входила в сердца. Они — порождение иного мира, влекомые лишь запахом ненависти и крови.
В первые дни Юдхиштхира еще собирал дваж-дырожденных в своем шатре, зажигая огни на алтарях и совершая священные ритуалы. С обреченным упорством он твердил, что на пути ненависти нет надежды на спасение, понуждая нас, уставших после битвы, предаваться сосредоточенному размышлению. Какое-то время спокойный блеск огня, привычные ритуалы и пение гимнов помогали нам достигать умиротворения. Потом на это не осталось ни времени, ни сил.
Ловкость Арджуны, неистовость Бхимасены, преданность Накулы и Сахадевы, как и жертвенность тысяч кшатриев, не приносили плодов. Бхишма и Дрона, подобно сияющей плотине, преграждали путь в Хастинапур. Тоска и отчаяние понемногу подтачивали доспехи духа воинства Пан-давов. Усталость сменяла веру.
Курукшетра. Смерть Бхишмы
На десятый день моему отряду была дарована счастливая возможность не участвовать в битве. Отведя воинов подальше в тыл и проследив, чтобы у них было вдоволь еды и питья, я вместе с другими командирами, свободными от боя, отправился к холму, на чьей пологой вершине трепетал под ветром походный шатер Юдхиштхиры. Солнце уже было в зените. Задыхаясь от жары, мы поднялись по истоптанной пылящей земле склона и уселись на циновке под зонтами лицом к полю битвы, готовые слушать, смотреть и понимать.
То, что открылось нам, вселяло мало радости. Атака колесниц Арджуны опять увязла. Оба войска топтались на месте. Юдхиштхира и оставшиеся при нем Бхимасена и Друпада выглядели озабоченными. Силы Пандавов таяли изо дня в день, а Бхишма продолжал атаковать с неослабевающим упорством по всем правилам военного искусства.
Я невольно вспомнил наставления Крипы: 'Если твои усилия не достигли цели, смени повадку, прими иной облик'.
Юдхиштхира, конечно, знал эту истину. Но что можно было сменить в этом кровопролитном противостоянии, связывающем нас и врагов, подобно вязкой трясине. Скоро к холму подкатила золотая колесница, и Арджуна с лицом, обожженным черным пламенем бессильной ярости, тяжело взбежал вверх по склону. Не глядя схватил он из рук слуги кубок с медовым настоем и осушил его одним глотком. Затем позволил себе опуститься, скорее, рухнуть на циновку под тенью зонта рядом с Юдхиштхирой. Две миловидные прислужницы начали обтирать его руки и лицо влажными тканями и благовонным маслом, снимающим усталость. Он не заметил их. Он заговорил, уставив глаза в землю:
— Все бесполезно… Как огонь слизывает су хую траву, так Бхишма сметает наших воинов. Я два раза убивал стрелами всех коней его колесни цы, срезал стрелой с серповидным наконечником древко его знамени. Даже совершил позорный для кшатрия поступок, убив его суту. Но панцирь духа патриарха непробиваем. Сам не знаю, почему он еще не убил меня. Может быть, стоит благодарить искусство моего богоравного возницы или же уни зительную снисходительность самого Бхишмы к своему внуку.
Юдхиштхира хмуро кивнул:
Нужно искать иной путь к победе. Может быть, если объединить усилия всех дваждырож-денных в нашем войске и попытаться ударить единым лучом брахмы…
То и это не поможет, — с улыбкой сказал неторопливо поднявшийся на вершину холма царь ядавов Кришна. Пыль не погасила сияние его дорогого панциря, а созерцание смерти — огня в бездонных глазах. Глядя на то, как непринужденно он держится, как легко берет почетный напиток, лукаво улыбаясь прислужнице, почти невозможно было поверить, что с восхода солнца он не выпускал из рук вожжи белоконной упряжи, да еще закрывал Арджуну от летящих в него стрел.
Значит, мы обречены, — тихо сказал Арджуна, — но от усталости я не способен сейчас даже предаваться отчаянию.
О нет, — откликнулся Кришна, — твой мудрый брат знает путь к спасению. Но он пока не хочет признать, что закон войны требует убить Бхишму.
Юдхиштхира тяжело вымолвил:
— Надо найти брешь в доспехах духа патри арха.Но он безупречен, — ответил Арджуна. Царь ядавов пожал могучими плечами и с нарочитой назидательностью ответил:
Безупречен лишь великий Установитель — причина и созидательная сила всего, что есть в мире. Человек же не может быть совершенным, ибо подвержен потоку времени. Пока сознание Бхишмы находится в покое, пока дух неколебим, а разум сосредоточен, нам не пробить щит его брахмы. Необходимо надломить его дух, сбить ритм сердца. Вспомни прошлое Бхишмы. Не тревожат ли его черные тени воспоминаний?
Кришна отвел глаза от Арджуны и его взгляд безошибочно нашел среди командиров нас с Митрой.
— Что скажете, молодые дваждырожденные? Ведь вы последние, кто был допущен к патриар хам в Хастинапуре.
Взгляды всех людей, собравшихся на холме, обратились на нас с Митрой. Мне показалось, что лучи ярчайшего света пронизывают самые потаенные уголки нашего сознания. Лишь мгновение я колебался, вспоминая мудрые и бесконечно добрые глаза Бхишмы.
Потом сказал почти одновременно с Митрой:
— Царевна Амба!
Глаза Кришны вспыхнули страшным пурпурным огнем. Он вновь повернулся к Арджуне и быстро заговорил:
Патриарх всю жизнь посвятил аскетическим подвигам. Соблюдая суровые обеты, обуздывая чувства, не прикасаясь к женщинам, он накопил океан брахмы. Но именно его преданность принятым обетам и угрызения совести из-за гибели Амбы позволят нам победить. Возьми в бой Шикхандини. Бхишма не сможет поднять на нее руку, и вместе вы сможете сокрушить патриарха.
Но это же недостойно дваждырожденных! — воскликнул Юдхиштхира.
Нахмурился Бхимасена. Седовласый царь Дру-пада лишь развел руками в бронзовых боевых браслетах.
Арджуна поднял на старшего брата пылающие как уголь глаза. Его губы кривились в подобии улыбки, а правая рука указывала на поле, где продолжалась битва:
— Там, о мой многомудрый брат, сегодня по лег целый акшаукини доблестных панчалийцев, матсьев и ядавов. Тем, кто еще остался жив, нет дела до наших рассуждений о дхарме дваждырож– денного…
— Почему я не отказался от власти в тот день, когда кости из камня вайдурья указали мне волю богов! — воскликнул в отчаянии Юдхиштхира. — Не мое это царство. Не нужны мне ни трон, ни диадема Хастинапура.
Но тут вновь заговорил Кришна. Непривычно громко и грозно вдруг зазвучал его голос, достигая слуха всех собравшихся вокруг Юдхиштхиры.
Ты знаешь, что не по воле богов проиграли вы решение игральных костей. Не за твой трон бьются эти люди, а за будущее своей земли.
Но мы привели их сюда…
В гордыне ты перестал сознавать меру своих сил. Они пришли сюда, повинуясь собственной карме. Но если найдут здесь смерть из-за слабости полководца, то в этом будет твоя вина.
Какие тяжелые плоды кармы обретем мы, прибегая ко лжи… — тихо сказал Юдхиштхира.
Но почему ты сейчас заговорил об этом, о сын Дхармы? — гремел голос Кришны. — Хочешь ли, чтобы открыл я, в какую плоть войдет зерно твоего духа через многие круги искупления? Что это изменит сейчас? Будут ли твои воины лучше сражаться, или ты попытаешься изменить дхарму кшатрия? Лишь самоотречение осталось тебе… Думай, как и положено правителю, о своих подданных. Дхарма кшатрия запрещает убивать тех, кто безоружен или отступает с поля брани. Но Бхишма сам выбрал свою долю, продолжая сеять смерть среди наших воинов. Пусть обретет он плоды…
Арджуна вскочил на ноги, переполненный нетерпением:
