которой спаялась Клавина душа на партийной работе, давно научила по-матерински заботиться о других. И в этом похожи были парторг и замполит полка, легко им было понимать друг друга.
— Похрустят, — улыбнулась Вера, представляя оживленные лица девушек.
Пьянил забытый душистый запах антоновки, светились янтарно-желтые плоды земли, отвоеванной, политой кровью, покрытой пеплом. Была в этом вечная мудрость жизни, которую никогда не победить злу, разрушению, смерти…
И тут они увидели сидящую у окна низкой хаты девушку, почти девочку: прекрасные темные глаза ее смотрели неопределенно, тонкое лицо было бы очень красиво, если бы не остановившийся, ни на чем не сосредоточенный взгляд. Голова девушки подрагивала, как у глубокой старухи.
— А ну, Клава, пойдем. — Вера Ивановна сердцем почувствовала то, что услышала потом от изможденной, не по летам седой женщины — матери девочки.
…Красавицу-Катюшу она прятала от иродов сколько могла. Однажды рано утром в избу вошел офицер. Катя не успела спрятаться — фашист заметил ее. Осклабился, захлопал ладонями жирных коротких рук. Мать закрыла собой дочку, но гитлеровец отшвырнул женщину, схватил девочку, волоком потащил за дверь.
— Катя сильная была тогда, вырвалась, кинулась бежать. Фашист просто озверел: кричал что-то, разбрызгивая слюну. Сбежались солдаты, догнали… — Женщина заплакала беззвучно, закачала седой головой, будто хотела отогнать страшное воспоминание.
Мать нашла дочку только вечером: истерзанная, она лежала без памяти у амбара на краю деревни…
Молча возвращались замполит и парторг на аэродром. Сидели в кузове на яблоках и думали, думали об одном.
— Неужели наступит время, когда люди забудут о войне? — спросила вдруг Клава, неотрывно глядя на золотистую, пахучую груду яблок.
— Не забудут, — твердо сказала Вера. — Не должны забыть, чтобы снова не повторилась война. Никогда! — Мысли теснились, их было много, а слова получились скупые, жесткие, и голос у замполита был чужой.
Полковой врач Раиса Бенгус, выслушав капитана, сразу отправилась в деревню. Вернулась мрачная, разбитая.
— Хорошо бы отвезти девочку в госпиталь, — сказала она. — Сильнейшее нервное потрясение, боюсь, что вылечить ее будет нелегко.
Уже через несколько дней полковая машина мчала Катю в Курск, в госпиталь. Там обещали: «Сделаем все, что в наших силах».
«На войне сражаются не только армии, — ожесточенно думала Вера. — На войне сражаются идеологии. Фашизм уже потому обречен, что не может человеческий разум мириться с ним». И словно в ответ на ее мысли, пришло сообщение, которое значило неизмеримо много: переименованы фронты! Калининский фронт — в 1-й Прибалтийский, Прибалтийский — во 2-й Прибалтийский, Центральный — в Белорусский, Воронежский — в 1-й Украинский, Степной — во 2-й Украинский, Юго-Западный — в 3-й Украинский, Южный — в 4-й Украинский.
Войска 1-го Украинского фронта закончили наступательную операцию с лютежского плацдарма на западном берегу Днепра.
Войска 3-го и 2-го Украинских фронтов, развивая наступление, освободили Днепропетровск и Днепродзержинск.
Под ударами войск 4-го Украинского фронта противник поспешно отходил на никопольский плацдарм и на правый берег Днепра в нижнем его течении.
Глава 19
Киев был освобожден накануне 26-й годовщины Великого Октября. Оба праздника, завоеванные подвигами и кровью двух поколений, излучали такую радость, что согрели сильнее, чем согрело бы летнее солнце.
Осень выдалась на редкость дождливая — на всей земле, кажется, нет сухого места! Особенно достается техникам: одежда просыхать не успевает, так и работают девчонки мокрые, грязные с ног до головы. В большой землянке, где живут технари, дневальный круглые сутки поддерживает в печках огонь: на веревках вечно сушатся ватники, портянки, брюки, вокруг печек — кирзовые сапоги… И ведь что удивительно — ни одного случая простуды!
— Некогда, товарищ капитан, нам болеть! — белозубо смеется Катя Полунина. До войны она была спортсменкой-динамовкой, стахановкой, теперь — старший техник звена, награждена орденом.
— И потом, все болезни от плохого настроения бывают, — подхватывает техник Паня Радько, светясь милым нежным лицом. Не раз помогала Паня подругам и делом, и добротой своего сердца. — Такая радость! Киев освобожден! Стоит ли обращать внимание на дождь!
И верно: невзирая на отчаянно нелетную погоду, боевая жизнь аэродрома не прекращается даже ночью. На всех участках, вверенных под защиту полка, противовоздушная оборона полностью обеспечивает их безопасность.
Слаженно действуют все службы аэродрома. Ни одной жалобы, ни одного недоразумения из-за тягот, которые конечно же остро ощущаются женщинами.
С самого серенького промозглого рассвета до глубокой ночи ходит от самолета к самолету Вера Степановна Щербакова — инженер полка по спецоборудованию.
Замполит знает, что Вере Степановне труднее многих: она значительно старше по возрасту да и здоровьем не блещет. Но целый день неугомонная, заботливая и строгая Вера Степановна учит молодых, внимательно проверяет их работу.
Девушки зовут ее ласково: Мать-мачеха. Если все хорошо сделано — настоящая мама: улыбнется, похвалит, таким родным теплом обдаст! Но уж если что не так — берегись!
— Ты на войне, дочка, а не в школе, — тихо скажет, но так весомо, что сквозь землю готова провалиться провинившаяся девушка. Вера Степановна помолчит значительно, потом поправит, научит, а под конец обязательно скажет: — Чтобы в первый и последний раз такое, дочка. В следующий раз пощады не жди.
Замполит и раньше слышала эту фразу инженера полка и знает: оплошности никто из девчат не повторит…
К Вере Степановне тянулись, ее любили глубоко и нежно, уважали как мастера своего дела. А специалист Вера Степановна Щербакова действительно превосходный. В армии она, выпускница авиационной школы специальных служб ВВС РККА, с 1931 года.
И помощницы инженера полка Щербаковой тоже народ опытный, знающий, ответственный: Емельянова Ира, Карикорская Лена, Андреева Нина. Все они пришли в полк из ГБФ, как и техник по радиосвязи Волкова Клава.
Был еще один человек, о котором много в эти дни думала Вера Ивановна, — Зина Будкарева.
Зина — укладчица парашютов. В полку с самого начала, упорно училась своему ответственному делу.
— Понимаете, у меня особое отношение к парашюту, — рассказывала она, загораясь, — я ведь ткачихой до войны была. А теперь вот радуюсь, сознавая, что шелк идет на парашюты, которые спасают замечательных, героических летчиц…
И хотя по инструкции полагается проверять парашют раз в месяц, Зина это делает каждый день: сыро, дожди, может слежаться шелк, и тогда не раскроется парашют. Проверит все и улыбнется:
— Ну вот, теперь моя душа спокойна.
Курская стоянка оказалась короткой, вскоре пришел приказ о перебазировании полка в Киев.
Замполиту Тихомировой, только что получившей звание майора, было уже привычно возглавлять передовую команду. Вера вылетела в Киев с эскадрильей Ольги Ямщиковой.
