Лица у девушек строгие, какие бывают, когда ждут летчицы, сжимая штурвал, сигнала ракеты — «Воздух».
