приготовлена обрядовая площадка для жертвоприношений. Три угла ее были расположены на южной, восточной и западной частях света, соответствующих триединству Вселенной — мирам богов, людей, подземных тварей. Три священных огня развели по углам этого треугольника, принеся пламя, взращенное от солнца, молнии и дощечек ара-ни. Юдхиштхира сел меж этих огней, сам подобный огню от нагнетаемой сердцем внутренней мощи. Брахма окружила его горячим, почти зримым шаром. Заколебались, поплыли в слоящемся воздухе священные огни. Подобно могучему вихрю, воля Юдхиштхиры пробила тоннель в пространстве, увлекая мое сознание вслед за собой туда, где в клубах черной пыли плыла белоконная колесница.
Я был лишен его способностей, но за пеленой пыли угадывалось могучее сопротивление, комок силы, жестоко противостоящей нашему напору. Все чаще из пелены выезжали колесницы, сплошь утыканные стрелами. Верные суты вывозили ратхинов из пламени боя. Поток бился о скалу. Скалой был Дрона. Нет, не скалой. С гневной рекой сравнили его чараны. Построив свое войско плотным кольцом, уподобился Дрона могучему водовороту. Герои-воины, подобно деревьям, уносимым течением, кружили в страшном потоке. Разбивались о невидимые пороги силы лодки-колесницы. Слоны и кони дарили этой реке мощь и стремительность. Солнечными лучами пронзали ее стрелы Дроны, посылая на дно камни отрубленных голов, разорванные зонты, измятые диадемы, драгоценное оружие, блестящее на солнце серебристой рыбьей чешуей.
Страх и отвращение рождало во мне созерцание этого потока. Но рядом в тот день стоял Абхиманью — луноликий сын Арджуны, подобный пловцу, рвущемуся в ревущие воды битвы. Я взглянул на него и едва узнал того гордого, скупого на слова и великого сердцем царевича, которого помнил по Кампилье. Из нежных глубоких глаз пропала глубина. Сполохи огня метались на поверхности радужной оболочки. Подпорки его духа — дхарма и смирение — рухнули тогда же, когда от рук Арджуны и Шикхандини пал Бхиш-ма. Он не осуждал отца, давно став лишь продолжением его воли. Но лишь она — огненная воля Арджуны — и осталась сияющим лучом в погасшем сердце его сына. Слишком талантливым учеником дваждырожденных был царевич, слишком полно вмещал в себя узор братства и потоки брах-мы. Теперь же стрелы отца вдребезги разносили то, что привык Абхиманью почитать смыслом и целью жизни.
Я понял это сразу, стоило только взглянуть в лицо царевичу, а поняв, смог предсказать его скорую судьбу так же просто, как путь брошенной в небо стрелы.
Видя, как старшие Пандавы кружатся в водоворотах врагов, Абхиманью не желал ждать, сберегая себя для будущих подвигов, как скряга бережет золотую утварь, доставшуюся от предков. Для него не было будущего, ибо не было братства дваждырожденных. Все должно было кончиться здесь и сейчас.
— Видишь, Муни, до какого позора я дожил! Я не в силах обуздывать себя, следя, как другие купаются в золотом сиянии славы…
Он говорил со мной, но сам был там, на поле, нетерпеливо ждущий зова судьбы, уже порвавший привязанности сыновней любви, благоговения перед патриархами, преданности общине.
В шлейфе черной пыли пристала к холму измятая колесница. Взбежал к Юдхиштхире посланец Дхриштадьюмны. Поднялся ему навстречу сын Дхармы, вышел за границу трех огней.
Скажи, гонец, почему медленно и неудержимо приближается к нам войско Кауравов? За щетиной копий вижу я белые зонты и стяги Дро-ны и Дурьодханы, Карны и Шальи. Почему не остановят их наши могучие ратхины?
Строй Дроны невозможно пробить, — прокричал посланец, — саншаптаки почти поглотили Арджуну. Четвертая часть войска ядавов пала, атакуя ряды куру. Колчаны почти опустели…
Тогда отводите войска! — сказал Юдхишт-хира.
Отступая, мы разорвем собственный строй. Слабые духом побегут. А тогда разомкнётся стена щитов, и свежие конники кауравов довершат разгром, — ответил гонец.
И тогда вскочил на ноги, гремя доспехами пылкий Абхиманью:
— Мое время настало! — крикнул он Юдхиш– тхире. — Отец обучил меня, как пробить колес ницами стену копий. Я открою дорогу к Дроне.
— Да будет так, — медленно, словно через силу, сказал Юдхиштхира. — О сын Субхадры! В пламени Дроны сгорают ядавы, связанные с то бою родственными узами. Твой отец не успеет к ним на помощь. Открой дорогу для колесниц Дхриштадьюмны и Бхимасены. Сокруши их, но сдерживай ратный пыл, иначе утонешь в их войс ке, как неопытный пловец в бурном океане.
Мудрые слова. Но дух Абхиманью уже взлетел над заботами о собственном благополучии.
Это был день его славы и гибели. Колесницы сына Арджуны с налета прорвали первую линию пеших щитоносцев, подобно тому, как разгневанная акула прорывает сеть. Но дальше непреодолимая преграда остановила боевые повозки — нагромождение убитых лошадей, разбитых колесниц, туши слонов с поломанными боевыми башнями. Отряд Абхиманью увяз в этом мертвом болоте. И тогда, как поют чараны, из второй линии обороны на сына Арджуны напали сразу Ашват-тхаман, Критоварман, Шакуни, Карна и сам Ду-рьодхана. Увидя себя окруженным, Абхиманью затрубил в боевую раковину, наполнив ее розовую глубину призывной мольбой о помощи.
Если бы этот призыв услышал Арджуна! Но он был далеко на фланге, связанный жертвенной яростью саншаптаков. Отец не услышал сына. На помощь племяннику бросились Бхимасена, Наку-ла и Сахадева. Матсьи Вираты и панчалийцы Дру-пады с яростью отчаяния обрушились на стену щитов кауравов.
Но все было в этот день тщетно. Брешь, проделанную Абхиманью в рядах врагов, закрыла ак- шаукини Джаядратхи — царя страны синдху-сау-виров. Он ехал в первом ряду, и серебряный вепрь грозно сиял на его штандарте. Драгоценными камнями был украшен щит на его колеснице. Их сияние слепило отважных лучников. Белый зонт — знак его царского достоинства — защищал от стрел, падающих отвесно. Как морские волны на утес, накатывались ратхины Бхимасены на кшатриев синдху и разбивались о стойкость и волю его предводителя.
Сколько лет Джаядратха ждал этого мгновения! Еще в годы скитаний Пандавов в лесах правитель синдху был ослеплен любовью к прекрасной Кришне Драупади. Попытка похитить царевну закончилась весьма постыдно. Джаядратха был схвачен Бхимасеной, и только мягкосердечие Юд-хиштхиры спасло его от смерти. Впрочем, смерть была бы легче позора, павшего тогда на голову царя-кшатрия. Как, наверное, жалел Царь справедливости о своем добродушии в те мгновения, когда слышал затихающий призыв Абхиманью и видел бесплодность попыток своих усталых братьев прорваться сквозь войска Джаядратхи!
Да, правитель страны Синдху мог торжествовать. Даже Бхимасена, неистовый в своем гневе, не мог победить его. Чараны утверждали, что, понуждаемый ненавистью, Джаядратха несколько лет предавался аскетическим подвигам, и боги даровали ему способность противостоять Пандавам в бою. Это ложь. Джаядратха не был дваждырож-денным, неведома была ему огненная мощь брах-мы, а вместо аскетических подвигов излечил он уязвленную гордость женитьбой на сестре Дурьодханы. Но воистину сильным воином был он, раз смог противостоять напору Бхимасены и близнецов, пока в глубине войска Кауравов погибали последние ратхины Абхиманью.
И снова горький привкус неправды чувствую я в словах чаранов. Не было среди тех, кто метал стрелы в сына Арджуны, ни Критавармана, ни Карны. Не мог никто из дваждырожденных, воспользовавшись численным перевесом, хладнокровно расстрелять одного из достойнейших членов братства. Иначе как объяснить, что Арджуна почитал виновником в гибели сына лишь царя Синдху, остановившего прорыв Бхимасены. Никого из дваждырожденных не обвинил он в страшном преступлении, домогаясь мести.
Когда пали все соратники Абхиманью, спрыгнул он с колесницы, подняв над головой огромную палицу и вызывая на поединок высокородных кшатриев. Не мог израненный сын Арджуны признать себя побежденным, не желал сдаваться в плен и полагаться на милость патриархов. И ответил на его вызов сын Духшасаны Лакшмана. Несколько раз сбивали они друг друга с ног, поднимались, качаясь, и вновь воздевали трясущимися от усталости руками тяжелые палицы. С суеверным ужасом следили за их поединком видавшие виды кшатрии. Думал ли кто-нибудь из этих двоих дваждырожденных юношей, что приходятся они друг другу двоюродными братьями и что нет у них никакого повода желать смерти друг другу. Горькие плоды кармы своих отцов собирали они в тот момент.
У сына Духшасаны, вступившего в битву совсем недавно, хватило сил еще раз подняться с земли и
