косичками, перехваченными лентами.
— Зачем вступаешь в организацию? — строгим голосом спросила Фруза Зенькова. Повременив, добавила: — Расскажи коротенько о себе.
Зина постояла минуту в раздумье.
— Я из Ленинграда, — тихо сказала она. — Приехала с сестренкой на каникулы и вот застряла. У бабушки в Зуях...
Она взглянула на ребят вопросительно.
— Вы знаете мою бабушку? Ефросинья Ивановна Яблокова...
Фруза, сдерживая улыбку, кивнула: «Знаем, мол, знаем, говори...»
— А училась я, — продолжала Зина, — в триста восемьдесят пятой школе. За Нарвской заставой. Перешла в восьмой класс... — Она замолчала, вспоминая о чем-то, и глаза ее вдруг помрачнели. — Отец мой работает на Кировском заводе. Давно, с тысяча девятьсот тринадцатого года. Мама тоже работает... То есть работала раньше, до войны, а сейчас не знаю... Там блокада. Голод... — Зина медленно проглотила горький комочек, подкатившийся к горлу, и негромко продолжала, обращаясь к Фрузе: — Да, ты спрашиваешь, зачем я пришла к вам. Вы тоже, наверное, думаете, как мой дядя и тетя, что я маленькая и ничего не вижу, не понимаю. Как бы не так!.. Я все вижу. И понимаю. Все, все...
До войны мир представлялся Зине таким ясным, понятным, точно он лежал перед ней на ладони. Родители работали, семья жила в достатке. Зина училась на «отлично». Младшая сестренка Галя вот-вот должна была пойти в школу. Дома, на Балтийской, всегда было людно, весело. По вечерам собирались папины товарищи, рассказывали про заводские дела и про гражданскую войну. Зина забиралась в угол на диван и слушала, слушала... А по воскресеньям Зина устраивала дома кукольный театр для всех малышей со своего двора. И вот фашисты нарушили все!.. «Где теперь радость, счастливая жизнь?! В Ленинграде рвутся бомбы, снаряды...»
Зина подумала об этом, и взгляд ее стал суровым.
Секретарю комитета понравилась девочка, ее решимость. «Вот скажи такой, что сделать, и она не остановится ни перед чем».
И все-таки Фруза не спешила.
— Это хорошо, что ты пришла к нам, — заявила секретарь комитета. — Одной рукой, сама знаю, узла не завяжешь. Но... нынче время знаешь какое? Промахнешься — голова с плеч! И товарищей под удар поставишь... Может, придется жизнью рисковать.
— Знаю.
— Ну, а ежели... Ежели попадешься? Будут бить, пытать...
— И об этом думала. Поверишь, ночью не засыпала. Все думала, думала. И вот пришла... Я же пионерка.
— Дай ей задание, — заступился за девочку кто-то из членов комитета. — Испытай!
Ее приняли, и вскоре Зина вместе с другими юношами и девушками уже распространяла среди населения листовки, подпольные газеты, сводки Совинформбюро, собирала и прятала оружие, оставленное при отступлении советскими частями.
Однажды секретарь подпольного комитета вызвала Зину и ее двоюродного брата Илью Езовитова, коренастого крепыша.
— Вот что, ребята, — сказала. Фруза. — Получайте на пару задание. Нужно узнать в Зуях и в поселке торфяного завода, какие там стоят части, сколько солдат. Сведения передадите связному лично.
Она сообщила пароль, время и место явки — урочище, что неподалеку от Ушалов. Тут же предупредила: если что изменится, то под поваленной березой будет закопана бутылка с запиской.
Раньше чем собрать разведывательные данные, Илья и Зина продумали, как лучше действовать.
— Мне кажется, что узнать, какие в Зуях немецкие части, можно, если подслушать разговор по радиотелефону, — поделился Илья своими соображениями. — Верно?
— Пожалуй, так, — согласилась Зина. — А как подслушать?
— Не беспокойся. Это я беру на себя. В нашей хате помещается сейчас полевая радиостанция и телефон. В сенях лежат наши дрова. Я часто туда наведываюсь за дровами. Если присмотреться да не зевать, кое-что можно узнать. Но как вот установить, сколько солдат? О таких вещах по телефону не передают.
Ребята сидели задумавшись. Вдруг Зина вскочила.
— А знаешь, Илья, это я узнаю. Факт!
— Каким путем? — Его карие глаза зажглись любопытством.
— Пока секрет! — пыталась она уйти от прямого ответа, но Илья настаивал.
— Ты должна мне сказать. Нам нельзя зря рисковать.
— Хорошо, скажу. На площади в поселке торфозавода два раза в неделю производятся строевые занятия. Ты видел? Сгоняют почти всех солдат гарнизона. Вот я и сосчитаю.
— Идея, Зинка! Как я сам не догадался?
— Договорились!
Собрав нужные сведения, Зина и Илья в назначенное время отправились в урочище. Илья бывал здесь много раз.
Ребята перешли деревянный мост через небольшую речонку, впадающую в Оболь, и, пройдя немного берегом, очутились на месте. Теперь надо было отыскать высокую сосну — условленное место встречи со связным. Нашли.
— Ну, Ильюшка, взбирайся наверх. Я тут подежурю, — предложила Зина.
Через несколько минут с вершины дерева раздался его голос:
— Смотри, здесь большое гнездо. — Это был пароль.
Вслед за этим, как предупредила Фруза, должен был показаться человек и ответить: «Не трогай гнездо. Я сейчас полезу к тебе». Но никого не было. Только слышно было, как шумят деревья.
— Может, вернемся? — занервничала Зина. — Заглянем сюда позднее.
— А вдруг прибежит связной? Что тогда? — возразил Илья.
Вспомнили про бутылку, о которой предупредила Фруза, и стали искать сваленную березу. Нашли березу, разгребли под ней землю и вынули бутылку с запиской: «Меняю квартиру. Если задержусь, — ждите».
Они расположились на траве. Зина легла на живот, вытянув ноги и подперев руками подбородок. Думы завладели ею и перенесли в родной город за Нарвскую заставу.
— ...Вечер. Мягкий свет льется из-под круглого золотистого абажура. Семья в сборе. За столом — папа и мама. Зина устроилась на диване, а рядом, свернувшись в комочек, спит Галочка. Зина поправляет платок, которым укрыта младшая сестренка, а та, не пробуждаясь, улыбается во сне. И Зина тоже чему-то улыбается. Чему — она сейчас не припомнит. Кажется, не было повода. Папа рассказывал серьезное. Про то, как бронепоезд «Красный Путиловец» пробивался к красным. А белые не пускали — подложили мины. Тогда боец Иван Газа пополз по снегу и снял с рельсов мины. Его ранили в грудь. А только он выжил... Мама слушала, а сама пришивала к синенькому халатику Зины воротничок. И она тоже почему-то улыбалась... Какие они были тогда все счастливые!..
Зина глубоко вздохнула и вдруг, повернувшись к двоюродному брату, спросила:
— Илья! Скажи, что такое счастье? Мы, девушки, часто думаем о счастье, — какое оно и где оно?
— Сча-а-стье? — переспросил Илья, растягивая слова. — Я думаю, что это сделать для людей что- то такое необыкновенное. Как папанинцы на льдине... Я думаю, — горячим шепотом продолжал Илья, — счастье — убить фашиста, хозяйничающего на нашей земле. Знаешь, Зина, прохожу я мимо отцовского дома, где теперь радиостанция, а внутренний голос меня спрашивает: «Ты видишь, Илья? Немцы обзывают тебя свиньей, а сами живут в твоем доме, едят твой хлеб. А пленных русских кормят дохлятиной, помоями». Разве такое стерпишь?
По вершинам деревьев пробежал сильный ветер-Зина глянула вверх.
— Слышишь, как шумит лес? Почему, знаешь? А я знаю. Чует нашу победу. Да, да, не смотри на
