необязательной чепухой, только лишь бы оттянуть погружение. Я поймал себя на этой мысли в тот момент, когда уже с минуту или больше поглаживал кнопку воспроизведения ви-кей. Какого Хаббла? И я коснулся ее, стиснув зубы.
Чистый, незамутненный материей космос, тонкие словно атомные цепочки траектории звезд, кляксы галактик, размытые по всему видимому миру, будто краска под кистью ребенка – черно-зеленые, бледно- зеленые и матово-зеленые. Истинный цвет пространства, слияние излучения в одну захлестывающую сознание волну. Спиральные поля гравитации, поглотившие материю. Бесконечная сеть светящегося газа, которая внезапно заволокла все, растворила в себе и одновременно не дала распасться на разлетающиеся атомы. И яркие, будто сверхновые в момент рождения, черные дыры: здесь они дарят жизнь, свет и тепло, и мироздание крутится вокруг них, будто сателлит возле своей планеты. Лечу к свету и я – слишком быстро, слишком…
Что-то холодное, жуткое на моем пути, оно тянет ко мне протуберанцы страха и хочет порвать мое невидимое тело на части, треплет мой хрупкий ансамбль частиц, выдергивая из него отставшие кварки. Где же свет? Как тянет мраком! Мысленно тянусь к сияющим воротам впереди, обрываю липкие волоски ужаса с несуществующей кожи. Они нехотя отстают, но принимаются шептать что-то неразличимое, пахнущее озоном, они тянутся обратно, скрипя от трения о ленивые фотоны. Этот звук на моей стороне, он источает такой терпкий аромат протуберанца, что антиматерии с ним не справиться! И пространство разворачивается, будто лепестки автоматического зонда, щупальца мрака становятся ласковыми, будто кислотный ручеек. Что это? Словно обратились все цвета и звуки на противоположные, холод стал жаром, а мир наполнился светом, и под его давлением я стал расползаться, теряя частицы… Эти черные врата спасут меня от распада! Только почему я не могу приблизиться к ним, почему некто жестокий влечет меня мимо? И опять все чернеет, вспучивается всеми своими измерениями, но не дает мне погибнуть, раствориться среди чуждых и равнодушных нитей и спиралей, точек-галактик и клякс-туманностей.
Не успеваю рассмотреть все, да что там, не вижу себя, словно я обратился в нейтрино. Так оно и есть, в этом 10-мерном мире я всего лишь облачко элементарных частиц, и повсюду – такие же, как я, беспомощные клубки глупой материи. Как же давит меня этот свет! Святой Циолковский, и к нему я стремился? Он сожжет меня, распылит и лишит чувств – вон их сколько, дрожащих от страха многомерных струнок! Я ничего больше не вижу, но страх почему-то пропадает, растворяется… Мне теплее и теплее, пока все внезапно не заканчивается.
Станция снова в 4-мерном пространстве-времени, вокруг аппаратура в пустоте, отсутствие красок и голод. Ну, где моя клетчатка?
Запись была синтезирована по итогам двукратного прохождения станции через квазар, то есть в нее попало все, хотя бы раз уловленное мнемографом «Нептуна». Я потряс головой, чтобы прийти в себя, отключил ненужный теперь транслятор и нетвердо подошел к бару. Там у меня, помнится, стоял дьюар с водородом, и я прыснул на макушку пару-другую граммов, чтобы остыть. Попытки подчинить себе ощущения ни к чему не привели, так что пришлось просто свалиться на пол и подождать.
Ничего не помогало, я просто не мог ни думать об «увиденном», ни просто представлять себе его. Собственный голос казался мне синим, шаги представлялись деревянными, а сенсор двери, когда я коснулся его, заверещал от испуга. Пришла критическая минута – сознание быстро входило в резонанс с пережитыми видениями, перенося их на реальность. Я судорожным движением надавил за ухом, активируя программу спасения нейронов, и отключился.
…Хорошо и покойно в лаборатории, когда есть интересное дело и оно спорится. У меня прекрасное оборудование, предоставленное в бессрочную аренду Гелиодезической Комиссией, оно работает надежно и плодотворно. Да, именно так. «Зеница»! Вот мой главный помощник на бескрайних нивах космоса, с ней мне подвластны не только мои соседи по системе, но и далекие протогалактики, разделившие со мной эту окраину Вселенной. Гелиодезисты не забыли обо мне и прислали вчера камеру-спектрометр.
– Что ж, дружище, – сказал я энтропу, вызвав его в лабораторию. – Придется тебе оставить пока сортировку на складах и поучиться наблюдениям за звездами.
Он вздохнул, отряхивая с комбинезона строительную крошку. Мы отправились к стартовому мини- комплексу, ведь станция, спустившаяся обратно после путешествия за пробой газа, нуждалась в уходе и подготовке к новому полету. Великий Белл, ну зачем они приволокли сюда 7-дырокол?
– Хозяин, это вы приказали прикатить его на атомной дрезине, – обиделся на мое сердитое замечание «Хаос». – Вам нехорошо?
– Мне отлично, – осадил я наглую биоформу. – Вот, смотри и запоминай! Это новейшая инфракрасная камера с наилучшим охлаждением, с ее помощью мы сможем увидеть в новом свете молодые звезды и соседние галактики. Охлаждающая система будет поддерживать камеру при температуре сорок пять Кельвинов, понял? А это что такое?
На пыльном грунте, под силовым навесом рядом со стартовым комплексом лежал внушительный ящик (когда я в последний выходил из дома, его здесь не было). Поблизости, в грунте, виднелись совсем свежие следы, пока не занесенные песком и не избитые шальными микрометеоритами. На боку красовалась голограмма, ее оторванный край трепал ветер. «Электроракетный двигатель Холла, – прочитал я. – Мощность 512 МДж, тяга 3000 Н». И прочие мелкие детали спецификации.
– Отлично! Откуда двигатель?
– Вчера прислали, босс.
– Великолепно. Работать с гелиодезистами – редкое удовольствие, эти ребята знают, что делают. Такие штуки, как двигатель Холла, просто необходимы для развертывания многоразовой транспортной системы. Я не могу не ответить на такой щедрый подарок увеличением моего личного вклада в познание Вселенной.
Только бы присылали побольше исследовательских зондов, ведь не стану же я тратить АМ на загрузку форматора? Хотя почему бы и нет?
– Хозяин, что с вами? – Ладонь энтропа проплыла перед моими глазами влево-вправо, будто он вздумал протереть несуществующий шлем мнимого скафандра.
– За работу! – свирепо вскричал я. – Разворачиваем двигатель и устанавливаем его на «Пионер», ясно тебе? А это еще что такое? – Когда «Хаос» оторвал крышку с двигательной упаковки, я сдвинулся в сторону, чтобы помочь ему, и увидел сбоку еще один ящик, поменьше.
ГК поистине проявляет щедрость, снабжая меня приборами и аппаратами, не говоря уж об антиматерии. С каким-то особенным, теплым чувством к этим далеким парням и девчонкам я изучил надпись. Это был квантовый гироскоп на холодных атомах, и в памяти всплыла давно читанная инструкция к нему. Теперь я смогу измерить скорость вращения моей галактики! Разве это не замечательно? Мир открыт передо мной, будто дверь в десять измерений, способных открыть передо мной…
– Хозяин, зачем вы запускаете двигатель?
Свет обволакивает, манит и обещает, он звучит будто симфоническая кода запахов космоса, единого в стремлении истечь через сингулярность.
Загадочные кассеты
Он перешел к обычным кассетам, начав опять же с первой, датированной «4/76». Запись длилась два часа и подробно рассказывала о том, как отделенный от родного клана Леонид-1 перемещался к месту
