Король

еврейство? Я не знаю никакого еврейства. Вы работаете — я плачу. Вы не работаете — я не плачу. Вот и все еврейство. А если правду сказать, то мне русские рабочие дороже еврейских. Еврей всегда лезет со своим еврейством. Рабочие должны знать, что я хозяин, а они мои слуги…

Эрш. Вы таки правы, господин Гросман. Но меня учили, что еврейство есть. Я так слышал… (Складывает шубу.) Прошу вас за моего сына, господин Гросман. Такое тяжелое время… Прошу вас за моего сына.

Гросман (будто не слышит). Когда вы принесете шубу?

Эрш. Через неделю или через десять дней. Господин Гросман, прошу за сына. Хочу хорошее слово услышать.

Гросман (нарочно кричит). Этель, где же закуска?

Эрш смотрит на него, уныло качает головой. Уходит. Входит Этель, за ней следует горничная с большим подносом в руках.

Этель. Это такая рыба! (Хлопочет около Гросмана. Обращается к горничной.) Принеси самовар.

Горничная выходит. Гросман садится у стола, засовывает край салфетки за жилетку. Этель садится против него, сложила руки на груди, смотрит, как он ест. Подает ему то хлеб, то нож, то лимон.

Гросман (сквозь зубы). Ну а ты?..

Этель. Кушай, кушай. Найду что поесть. Не ешь так быстро. Ты когда-нибудь подавишься!

Он кашляет.

Вот ты уже закашлялся. Дай-ка, я переберу рыбу.

Он молча жует.

Дать еще лимона?

Гросман. Дай лимон. Женя, ты не хочешь?

Она садится у стола и отрицательно кивает головой.

Этель. Ну, что будет?

Гросман (раздраженно). Не спрашивай меня! Когда я молчу, молчи тоже. Я им покажу забастовку. Я из них все жилы вытяну, такая это будет забастовка. Кто поднял нос? Мироны, Иваны!..

Этель. Из-за этой смуты все низкие поднимают нос.

Женя. Папа!

Гросман. Я им покажу нос… Подумаешь, что случилось? Мироны и Иваны вздумали отдыхать. Как будто у них мало времени, чтобы попьянствовать, пошарлатанничать? Дай им восьмичасовой рабочий день! А болячек не возьмете?

Женя. Папа, выслушай меня хоть один раз…

Этель. С евреями, Давид, надо быть подобрее.

Гросман (сердито). Почему с евреями? Разве они мои родственники? А если и родственники? Значит, я должен отдать им свое богатство? Вот почему я не люблю разговаривать с тобой. Что такое еврей? Нахал! Что еще? Собака, дерзкий. Ему первому все не нравится. (Саркастически смеется.) Еврей! Ведь это же язва! Спроси-ка у меня, кто портит моих русских рабочих.

Женя встала. Ходит по комнате.

Где же сладкое?

Этель. Вот сладкое. Почему ты рассердился? Ты как спичка, Давид. Что же я сказала? Еврей ведь мне ближе, и я сказала. А для меня пусть у них всех болячки поседают в горле, если они желают нам зла.

Гросман (ест сладкое). Они хотят двадцать пять процентов прибавки и смены. Знаешь, во что это обойдется мне, если на мельнице работают свыше ста человек? Чистые пустяки. Что-то около двадцати пяти тысяч в год, если не больше.

Этель. Чума бы их унесла! Сломали бы они себе руки и ноги.

Гросман. Не кричи. Вот ты уже кричишь. Надо быть хладнокровным. Они хотят! Этого еще мало, что они хотят. А где же я? Мне только немного мешает эта глупая революция, а то я бы им показал, кто такое Гросман. Если бы не революция! Чего тебе, Женечка? (Вытирает усы.)

Горничная вносит самовар. Входят Вайц и Маша.

Женя. Нет, ничего, папа. Мне уже ничего не нужно.

Гросман. Не нужно? Так не нужно! Этель, дай мне стакан чаю. (Смотрит на часы, подает руку Вайцу.) Что нового, Вайц? Как идут занятия с Петей?

Вайц. Как всегда, господин Гросман. Он немножко ленится, но удивительно способный.

Гросман. Ну это ваше дело. Главное, чтобы мозг у него развился. Мне не нужно высшего образования, сумасшедших знаний. Это все пустяки. Я уже вижу, что из Саши выйдет. Главное в жизни — голова для оборотов. Ведь я сам был простым рабочим, а математику знаю не хуже учителя. В политике и в социальном вопросе поспорю со знатоком. На ходу всему выучился.

Вайц. Я знаком с вашими взглядами и делаю что могу.

Гросман (уже забыл о нем. Пьет чай, разговаривает с Этель). Мне бы только до главных зачинщиков добраться. (Говорит тихо.)

Маша. Как скучно… (Ломает пальцы.) Здесь, Вайц, и воздух как в тюрьме. Когда он… (указывает на отца) говорит, — мне начинает казаться, что я схожу с ума. Деньги, деньги, рабочие, мельница… Повернитесь к нему спиной и не слушайте. Повернитесь, я так хочу. От дыхания его падают люди.

Вайц (тихо). Милая Маша, он может услышать. (Повернулся спиной к Гросману.)

Маша (упрямо). Пусть услышит! Я бы наконец высказала ему все, все… И, однако, Вайц, люблю его, ее… (Указывает на мать.) Как странно!

Вайц. Мама вам дает чай.

Маша. Чай? Ах, хорошо. (Засмеялась.) Буду пить чай.

Этель. Ты сегодня бледна, Машенька.

Маша. Бледный цвет лица очень интересен. Он нравится офицерам.

Вайц (с упреком). Зачем вы так говорите?

Старики тихо разговаривают.

Маша. Хочу… Дайте потихоньку вашу руку. (Устало.) Нет, не надо. Мне хочется чего-то страшного, мучительного… криков… Я хотела бы, чтобы все кричали от боли… Слышите, опять: деньги, деньги. Папа, сколько ты сегодня заработал?

Гросман. Я ежедневно теряю шестьсот рублей.

Маша. Так мало? (Кивает головой.) Как хорошо было б, если бы ты обеднел!

Гросман (солидно). Не говори глупостей.