наоборот, от той силы духа, решительности, что исходила от этого больного тела. Своими внутренними флюидами, он снабжал окружающих людей желанием действовать. А еще я ощутила страх как рядом с сильным мужчиной, самцом, способным решить за тебя исход твоей жизни в любой момент. Я снова вздрогнула, когда доктор сказал:
— Не волнуйся, Костя, к тебе еще один гость сегодня, или точнее, гостья. — Он посмотрел на меня и показал рукой на стул возле стола. Негнущимися ногами я добрела до стола и села. Инвалидная коляска внезапно резко повернулась от окна в мою сторону и подкатилась к противоположной от меня стороне стола. Глаза Кости (так звали его) устремились на меня. Я посмотрела на Геннадия Васильевича. Он подошел к пациенту, положил ему руку на плечо.
— Все хорошо, не волнуйся, это друг. Это друг Володи. — Помолчав, добавил он. — Ее зовут Настя. Она хочет знать, как твое самочувствие.
Взгляд Кости перестал меня буравить, и кресло повернулось к доктору. Видимо, взгляд Кости говорил, ЧТО он думает о моем приходе и о словах доктора, потому что Геннадий Васильевич внезапно смутился, опустил глаза и сконфуженно улыбнулся. После этого Костя вновь погрузился в созерцание вида за окном, потеряв к нам интерес. Мы вышли.
— Вот, Вы видели. Он все понимает, но его состояние…
— Да, — дрожащим голосом сказала я. Перед моими глазами все еще стояли глаза Кости, а это ведь были глаза ВОЛОДИ. И такое смешение двух людей, один из которых стал мне близким, сильно пугало, потому что я представила Володю на месте Кости. Меня пронзил ужас. И этот ужас сопровождал всю дорогу назад, когда я думала о поведении Володи и о наших взаимоотношениях.
Доктор посоветовал ничего не говорить Володе о моем посещении, но я не была уверена, смогу ли промолчать. Это меня беспокоило и нервировало. Эта тайна мучила меня, и долго оставаться незамеченным мое состояние не могло.
Незаметно подступило лето, и тихими вечерами, гуляя по саду, я заставала там Володю с вечно сопровождающим его Мишей. Они все время обсуждали свои дела, но их тайны теперь не казались мне такими уж пугающими. Я ведь знала самую страшную из них.
Спустя несколько дней я решила, что все расскажу Володе, но его реакция могла быть непредсказуемой. Поэтому я собрала свои вещи и приготовилась в любой момент переехать в свою квартиру. И вот, в один из вечеров, я все же подошла к Володе и попросила разрешения поговорить с ним. Ожидая холодности и отчуждения, меня удивило его дружелюбие и теплота во взгляде. Такие редкие и проникновенные взгляды неосознанно влекли меня в объятия этого огромного и непонятного человека. Какой силой он обладает над людьми и мной?
Путаясь в мыслях и пытаясь найти подходящие слова, я попыталась объясниться, но что-то снова удержало меня. Возможно, нежность в глазах. Мне очень не хотелось упускать случай «покупаться» в ней. «Потом, потом. Я все расскажу потом. Еще будет время». А сейчас, его внимание ко мне остановило порыв признания. Все произошло за считанные секунды, а мне показалось, что прошло много времени, когда Владимир обнял и прижал к себе.
— Тебе очень плохо здесь? — внезапно поинтересовался он.
— Что? — все еще одухотворенная лаской и запахом его тела ответила я.
— Я спрашиваю, тебе здесь очень плохо, в этом доме? Ты все время одна. Я вечно занят. А у тебя, наверное, тоже проблемы… — Он отодвинул меня на расстояние вытянутой руки и заглянул в глаза. Я все еще не понимала его поведения. Он медленно привлек меня к себе. И так мы пошли по тропинке к дому. Отблески розового заката освещали наши фигуры. Никого не было вокруг, даже Миши.
— Не понимаю, Володя, зачем ты спрашиваешь об этом.
— Послушай, Настенька, я не обещал тебе райской жизни, в том смысле, в котором это понимают обычные жены. Ты — моя жена, но и жена государственного деятеля, чиновника. Сейчас у нас обоих трудное время. И не стоит так сильно все переживать.
— К чему ты клонишь?
— Миша считает, что у тебя нервный срыв, и мне стоит как-то успокоить тебя. Может обратиться к врачу? У меня есть знакомый…
— Нет, не надо. — Я вывернулась из его рук и с отчаянием посмотрела на его удивленное лицо. Значит вот в чем дело. Это не была минута слабости и любви ко мне, а просто жалость к одинокому образу жизни жены, да еще игра в мужа, который по совету своего телохранителя (не мог сам этого заметить) интересуется моим самочувствием. Доктор? Знакомый доктор? Нет, уж спасибо, увольте, знаем мы ваших докторов. Хотите запереть меня в психушку? Дудки!
Что-то я на самом деле разнервничалась. Гора идиотских мыслей заполонила мозг, и я со слезами обиды убежала в свою комнату. И что? Одно унижение ощутила я наедине с собой, да еще жалость к себе. Неужели судьба у меня такая несчастная? «Никто меня не любит, никто меня не ждет…» — так поется в песне. В тот вечер никто не зашел ко мне. Мое непривычное поведение, наверняка, сконфузило Володю.
Утром, довольно рано, после проведенной бессонной ночи, я спустилась вниз. После завтрака мне хотелось уехать отсюда и, будь, что будет. Больше не хотелось ни о чем говорить. Но, когда я допивала кофе, вошел Миша.
— Настя, Вам не следует сегодня выходить из дома. Я оставлю охрану для Вас.
— Зачем мне охрана? Я прекрасно обходилась все время без нее. И, кстати, Миша, с чего Вы взяли, что мне необходима медицинская помощь? К чему такие домыслы? Я — в полном порядке. Мое же грустное настроение никого не должно беспокоить. А сегодня я договорилась встретиться с подругой и не хочу откладывать это на потом. Надеюсь, вопрос исчерпан?
Миша, молча меня выслушал, и тем же ровным тоном ответил:
— Сегодня вы останетесь дома. Таков распорядок на сегодня. — Затем он вышел. Как я ненавидела его в этот момент. В принципе, я могла встать и уйти прямо сейчас. Как мне казалось, никому я здесь неинтересна. Но что-то все же удержало от такого поступка. Вот только, что? («Самокопание — это мое второе хобби, после первого любимого — размышлений о своей несчастной судьбе» — улыбнувшись, подумала про себя). Нежелание разрывать отношения с Володей? Желание узнать, в чем дело? То, что знают все в доме, кроме меня?
В следующие три часа я лишь узнала, что всем было запрещено выезжать из дома, брать машины из гаража и быть особенно внимательными к проезжающим по улице машинам. Я подумала: может, ожидается нападение на дом? Или наоборот: ожидают прибытие гостей? Мы позавтракали все вместе. Разговоры на интересующую меня тему не велись. Но мне еще раз напомнили, что ни выходить в сад, ни покидать пределы территории нельзя. Это становилось невыносимым, тем более, что меня распирало любопытство. Вскоре, Володя, Миша и 2 охранника уехали, оставив мне для компании трех верзил, с которыми у меня не было желания контактировать. Полдня прошло как в морге. Тихо, ни движения, ни звука. А на улице пели птички, пахло жасмином — там была жизнь. Я почитала книгу, посмотрела телевизор, поговорила по телефону с парой знакомых и решила, что мне все надоело. Выглянув в коридор, я увидела, что ребята играют в карты в холле, еще двое курили на ступеньках у входа. Я пробралась в противоположный от входа коридор, к черному ходу в кухне, ведущему в сад.
В нос ударил запах листвы, цветов, тепла. Я обогнула дом и дошла до сторожки. Вокруг ни души. Обслугу отпустили на пару дней, так что тишина здесь была завораживающая. У меня поднялось настроение от чувства свободы, и я направилась в сад. Было уже около 6 вечера. Через час должен был быть ужин, и к этому времени мне необходимо было вернуться, чтобы незаметно прошмыгнуть через кухню обратно. В голове возникла веселая мысль: что эти бравые ребята станут делать, если случайно заглянут в зал и не найдут меня, всполошатся или махнут рукой? Может быть и второе. Им же платят за охрану депутата, а не его жены. Но рисковать мне не хотелось. Ведь недаром Володя именно меня выбрал в жены: знал, что ответственность — одно из моих лучших качеств. Вот оно меня и губит. Грусть снова захлестнула меня. Настроение упало. Я снова вспомнила свои слезы ночью. Присев на скамейку, я тяжело вздохнула. Вдруг, шорох. Птица? А если нет? Нехорошее предчувствие закралось в сердце. Недаром мне приказано было сидеть дома. Что могло случиться, чтобы по всему дому был такой указ? Если что-то серьезное, например похищение меня или Володи? А за кустами здесь сидит убийца? Мороз пробежал по коже. Я попыталась посмеяться над своими страхами, но и уют сада не радовал. Хотелось оказаться внутри дома
