- Сейчас, если можно, - попросил лежащий на полу окровавленный Ырыа.
Жукаускас бросил на него взгляд, полный высокого гнева и отвернулся к окну. Он посмотрел на Алдан, и ему не понравился Алдан.
- Вот жуть, дрянь! - воскликнул он. - И я здесь - один!! И такое страшное отдаление, и такая гнусная реальность! О, мой милый!..
- Заткнись! - приказал один из людей в розовом с автоматом. - Нам и так из-за вас грозит порка, а то чего похуже.
- Это ты заснул! - крикнул второй в розовом.
- Нет, ты!
- Нет, ты!
- Это он заснул!! - проорал первый, обращаясь к Ырыа.
- Я мог бы вас убить, - сказал тот, - но я...
Он не договорил, потому что тут же получил прикладом в челюсть. Автобус остановился около большого белого балагана. Вокруг царило множество людей в розовом с автоматами наготове. Шофер обернулся, укоризненно посмотрел в салон и сказал:
- Ну, приехали, идите, докладывайте...
- Я буду докладывать! - воскликнул он.
- Нет, я!
- Нет, я!
- Пойдем вместе.
- Хорошо, пойдем.
Они вышли из автобуса, подбежали к балагану, остановились на какое-то время, а потом быстро зашли внутрь. Ырыа хрипел у себя на автобусном полу. Жукаускас посмотрел на водителя и когда он отвернулся, быстро ударил Илью ладонью по щеке.
- Вот тебе! - прошептал он.
- Вуныса... - издал из себя Ырыа. - Куры.
Неожиданно в автобус зашло четыре человека в розовом.
- Пошли к царю! - приказал один. - Труп можно оставить здесь.
- Его тоже нужно взять! - возразил другой.
- Ну и неси его. А ты вставай, гнида, и ты, завязанный.
Жукаускас поднялся, печально посмотрел на начинающего коченеть Головко, и вышел из автобуса. За ним двое вели Ырыа, Остальные волоком вытащили труп Абрама.
И они все вошли в большое квадратное помещение, в углу которого в кресле сидел высокий якут с черными усами. Он был одет в розовый костюм с золотыми блестками. На пальце у него посверкивало маленькое золотое колечко, а в одном ухе висела большая золотая серьга. Там же находились четверо вооруженных воинов с бесстрастными лицами и два перепуганных конвоира из автобуса.
Жукаускас встал слева, Ырыа поставили на колени около него, а рядом положили труп. Все замерли.
- Ну?! - жестко спросил якут, сидящий на стуле.
- Я... убил его! -гордо прошамкал Ырыа.
- Это мне уже доложили. Кстати, представлюсь: я - царь Якутии Софрон Первый, князь Алдана, хан
Томмота. Ну, Томмот мы, правда, еще не взяли. Я также повелитель реки Алдан. Мы ведем войну с русскими, советско-депскими, тунгусскими войсками, поскольку считаем, что Якутия принадлежит акутам. Вначале мы были комитетом <Ысыах>, а теперь мы настоящая якутская армия и настоящее якутское государство. Для якутов!! Мне кажется, великий народ заслуживает этого.
- Да, конечно... - пролепетал Софрон.
- Помолчите, здесь я говорю. Я просто хочу всем попадающим к нам изложить о нас все. Чтобы не было никаких неясностей. Потом говорить будете вы. Понятно?
- Ясненько, - ответил Софрон.
- Вот и хорошо. Прежде всего, Якутия есть подлинная страна, существующая в мире, полном любви, изумительности и зла. Она таит в себе тайны и пустоту, обратимую в любое откровение этого света, который присутствует здесь, как неизбежность, или сущая красота, прекрасная, словно смысл чудес. Но в Якутии есть народ: якуты, то есть саха, или уранхай, в конце концов!! Он появился под ярчайшим якутским солнцем в незапамятные времена; его родил сам Эллэй со своей книгой, который по стружкам пришел вверх по реке и женился на дурнушке, мочившейся с пеной. И был Тыгын - поедатель детей, убийца хоринцев, царь Якутии, полубог звезд, и был Ленин - лысенький вонючка, обхезавший саха. Это из-за него, во многом, и из-за Советской Депии наш народ захирел, начал вырождаться и терять свою истинную энергию зверской могучей Природы. И теперь мы словно засунуты в попочку этого непонятного гособразования, а многие даже и не знают о нас и путают нас с мерзкими тунгусами, или удэгэ. Но мы - великие; мы - солнечные; мы - свежие, светлые; мы - цимес планеты, короли севера, зерно расы!! Мы - не какиенибудь тофалары, не захудалые белорусы!.. И поэтому мы сказали: хватит. Разве это справедливо?! Хватит сосать нашу землю, испытывать нашу стойкость, ковырять наши алмазы, копать наше золото. Долой пришельцев, бичей, бродяг, лимитчиков, пьянь, рвань. Они корежат нашу великую якутскую землю, гадят в наши прекрасные якутские реки, грязнят наше древнее якутское море, засирают наши чудесные якутские пальмы. В основном, это русские, но и украинцы тоже. И армян этих носатых сколько!.. А тунгусы проклятые, которых мы давно еще выгнали отсюда, как расплодились?! Я думаю, вы с ними уже познакомились.
- Ох... - проговорил Софрон.
- Да. И нам кажется, что надо их всех срочно выпереть куда-нибудь в задницу, и жить своим народом в своей гениальной стране. И у нас тогда все-все будет, ведь у нас же все есть!.. Тунгусов надо засунуть на крайний север, чтобы их сковало льдами и продуло разной там пургой, русских на хер, а армян вообще вон, хоть в унитаз. Я их не люблю. В Якутии должны жить только якуты; и так уже много попили всякие переселенцы из наших чистых вечномерзлотных вод, и много уже истратили эти скоты наших волшебных богатейших изысканных руд. Об этом еще Кулаковский предупреждал, еще Мычаах писал: <Да идите вы все!..> Так вот, наконец, этот момент настал. Они должны все уйти; мы - бывший комитет <Ысыах>, который начинал, как вполне парламентская импотентская партеечка, сейчас представляем собой всю Якутию, всех якутов и ее армию. И я ее царь, и буду биться за то, чтобы изгнать все не-якутское из Якутии. А как вы сами знаете, вне Якутии - вонь, мрак, носовой скрежет и грусть. Ну и черт с ними со всеми, мы их не звали, не приглашали, не хотели.
- А если кто-нибудь захочет остаться с вами? - спросил Софрон с заинтересованным видом.
- Как якут? - спросил царь.
- Ну... как это - как якут? А если он не якут от рождения?
- Ах, вот вы о чем! - улыбнулся царь. - Это можно сделать. Пластическая операция, потом плотное изучение языка, включение в себя подлинно якутского духа, изменение психики по якутскому типу, безмерная любовь к Якутии, вера в Юрюнг Айыы Тойона, и, может быть, у вас получится. Мы об этом поговорим позже, а сейчас, когда я вам кое-что рассказал, я хотел бы расспросить вас. Прежде всего, хотелось бы узнать у этого наглого побитого типа, зачем же он умертвил столь выдающийся человеческий экземпляр, сейчас в виде трупа лежащий перед нами?!
- Это - мой друг Головко!.. - воскликнул Жукаускас и заплакал.
- Понимаю, понимаю, - мягко сказал царь. - Ну, зачем вы это сделали? Мне даже просто любопытно.
Ехали ведь в автобусе...
- Я - поэт! - немедленно заявил Ырыа, гордо подняв голову. - Это - мое искусство!
- Убивать?
- Я не убивал! Я ехал сюда воспевать якутскую войну. Я сам придумал дрсвнеякутский и пишу на нем стихи, например: <Кунака пасюся>, или <Арона вука>. Но мне мало, я хочу истинного творения, которое стоит жизни, судьбы, и потрясает на самом деле, а не просто как-то там эстетически, или этически. Вот - мое стихотворение. И вы - мои читатели, слушатели, зрители; вы не можете больше от меня отмахнуться, вы теперь не скажете, что это все дрянь, ерунда, чушь! Это - искусство, а не убийство. И
