Денисюк торжествовал, наверное, не менее, чем известный всему свету художник, нарисовавший на своей картине муху так, что каждый, кто подходил к картине, хотел ее смахнуть. Говорят, что эта муха родилась в результате соревнования двух гениев, стремившихся превзойти друг друга в реалистичности своих картин.
У Денисюка пока не было соперника, и он не мог столь вещественно убедиться в силе своего искусства. Впрочем, соперник у него был, правда на другом конце Европы, но Денисюк пока о нем ничего не знал и не мог сравнить свои результаты и его.
Пока он радовался один. Ему удалось зафиксировать образ предмета и воспроизвести его! Пусть на самой пластинке и не видно ничего похожего на объект. Но и слово, написанное на бумаге, ничем не похоже на то, что оно обозначает. Однако оно по-своему отображает мир, и человеку достаточно прочесть его, чтобы воссоздать его смысл. Пластинка Денисюка делала почти то же. На ней не было обычного изображения, но при подходящем освещении удивительно жизненное изображение появлялось за пластинкой.
Денисюк очень сожалел, что не смог показать такую пластинку Юдину. Евгений Федорович долго и сильно болел, а потом скончался от рака горла незадолго до окончания решающего опыта. Он успел увидеть лишь первое подтверждение правильности идей своего аспиранта. Денисюк изготовил на своей установке образ вогнутого зеркала, и этот образ вел себя как настоящее вогнутое зеркало, сводил лучи света в точку. Как и ожидал Денисюк, образ зеркала напоминал зонную пластинку Френеля, ведь оптические свойства выпуклой линзы и вогнутого зеркала почти одинаковы.
Но если зонную пластинку обычно изготавливали при помощи циркуля, то Денисюк получил свой «шифр» зеркала чисто оптическим путем. И шифр этот был не плоским, как обычная зонная пластинка, а многослойным, объемным. И благодаря этому пластинка Денисюка отбирала и фокусировала только лучи того цвета, при помощи которого на ней был получен зашифрованный образ зеркала.
И Юдин, уже тяжело больной, поздравил своего аспиранта с замечательной удачей.
Смерть Юдина была тяжелым ударом для Денисюка. В то время он все еще считался чудаком, и его работы не принимались всерьез.
Вскоре Денисюку пришлось перенести и еще одно потрясение. Один из сотрудников оптического института, возвратившись из заграничной командировки, привез сборник аннотаций, докладов, прочитанных на конференции, в которой ему пришлось участвовать. В аннотации одного из докладов, показавшейся ему интересной, Денисюк обнаружил ссылку на статью некоего Дениса Габора. Что зацепило его? Он поспешил в библиотеку и, о ужас, прочитал в четкой и ясной форме то, что он во многих вариантах заносил в свою лабораторную тетрадь!
Те же мысли о несовершенстве фотографии, те же идеи о возможности фиксации волнового поля объекта. Денисюку показалось, что он повторил работу, выполненную Габором за десять лет до того...
Он отыскал все доступные ему работы Габора. Сидел не разгибаясь несколько дней и ночей... И у него отлегло от сердца. Да, они стремились к одной цели, исходили из тех же предпосылок, но пошли различными путями. В их работе много общего. Но были и чрезвычайно важные различия. И не просто различия. Каждый из них добился несколько иного.
Денисюк считал, что лучший способ понять сложную проблему — это попытаться рассказать о ней другому. Поэтому, помня добросовестность и тщательность доклада, сделанного Виктором на предыдущем семинаре, он предложил Виктору подготовить доклад на студенческом кружке о работах Габора и охотно помогал ему.
Денис Габор, член Королевского общества Великобритании, обладатель многих научных степеней и званий, родился в Будапеште, где после школы приступил к изучению электротехники. Закончил специальное образование в Берлине и в 1927 году получил диплом доктора-инженера за работу «Запись переходных процессов в электрических цепях при помощи катодного осциллографа». В этой работе он первым применил для записи переходных процессов магнитную линзу с железным сердечником и бистабильную электронную схему. И то и другое сейчас широко применяется и в специальных устройствах, включая вычислительные машины, и в большинстве телевизоров.
Габор многие годы работал в Берлине, исследуя электрический разряд в газах, в том числе и то, что теперь называется плазмой. В ходе этих работ он изобрел способ соединять металл со стеклом, применяя тонкие ленточки из молибдена.
Вскоре после захвата власти фашистами Габор покидает Берлин и переселяется в Англию. Здесь он изобретает катодную трубку с памятью, широко применяемую и во многих вычислительных машинах, и в радиолокаторах. Здесь в результате длительной работы он изобрел новый способ получения изображений.
В то время Габор считал важнейшей задачей усовершенствование электронного микроскопа. Электронный микроскоп отличается от обычного не принципом действия, а лишь тем, что в нем изображение образуется не световыми волнами, а электронами, попадающими на фотографическую эмульсию после того, — как они прошли через исследуемый объект. В том месте эмульсии, куда попал электрон, после проявления возникает почернение. Там, куда попало больше электронов, почернение оказывается более интенсивным.
Линзы, используемые в электронном микроскопе, конечно, отличаются от оптических линз. Это магнитные или электрические линзы, обмотки или электроды которых создают соответственно магнитные или электрические поля, искривляющие траектории полета электронов, подобно тому как оптические линзы искривляют световые лучи. Несмотря на существенное физическое различие этих линз, результаты их действия оказываются весьма близкими.
Электронный микроскоп, как и оптический, формирует в плоскости, в которой расположена фотоэмульсия, резкое и четкое изображение только от малой части исследуемого объекта. Резкие изображения остальных частей могут быть получены соответствующим перемещением эмульсии или изменением тока через магнитные линзы или напряжения на электрических линзах. Одновременно получить на эмульсии резкое изображение всей толщи объекта невозможно. Не сфокусированные части объекта дают на снимке фон, лишь ухудшающий качество изображения и не дающий никакой дополнительной информации об объекте.
Габор вновь и вновь возвращается к мысли о том, что поток электронов, прошедших сквозь объект, несет в себе полную информацию о всех взаимодействиях, испытанных электронами в толще объекта. И в нем крепло стремление найти путь к использованию такой информации. Он ясно понимал, что успех, достигнутый при решении этой специальной задачи, будет иметь гораздо более широкое значение. Ведь и свет, падающий на объектив фотоаппарата или на зрачок глаза, содержит обширную информацию о всех предметах, от которых исходит свет. Но ни глаз, ни фотоаппарат, ни электронный микроскоп не могут одновременно образовать резкого изображения всех деталей независимо от их местоположения. Такова природа образования изображения при помощи линз. Линзы отображают на плоскости только плоские объекты, расположенные в определенных «сопряженных» плоскостях. Почернение фотоэмульсии пропорционально интенсивности воздействующих потоков фотонов или электронов. В результате фотоэмульсия фиксирует лишь ничтожную часть информации, переносимой светом или электронами.
Габор первым противопоставил скудость фотоизображения богатству информации, содержащейся в световом или электронном потоке. Он же указал путь преодоления этого разрыва.
Путь, предложенный Габором, и сейчас кажется парадоксальным. Он состоял из нескольких скачков.
Первый — отказ от применения линз, ибо, формируя изображение одной плоскости объекта, линзы приводят к потере информации об остальной, причем большей, его части.
Второй — фиксирование на фотоэмульсии не изображения объекта, а по возможности всей информации о нем, переносимой пучком электронов или лучами света.
