совершенно одинаков… — жрец в задумчивости присел на камень, сжав бороду в кулак и глядя куда-то поверх голов растерянно притихших женщин. Пауза длилась долго.
— Прошлое ваше мне известно, но вы его и сами знаете. А вот будущее… осколки легли чётко, но их рисунок я не могу разгадать. Да… такой рисунок я вижу первый раз в жизни и объяснить его не могу. Похоже, что в течение вашей судьбы вмешались какие-то непонятные силы, которые ещё сами не решили, чего они от вас хотят и что с вами делать. — Голос старика звучал неуверенно, будто он сам пугался своих слов. В этот момент будто ледяная рука скользнула по его внутренностям, и волны знойного воздуха соткались в перетекающий полупрозрачный лик. Собственно, лик лишь смутно угадывался, но тёмные звёздчатые зрачки вперили в него буравящий взгляд. Никто из богов и духов, которых старик-жрец научился вызывать за долгие годы, не являлся с такой пугающей отчётливостью.
— Что-то ты разговорился, — прогудел тяжёлый глухой бас где-то внутри сознания. — Не пора ли твоему языку отдохнуть?
— Уже лет пятьдесят, как он повадился заглядывать, куда не надо. И нет чтоб помолчать! Всё разболтать норовит! — Это был уже другой голос — резкий и стрекочущий, заставляющий всё внутри болезненно вибрировать.
— Всё! Ни слова больше! Я и так слишком много вам сказал! Подумайте над моими словами. — Продолжая смотреть в пространство рассеянно-испуганным взглядом, старик встал с камня.
— Спасибо тебе. Без тебя мы бы ничего не поняли. Мы теперь подумаем… — сбивчиво поблагодарила Ламисса.
— Я и сам ничего не понял, — проворчал старик, — но не всё можно понять. Да и нужно ли…
Женщины нерешительно направились к выходу.
— Вот так-то! И смотри, впредь не увлекайся! — снова бухнул внутри тяжёлый бас.
— А то, не ровён час онемеешь, — каркнул второй голос.
— Или ослепнешь, — добавил первый.
— А то и вообще помрёшь. Долго ли… Вот пойдёшь сегодня в деревню по верхней дорожке, а там как раз сегодня змеи выползли погреться… Не выползли, так выползут.
Старик в отчаянии сжал голову руками.
— Ладно, живи, сколько тебе ещё осталось, — примирительно завершил бас, — но лишнего не болтай. — Эта последняя фраза растаяла вдалеке. Страшные гости исчезли — это старик почувствовал явственно. Слегка пошатываясь, он сделал несколько шагов вперёд и долго, как заворожённый смотрел в спину удаляющимся посетительницам. Их фигуры уже скрылись из виду, нырнув в густые заросли, а старик всё ещё стоял, не в силах выйти из оцепенения.
— Ну, наконец-то! А мы уж думаем, не съесть ли ваш обед? — Тифард, молодой охранник, вскочил навстречу выезжающим из леса всадницам.
— Я тебе съем! — шутливо пригрозила Гембра, но в голосе её не было обычной лёгкости.
Тифард был славным парнем с лёгким весёлым нравом. Его постоянные шутливые заигрывания с Гемброй были той бессмысленной забавой, которая скрашивала утомительное однообразие дороги. По оттенкам интонаций, как по открытой книге, читал он её настроения и теперь сразу же уловил нотки тревожной озабоченности.
— Давай, вытаскивай, что вы ещё там не успели слопать, — распорядилась Гембра, соскакивая с коня. — И вино не забудь!
Она неожиданно замолкла, подняла голову к небу, затем как-то странно посмотрела на Ламиссу и, что было ей не свойственно, тяжело вздохнула.
— Мясо подогреть?
— Не надо. Гасите костёр. Быстро поедим и поехали. Нечего здесь особо торчать.
Глава 25
«Облако медленно сдвинулось с места и поплыло над горой, слегка приоткрыв бледно-матовую бирюзу неба. Потоки сырой белёсой дымки набросили на глухую тёмно-синюю массу камня текучую полупрозрачную вуаль, стекающую с вязкой кремовой шапки, накрывшей вершину горы. Гора вдохнула облако, и застывшая плоть камня размягчилась и сделалась вязкой и подвижной. Облако вдохнуло гору, и потоки сырого воздуха стали густеть и тяжелеть. На самой вершине, где встретились стихии камня, воды и воздуха, закипел водоворот форм и образов. Пробудившись, демоны стихий завели хоровод обманчивых личин, на лету меняя свой облик. Души, затаившиеся в камнях, начали безмолвный разговор со своими собратьями, растворёнными в воздушной субстанции. Облако плывёт… Бледно-золотистые светящиеся капли, кружась, невесомо парят, спускаясь от вершины вниз. Их подхватывают потоки молочного ветра. А на вершине продолжается танец форм, и мерцают полупроявленные лики. Облако плывёт. А угол неба уже подсветился снизу мягким сине-зелёным светом, и лилово-терракотовые блики поползли вниз от вершины вслед за золотыми каплями, а те, будто натыкаясь в воздухе на что-то твёрдое беззвучно лопаются, будто высвобождая заключённую внутри сущность из предустановленной природой оболочки. Облако плывёт… Я моргнул, и нет больше ни облака, ни горы, ни неба. Я просто случайно разлил краски на пергаменте. Разлил краски и получил чьё-то послание…»
Расшитая узорами сафьяновая закладка легла между страниц. Рука с книгой медленно опустилась на траву. Глазам, оторвавшимся от книжного листа, было больно в первый миг смотреть на небо.
Сфагам и Олкрин лежали на траве, отдыхая после продолжительного занятия.
— Они прячутся в ветвях, — тихо сказал Сфагам.
— Кто прячется? Духи?
— Не только. Вглядись в узор, который образуют промежутки между ветвей, и увидишь лики, а может быть, и тела. Они особенно заметны на фоне серого неба в сумерки.
— Между ветвей?
— Да. Между. Всё сокровенное находится между. Между — это связующее дыхание Единого. Подлинный смысл речи — между словами, а разговор — это то, что рождается между говорящими. Суть вещей — между вещами. Оттуда смотрят на нас прозрачные лики — посыльные тонкого мира.
— А Истина?
— А Истина обретается между жизнью и смертью. Мы ведь недавно говорили с тобой о середине.
— А быть в дороге значит постоянно находиться между? Верно?
— Верно. Помнишь историю про праведного путешественника Ланбринка?
— Помню, помню. Это, который у всех встречных спрашивал, на что похожа дорога. У охотника, у крестьянина, у купца, у солдата и у ещё у других…
— Да-да.
— Охотник сказал, что дорога похожа на верёвку, которая ведёт, изгибаясь, от одного знакомого узелка до другого. Крестьянин сказал, что дорога — это множество ровных отрезков, лежащих посреди широкого и обозримого поля, соединённых друг с другом. А вместе они складываются в круг вечного возвращения.
— А купец?
— А купец сказал, что дорога — это цепь людей, ведущая к деньгам. И цепь эта то скрывается в неизвестности, то выходит на свет.
— А дальше?
— А дальше был солдат, монах, куртизанка, чиновник и другие. И все, что интересно, говорили разное.
— Ещё бы. Но самое интересное то, что он встретил их всех на одной и той же дороге.
Ученик задумался.
— Значит, Истину можно постичь, только уйдя из жизни.
— Не то чтобы обязательно уйти, а пройдя между. Только открыв дверь, чтобы уйти, вспоминаешь, зачем пришёл.
— Так что же… О, гляди, люди какие-то. — Олкрин приподнялся на локте.
— Я их давно заметил. — Сфагам не меняя расслабленной позы, закрыл глаза — солнечный свет, лившийся сквозь неслышно колеблемое ветерком кружево ветвей, был нестерпимо ярок.
Послышался шорох приближающихся шагов. Открыв глаза, Сфагам увидел, как половина неба скрылась тёмным силуэтом склонённой над ним фигуры.
— Эй, добрые люди! Всё ли с вами в порядке?
